Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 75

— Хао ба[107], — произносит она наконец.

— Действуем! — восклицает Софи и тащит меня прочь.

— Аймэй! — говорит Драконша.

Я настороженно оборачиваюсь:

— Вэй?

Ее орлиный взгляд пронизывает меня насквозь.

— Вы, девочки, большие умницы, что взялись за это.

Драконша возвращается к тарелке и продолжает накладывать завтрак.

— Она перестанет считать нас умницами, как только я выйду на сцену, — шепчу я, пока мы с Софи возвращаемся к Рику. — Особенно если наши костюмы действительно секси, как ты говоришь.

— К тому времени уже будет слишком поздно, — нараспев произносит Софи.

— Аймэй! — Лихань протягивает мне зеленый гостиничный бланк, когда я добираюсь до Рика. — Ни баба да лай дяньхуа.

— Папа звонил?

Я пытаюсь подавить приступ паники, ведь после того звонка насчет фотографии я с ним не разговаривала. Лихань протягивает еще один бланк Рику, и тот хмурится:

— Дженна? Я думал, она не хочет со мной разговаривать.

Я борюсь с желанием разорвать оба бланка на мелкие кусочки. А вслух замечаю:

— Похоже, нам обоим нужно позвонить.

* * *

В этом отеле нет четвертого этажа (китайский эквивалент несчастливого тринадцатого, потому что «четыре» по-китайски звучит так же, как «смерть»). Мой номер расположен на пятом, то есть в действительности на четвертом, и, открывая дверь, я ощущаю все бремя своего невезения.

Он не помешает нашему выступлению. Ни в коем случае. Даже если мне придется съесть свой обратный билет.

Для начала я проверяю электронную почту, чтобы узнать, не отправила ли Перл предупреждение. Так и есть, верная сестричка не дремлет: «Папа пытается с тобой связаться. Не знаю насчет чего. Они говорят по-китайски. Мама волнуется».

Папа берет трубку после первого гудка.

— Привет, Эвер.

Я представляю его на другом конце провода, в кепке «Кливленд индианс». Папин голос в стократ спокойнее, чем во время прошлого разговора, но это не значит, что плохих новостей не будет.

— Я попросил больницу перенести мой рейс на несколько дней. Вылетаю сегодня вечером и буду у тебя завтра днем, а в воскресенье мы вместе вернемся в Штаты.

Это лучше, чем угроза отправить меня домой, но ненамного. Папа приедет, чтобы лично присмотреть за мной в последние дни.

— Я вернусь в лагерь только в субботу вечером.

К тому времени, когда он поймет, что я в Национальном театре, будет, как сказала Софи, уже слишком поздно.

— Вот как? Ну ладно. — Кажется, папа разочарован. — Я заеду за тобой в лагерь в воскресенье утром. Держи мобильник включенным, ладно? Я напишу тебе на WeChat.

Я ожидала гневный тон, но голос у него добрый. Почти умоляющий. Неужто пронесло?

— Хорошо, папа.

Я отключаюсь, но не выпускаю трубку из руки.

Папа вот-вот сядет в самолет, а я забыла пожелать ему счастливого пути! Это семейное поверье, отгоняющее беду, вроде щепотки соли через плечо. Мой рассеянный отец, всю жизнь витающий в мечтах о медицине! Без мамы, следящей за тем, чтобы папа смотрел, куда его несут ноги, он непременно забудет багаж в аэропорту или врежется в стену.

— Счастливого пути, — шепчу я. Надеюсь, это считается.

Раздается стук, и я открываю дверь, чтобы впустить Рика. У него на плече рюкзак.

— Дженна не сняла трубку, поэтому я оставил сообщение. Все в порядке?

Итак, мы оба сорвались с крючка. Надо радоваться. Списать паранойю на свою вечную тревожность.

Рука Рика задерживается на моей талии, и я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его:



— Да, все в порядке.

* * *

К тому времени, как мы высаживаемся на белоснежные песчаные берега озера Зинтун, последнего пункта экскурсионной программы, слух о благотворительном концерте уже обошел весь лагерь. Дебра и Лора предлагают пригласить тайваньских чиновников, с которыми они встречались в качестве президентских стипендиатов. О себе заявляют все новые таланты для шоу: в числе прочих Софи вносит в растущий список группу a capella и Спенсера, который собирается прочитать речь Мартина Лютера Кинга.

— Оставь для нас с ребятами семиминутное окно, — подмигивает Марк, отказываясь сообщать подробности.

Теплый ветерок нежно ласкает нас, когда «Банда пяти» позирует на берегу озера для очередного снимка борцов со стереотипами: руки и ноги занесены, как перед «ударом журавля», грозные кулаки подняты, зубы оскалены — гуру магических боевых искусств заставляют весь автобус рыдать от смеха. Я тоже смеюсь и вношу их имена в список.

— Пожалуй, у тебя есть еще одно призвание: охотник за талантами, — целует мои волосы Рик.

Я улыбаюсь:

— Пожалуй, мы можем быть очень разносторонними.

* * *

Мы с Софи замечаем Ксавье, который сидит под пальмой с низко нависающими листьями и делает наброски в альбоме, лежащем на коленях. Белые волны набегают на песок и плещутся у его ног. Он вздрагивает, встретившись со мной взглядом, и заслоняет рисунок рукой.

— Чего тебе? — резко осведомляется Ксавье.

Софи с планшетом в руке храбро опускается на песок возле него, забыв, что она в оранжевом платье. Я сажусь рядом и предоставляю ей рассказать Ксавье про аукцион, имеющий целью помочь затопленной деревне. Ксавье молчит, однако не требует оставить его в покое.

— Готова спорить, твои работы пойдут на ура, — заканчивает Софи. — А главное, это благое дело.

Ксавье кладет свой альбом на песок:

— Моя бабушка была тайваньской аборигенкой. Вот откуда у меня вьющиеся волосы. — Он дотрагивается карандашом до завитка, смотрит на меня, потом на свои сандалии. — Пожалуй, у меня найдется несколько рисунков.

— Ладно, дашь мне знать. — Софи напускает на себя деловитость, пряча под ней то сокровенное, чего не может ни выразить, ни показать. — Я приглашаю все местные семьи плюс тетушкиных коллекционеров. И позабочусь о том, чтобы твои работы попались на глаза нужным людям. Если ты в деле, я не подведу.

В глазах Ксавье мелькает удивление, на губах появляется легкая улыбка:

— Я никогда в этом не сомневался.

* * *

Мэйхуа плачет, когда я разговариваю с ней по телефону Лиханя.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Многие хотят вам помочь. Просто нужно знать как.

— Родители не поверят. Мама сейчас кормит мою новорожденную сестренку — я выжду, прежде чем ей сообщить, не то она уронит малышку! Пожалуйста, поблагодари всех от имени всей нашей деревни.

— Обязательно, — обещаю я. — Ты тоже должна танцевать с нами.

— Какая из меня танцовщица! Но спасибо тебе, Ай… то есть Эвер.

— Можешь звать меня Аймэй. Мне нравятся оба имени.

— Хао дэ[108], — смеется вожатая. — Сесе[109], Аймэй!

Я ищу в толпе Рика и наконец замечаю его зеленую футболку возле багажного отсека автобуса. Рик стоит ко мне спиной, согнувшись под странным углом. И прижимает к уху телефон. Он страшно напряжен — я не видела его таким с самого возвращения из Гонконга — и вновь нервно ковыряет шрамы большим пальцем.

Страх пронзает мне сердце. Я бегу к нему.

— Прости, я ничего не понимаю, — говорит Рик в трубку. — Ты здесь? Но как? Где?

— Что случилось? — Я хватаю его за руку, скользя по песку. — Кто здесь?

Рик прижимает телефон к груди, плечи его напряжены, как вздыбившиеся скалы на разломе. Вздрогнув, я замечаю, что кончики его пальцев в крови — так он расковырял шрамы.

— Она здесь, — ошеломленно произносит Рик. — Сказала, что уже несколько дней пытается до меня дозвониться.

— О чем ты говоришь?

Он устремляет взгляд на дорогу, и в этот момент на пляж выезжает серебристый «порше». Из задней дверцы выскакивает красивая девушка, стильно подстриженные черные волосы падают ей на подбородок. Измятое черное платье свидетельствует о многочасовом путешествии.