Заключённый волк

Она встала на цыпочки, чтобы смотреть прямо в люк; если она и боялась меня, то она этого не показывала. Это делало ее идиоткой или равной по силе, и я ставил на последнее.

— Меня наняли, чтобы вытащить тебя отсюда. О любой части моих планов, которая касается тебя, я расскажу, когда буду готова. Это просто вежливость, что я говорю тебе о них сейчас. Так что ты можешь либо принять хорошую судьбу, которую тебе преподносят звезды, либо проигнорировать ее, и я все равно вытащу тебя отсюда и получу мою оплату.

— Хммм, — раздалось у меня в груди. — Нет, тебе нужны не только деньги.

В ее глазах я увидел нечто, что отражало мою собственную душу. Потребность быть замеченным. Она делала это не только ради денег, но и ради славы тоже. И мне было знакомо это чувство. Я убивал как художник, оставляя стены, окрашенные в красный цвет, как Пикассо, подвешивая своих жертв и отрезая от них куски, как Ван Гог, и топя людей в ванне с кока-колой — ладно, последнее было делом моих рук. Но дело в том, что мне нравилось оставлять свой след, я хотел, чтобы люди говорили о величайшем из ныне живущих убийц. Син Уайлдер был злодеем, который напоминал плохим фейри запирать окна и двери перед сном. И эта милая крошка хотела, чтобы ее имя тоже было на свету.

— Не думай, что знаешь, что мне нужно, — мрачно сказала она.

— Тогда оставлю размышления при себе, — задумчиво ответил я, но был уверен, что разгадал ее.

— У меня есть кое-что, что может подсластить пилюлю. Нам не обязательно быть врагами, — она потянулась к комбинезону, и мои брови поднялись в надежде, и я задался вопросом, не взгляну ли я мельком на сиськи в обмен на мое время. Она достала одним звездам-известно-откуда, то, что было, пожалуй, лучше сисек. И я не говорю об этом легкомысленно. Запечатанный белый пластиковой стаканчик.

— Что это? — потребовал я низким голосом, внезапно став серьезным, как гребаный сердечный приступ.

— Пудинг, — сказала она просто, как будто это ничего не значило. Но это значило все.

Всееееееее.

— Пудинг. Какого. Вкуса? — процедил я сквозь зубы, теряя рассудок. Я жил на черством хлебе и без масла — не лизнуть, не попробовать. Этот пудинг был оргазмом в стаканчике. Но только если он был шоколадным. Во имя луны, пусть это будет шоколадный.

— Шоколадный, — сказала она, и я потянулся за ним, просунув всю руку в люк.

Она вышла из зоны досягаемости, и я отдернул руку со звуком, похожим на то, если бы кто-то пнул собаку.

— Дразнишь, — прошипел я.

— Я отдам его тебе, если ты скажешь мне одну вещь, — легко сказала она, размахивая стаканчиком, чтобы меня поддразнить.

— Что? — зарычал я, размышляя, могу ли выбить дверь в стиле Халка и пойти за пудингом. Но, честно говоря, если бы я выбрался наружу, пудинг был бы вторым в списке того, что я хотел бы съесть.

— Почему тебя посадили в изолятор? Мне нужен способ вытащить тебя отсюда.

Я рассмеялся.

— Удачи тебе, котенок. Я выпотрошил одного парня, чтобы заработать себе место, а потом какой-то мелкий стукач продал меня охранникам.

Я повернулся и сплюнул на землю позади себя, потому что, если я когда-нибудь узнаю, кто был этим стукачом, его внутренности станут его наружностями быстрее, чем Вампир сможет отлить.

— Хм, — она прижала стаканчик ко рту, и мой член дернулся от желания. Представляла ли она, что сейчас со мной делает? — Значит, никто из охранников на самом деле тебя не видел? Никаких камер видеонаблюдения?

— Я не гребаный идиот, котенок. Я не убиваю на камеру. То есть, я бы убивал, если бы за это не давали тюремный срок. У меня могло бы быть свое собственное телешоу. Вообще-то…

— Ты отвлекаешься, — оборвала она меня, и моя ухмылка стала шире.

— Поверь, мое внимание полностью приковано к тебе, — я позволил взгляду блуждать по ее изгибам, и к тому времени, как я вернулся к ее лицу, она закатила глаза. К черту мое бесполезное тело. Если бы у меня был доступ к способностям моего Ордена, она бы уже упала к моим ногам.

— Значит, кроме стукача, который тебя сдал, других доказательств того, что это сделал ты, не было? — спросила она.

— Ничего. Я спрятал оружие как профессионал. Оно, наверное, все еще в моей старой камере внутри задней ножки нижней койки. Я выдолбил ее, используя только монету и собственные ногти. Кстати, какой ублюдок забрал мою камеру? Это был Рэндал? Сука Рэндал…

— Ну, я не знаю, какая у тебя была камера, — сказала она с позабавленной улыбкой.

— Это легко запомнить. Номер один, — сказал я мурлыкая. — Блок А. Верхний этаж, очевидно.

— Значит, если я смогу достать орудие убийства и подложить его кому-нибудь другому… — она невинно пожала плечами, но что-то подсказывало мне, что этот одуванчик вовсе не был невинным. Это был такой одуванчик, который трахал чертополох и развлекался с ядовитым плющом.

— Ты в том же блоке? — спросил я.

— Нет, — она снова пожала плечами, и я издал гравийный смешок.

— Тогда удачи тебе в этом задании, медовый пирожок. В другие камеры ты попадешь только в том случае, если тебя переведут. А переведешься ты только если обратишься к Начальнице тюрьмы, а Начальница тюрьмы только…

— Тебе следует мыслить нестандартно, Син, — снова оборвала она меня, придвинувшись ближе. — Но, наверное, это трудно для тебя, когда ты заперт в коробке. Она постучала по двери, и я наклонил голову, мой взгляд упал на пудинг.

— Я дал тебе, что ты хочешь. Теперь дай мне мою награду, — я снова потянулся за пудингом, и на этот раз она охотно отдала его.

Я выхватил его, прижимая к груди как настоящий Голум30. Мое.

Сексуальная улыбка завладела губами мисс Ответ-На-Все-Мои-Мечты, и она стала нравиться мне гораздо больше. Черт возьми, была одна вещь, в которой я нуждался больше, чем в этом чизкейке. То, ради чего я готов был отрезать конечность. Но мои цепкие пудинговые ручонки не выиграли мне бонусов. Так что мне оставалось быть полным придурком по этом поводу.

Она придвинулась ближе к люку, чтобы заглянуть внутрь, и я выпрямился, разглаживая выражение лица, и засовывая пудинг в карман треников. Сложив руки на груди, я поиграл мышцами.

— Я согласен сотрудничать и облегчить тебе все это дело, но только если ты дашь мне кое-что взамен.

— Что еще? Я только что дала тебе пудинг! — она нахмурилась, и я постучал пальцем по губам.

— Поцелуй меня, котенок. Освободи меня на несколько секунд своими яблочно-красными губами.

Мое горло сжалось, когда ее взгляд упал на мой рот, и я больше всего на свете пожелал использовать форму моего Ордена. Чего желала эта кошечка? Я бы дал ей ту марку кошачьей мяты, которая ей нужна. Но прямо здесь я мог быть только одним — самим собой. И это было недостаточно хорошо.

— Обещаешь, что будешь сотрудничать? — она изогнула бровь, придвинувшись еще ближе.

Юпитер, должно быть, был в моем гороскопе сегодня, потому что я был одним счастливым сукиным сыном.

Я заинтересованно кивнул, прижавшись всем телом к двери, подняв руки над головой и вцепившись ногтями в холодное железо. Мне нужно было тепло тела, вожделение и страсть. Я умру, если не получу их в ближайшее время.

Она наклонилась вперед, ее ресницы бросили тень на щеки, ее веки стали тяжелыми, а дыхание порхало над моим ртом. На вкус она была как сахар и надежда, и это еще до того, как ее рот оказался на моем. Мог поспорить, что вкус у нее был греховный. А если и нет, то я знал один хороший способ, как вложить грех в нее.

Я застонал от нужды, прижимаясь к двери. Мой член увеличился, балансируя на грани боли, когда я не дал ему места, отказываясь сдвинуться и на миллиметр. Я должен получить этот поцелуй. Отказаться сейчас от ее губ было бы для меня проклятием. В этот момент я не мог придумать, чего бы я хотел больше, чем просто прикосновения моего языка к ее, моей щетины к ее гладкой коже, тепла ее плоти на моей.

— Двенадцать! — голос офицера Кейна расколол воздух пополам, и ее с воплем оттащили от меня за волосы.