Страница 11 из 38
По-моему, он не сильно обиделся, что я тут к святому жмусь и вообще веду себя не как благонравная барышня. Или я все же себя слишком накручиваю?
Проблемы есть и посерьезнее. Монстры собираются мной похрустеть, а я беспокоюсь о том, что подумает обо мне едва знакомый парень, от, пардоньте, ширинки которого я никак не могу отлипнуть. Чисто физически, если честно. Ветер вжимает меня туда, да и сам сияющий придерживает и тащит как мешок с мусором.
Короче, заминаем тему и пытаемся спасти остатки девичьей гордости.
‒ Держись за бубенцы! – командует котик.
Вот вам и девичья гордость.
‒ Что, вот так сразу? – обалдеваю я.
У нас даже с Петровичем отношения начинались с безобидного «почесать пузико». А тут прямо без подготовки и хватайся, блин, за бубенцы.
‒ Давай же!
В мою ладонь ударяется кулак котика. Пальцы рефлекторно сжимаются, а секунду спустя я ошарашено пялюсь на два блестящих шарика, соединенных серебристой лентой.
Точно. Бубенцы.
Какой конфуз, граждане! А я-то про другие бубенцы думала. Фу, Мила. Не зря тебя в Ад активно стараются пристроить.
Наш полет наконец-то выравнивается.
‒ Нужно покинуть Преддверие. ‒ Сияющий рывком подтягивает меня повыше и запихивает себе подмышку. ‒ Падальщики не отстанут. Давай сюда бубенцы. ‒ Он вырывает у меня из рук шарики, которые, к слову, так ни разу и не звякнули, и грубовато разжимает большим пальцем мой кулак. Смотрит на ладонь и удовлетворенно кивает. ‒ Отлично, получилось.
‒ Что получилось? ‒ Тоже смотрю на свою ладонь.
На ней ровно посерединке сгустилось сияние, напоминающее застывшую и переливающуюся капельку.
‒ Печать. ‒ Котик замахивается и кидает отобранные у меня бубенцы в сторону края поляны. ‒ Видишь Границу? Стену света? Как только опущу тебя на землю, сразу же ищи бубенцы. А как найдешь их ‒ скажи «Будешь моим талисманом, вещь». Поняла?
Кажется, накануне кто-то прибухнул. Красавчик, по моему мнению, несет лютую дичь. С другой стороны, если вспомнить, где я нахожусь, кто там хрипит и ревет под ногами, и что в небесах нас держат белые крылышки, прицепленные к спине пацана…
Ладно, ладно, что там надо орать бубенцам?
Неистово киваю парню, давая понять, что суть уловила.
‒ А затем хватаешь бубенцы и сразу же, слышишь, сразу же пересекаешь Границу. ‒ Котик встряхивает меня. Видимо, для того, чтобы информация хорошенько впиталась в мою голову и не вылетела раньше времени. ‒ Не забудь все время держать их в руках. Они будут твоим талисманом. Приготовься.
Ой, опять это ужасное слово. После него меня обычно швыряют.
И правда.
Котик, который за эту выходку теряет часть своей бонусной прелести, закидывает меня в гущу веток на ближайшее к «границе» дерево. Запредельная точность. Если бы меня расплющило о землю, я бы, пожалуй, высказала свое сугубое «фи» всему этому неприглядному мероприятию.
‒ Шевелись, ‒ дает он мне новую команду. ‒ Я задержу падальщиков.
Он пикирует вниз ‒ наперерез тварям, галопом мчащимся к моему дереву.
Предложенный план действий не особо меня вдохновляет, но благодаря нему я, по крайней мере, хоть как-то трепыхаюсь, а не жду своей участи.
С мелочами разберемся в рабочем порядке.
Сползаю со ствола, плюхаюсь на колени и принимаюсь шарить руками по траве. Если бубенцы обязательно понадобятся для перепрыгивания через эту светящуюся черточку, то почему нельзя было просто отдать мне их в руки? Зачем кидать неизвестно куда? Сам же себе больше трудностей создал. Дольше придется сдерживать натиск падальщиков, пока я тут поисками колокольчиков занимаюсь.
Сверху раздается шипение. Поднимаю голову и замечаю серую фигуру, скачущую по верхушкам ссохшихся стволов. Хитрюга. Решил обойти битву и в одиночку меня закусать? Может, это тот, который мой мобильный слопал?
Евгений, секретарь ты образцовый, но на официальное трудоустройство все равно не надейся.
Где же эти гадские бубенцы?!
Стоит позвать котика на подмогу. Но из-за того, что мне неизвестно его имя, мозг ни в какую не хочет предложить альтернативу зову. На простое «спасите-помогите» разум тоже не расщедривается.
Вот что получается, когда привыкаешь все делать самостоятельно.
Мои пальцы упираются во что-то объемное в траве.
Нашла?!
А падальщик уже скользит по земле, пуская слюни.
«Будешь моим талисманом, вещь!» ‒ истошно воплю я, хватаю предмет и с разворота влепляю бубенцами по выпуклым глазам наскочившего на меня падальщика.
Потом я извинюсь за варварское использование чужого имущества. А пока колокольчики и на это сгодятся.
Всматриваюсь в предмет в моих руках.
Ошибочка вышла. Это не бубенцы.
Я только что вмазала падальщику чьим-то белоснежным черепом.
Глава 12. ПРОДУКТ И МИГРАЦИЯ
Бедный Йорик!
Горацио, спокуха, я его не знала. Так что о бренности бытия поговорим потом.
Здорово. Помимо того, что я – варвар, во мне еще обнаруживаются и замашки вандала. Чью могилу я уже успела мимоходом расхитить?
Передо мной вырисовывается пасть падальщика. Из темного нутра несет смесью из вони подпорченных консервов, опрелых носков и подгнившей листвы.
Хрясь!
«Да чтоб тебя! – Дико вглядываюсь в пустые глазницы черепа, который вновь использовала в качестве оружия. – Опять огрела его черепушкой!»
‒ Что ты делаешь, беляночка? – Метрах в пяти от меня к стволу дерева вальяжно прислоняется Ацелестий. Взгляд у него, к слову, не менее голодный, чем у падальщиков.
‒ Веду дебаты, ‒ коротко поясняю я, посылая падальщика в нокаут еще одним ударом черепа по морде. – Обсуждаем разумность употребления в пищу прытко бегающих девочек. В итоге пришли к выводу, что сыроедение на сегодня отменяется.
В подтверждение своих слов одариваю дезориентированного падальщика отменным пинком. Тот разъяренно хрипит, но затем все же отступает, попутно облизывая поврежденные белки глаз неимоверно длинными языками, высунувшимися сразу из всех пастей.
Перевожу дыхание, а миг спустя уже встаю в подобие боевой позы и вытягиваю в сторону Ацелестия черепушку. Не время расслабляться. Этот экземпляр хоть и хорош собой, но спит и видит, как меня конвертиком сложить и побыстрее запихнуть в темные тесные конструкции. Я наконец-то спустилась с дерева, и если котик во время наших полетных бурных объятий сделал то, о чем просил его Ацетон, то прямо сейчас мне стоит опасаться не только падальщиков.
‒ Сияющие – весьма упорный народец. И сильнее всего их усердие проявляется при спасении несправедливо измусоленных душонок. Крепкие орешки, ‒ с легкой ленцой в интонациях сообщает Ацелестий и кивает в сторону котика. – А особенно упорен вот этот фундук. Меня даже вид его напрягает.
‒ А ты зажмурься, ‒ советую я, одновременно шаря взглядом по траве. – Тогда и вид его напрягать не будет.
‒ Не поможет, ‒ притворно скорбно вздыхает парень. – В башке так и крутится его образ. У нас, знаешь ли, бессмертные чувства друг к другу.
‒ Что ж, совет вам да любовь, ‒ бросаю я и почти сразу кидаюсь на землю.
Колени проваливаются в пованивающую гнильцой травяную поверхность. Изо всех сил тянусь вперед. Кончики пальцев прочерчивают линии на боку одного из найденных бубенцов.
Надо мной нависает тень. По обе стороны от меня, согнутой в неаппетитную баранку, на землю опускаются руки. Ацелестий присаживается на корточки подле и начинает шумно дышать мне в затылок.
‒ Какая умничка, ‒ шелестит он над ухом. – Сохранила индивидуальность даже после путешествия в Великом Теле. Обычно там стирается все до последнего кусочка, до капельки, и остается только податливая пустота. Но ты – иной продукт.
‒ Да, да, продукт, вкуснятина. Еще свежачок, ‒ соглашаюсь я и боязливо подтаскиваю к себе бубенцы поближе.