Мой эльфийский муж

— Упал с лошади, госпожа, — соврал я. На самом деле имел неосторожность уронить вилку, когда прислуживал за столом матери, и та сочла это достойным поводом, чтобы пустить в ход стоявшую у камина кочергу.

— Допустим… — хмыкнув, заявила Милатриэль. — Повернись!

Я подчинился.

— А шрамы — это тоже лошадь? — в голосе гостьи явно проскользнуло раздражение и направлено оно было, что непривычно, не на меня.

Хотелось сказать, что так бывает, если вовремя не лечить раны от кнута, но я молчал, пытаясь придумать, что соврать на этот раз.

— Это… — начал оправдываться я.

— Молчи! Я и так поняла. Лошадь, — сестра Владычицы была разгневана. — Мало того, что выяснилось, что один из твоих кандидатов на отбор не девственник, так еще и… лошади у тебя в доме такие агрессивные!

— Я с этим разберусь, — скрипнув зубами, проговорила матерь.

— Надеюсь! Теодосаля я забираю. Придворный лекарь сведет синяки, а шрамы просто замаскируем. — В тон ей отозвалась гостья и добавила, обращаясь ко мне: — Одевайся. На центральной аллее стоит мой экипаж. Жди там.

Я наскоро застегнул рубашку и стрелой вылетел из гостиной, не в состоянии поверить, что судьба подкинула мне хоть крошечный, но все же шанс на избавление.

Сперва в голове крутилась только одна мысль: как выделиться из толпы парней, представленных на отбор ментерии? Потом пришло осознание, что стать женихом представительницы Великого ковена, возможно, не такая и хорошая идея. Она же ведьма! В наших краях многое о них говорят. Может оказаться, что ментерия Нгави еще более кровожадная садистка, чем Оланара. Затем нагрянуло осознание, что как-то блеснуть на отборе мне все равно не удастся: по правилам, мы может только безмолвно ждать решения женщины. И хоть природа была милостива ко мне, подарив привлекательную внешность, для ментерии выбрали лучших мужчин, среди них и более привлекательные, чем я имеются.

При таких внутренних эмоциональных качелях поездка с сестрой Владычицы во дворец и визит к лекарю прошли фоном, как нечто несущественное. А когда к вечеру меня отпустили и даже выдали экипаж, чтобы добраться до родового особняка, я ощутил, что назревает проблема посерьезней.

Мой страшный секрет рвался наружу. Никто, ни одна живая душа не знала, что у меня есть магические способности. Когда они впервые проявились, я был один и никому не сказал о случившимся, потому как точно знал: если матерь выяснит, что я маг, не отпустит от себя никогда, привяжет навечно, заставит служить семье, выжимая из меня все силы. Старался дар подавить, но не вышло. Тогда стащил в библиотеке книгу и учился его контролировать. Но иногда, когда я испытывал какие-то особенно сильные чувства, магия вырывалась из-под моего контроля и начинала бурлить. Вот  и сейчас она требовала дать ей выход.

Уходить, ища уединения, было опасно, потому как после визита во дворец, матерь, конечно же, должна была вызвать меня к себе, чтобы расспросить и дать указания по поводу отбора. Понадеялся, что ей будет некоторое время не до того, ибо Вилтраниэль должна была отбыть к месту встречи делегации из Нгави, и рванул к морю, к уединенной бухте, которую давно использовал в подобных случаях. Близкой от родового дома и города, но безлюдной — идеальное убежище для того, кто хочет выплеснуть магию, оставаясь незамеченным.

Но в бухте меня ждал сюрприз. Искрясь в лучах закатного солнца, на волнах качался магически созданный воздушный пузырь, а внутри него — девушка. Издалека было плохо видно, но, показалось, что она без сознания. Рискнул и решился применить рвущийся на волю дар. Создал водный поток и начал подталкивать пузырь к берегу.

Когда до него оставалось шагов пять, понял, что девушка — иноземка. Свет звезд, да она же наверняка, из свиты ментерии! Что с ней случилось?

Разволновался, слишком сильно ударил водным потоком в воздушный пузырь, и тот лопнул. Иноземка упала в воду, но в себя так и не пришла. Бросился вытаскивать девушку в ручную, а вытащив, положил на песок и начал легонько бить по щекам.

Она не подавала признаков жизни. Удивительно красивая, совсем не похожая на эльфийских женщин, с разметавшимися по золотому песку каштановыми волосами, с капельками воды на высоком лбу, тонком аккуратном носике и даже розовых чуть пухлых губах, она была бледна, словно жизнь ушла из ее тела.

Я знал, что нужно делать. Нас еще в детстве учат оказывать помощь тем, кто тонул. Жизнь у моря обязывает иметь такой навык. Но не мог решиться прикоснуться к губам женщины, пусть и иноземки, без ее позволения. А уж что было бы, узнай кто-то об этом! Клеймо позора выжгли бы у меня прямо на лбу.

— О, свет лучезарной, если кто это увидит или узнает, что я сделал… — прошептал, стараясь отогнать дурные предчувствия, и наклонился к губам девушки, делая первый выдох.

Девушка дернулась, как от удара током. Я моментально отпрянул, вскочил на ноги, удаляясь на почтительное расстояние. Сердце колотилось в груди, в голову лезли глупые мысли: “А не ищет ли эта прекрасная магичка себе мужа? Такая молодая, а уже приближенная ментерии!”

Я был растерян, не знал, как донести, что не стоит рассказывать никому о нашей встрече, потому как для меня это будет губительно. А спасенная мной попросила проводить ее к порту. Сразу смекнул, что ей нужно прямиком к месту встречи Владычицы и ментерии. Девушка все время прижимала к себе какой-то ларец и книгу, возможно, в ее обязанности входило хранить эти вещи и передать ментерии при встречи с нашей правительницей.

Всю ночь мне не спалось. Матерь так и не вызвала меня к себе, а я корил себя за то, что не решился обратиться к найденной в бухте магичке с просьбой, не привлек как-то внимание, не проявил себя должным образом. Возможно, она бы замолвила за меня словечко перед своей наставницей. Конечно, ментерия, наверняка, зрелая женщина, и слова молоденькой девушки для нее не слишком весомы, но с другой стороны, если та в свите, значит, имеет какое-то, пусть не слишком сильное, но влияние.

Рассвет принес новые волнения. Матерь-таки позвала меня к себе, но разговор был вовсе не о том, что со мной делали во дворце, напротив, она говорила об отборе.

— Будешь стоять там, глаза в пол, как все! — подойдя совсем близко, с розгами в руках сказала Вилтраниэль. — Сутулься, старайся не отсвечивать, никак не привлекай внимание, не оттягивай его от тех, кого мы считаем наиболее подходящими на роль мужа ментерии. Понял?

— Да, госпожа, — ответил я, не поднимая взгляда.

— Если что-то, хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь мелочь выкинешь… — она резко взмахнула розгами, и те красноречиво просвистели, напоминая о боли, которую приносят.

— Я понял вас, госпожа, — постарался произнести это как можно тверже, но проклятая надежда не давала голосу наполниться уверенностью. Внутренний голос шептал: “А вдруг повезет?!”

На ритуальном выступе, который эльфийский народ называет Языком лучезарной, мы стояли полукругом, спиной к обрыву, обнаженными по пояс. И было так непривычно, так дико, что одно только это обстоятельство заставляло держать глаза опущенными, чтобы не столкнуться взглядом с кем-то из пришедших женщин.

Никогда на отборах мужчин не раздевали, на такое пошли, очевидно, только ради иноземки. Видимо, красота тела имеет большое значение для представительницы Великого ковена. И тут я проигрывал, ибо мое было покрыто шрамами, которые сейчас хоть и были скрыты маскировочным заклятием, не перестали существовать.

Когда ментерия начала обходить нас, разглядывая и оценивая, внутри меня разбушевался настоящий ураган. Я метался между желанием броситься ей в ноги, прося выбрать меня, потому что, если она этого не сделает, то окажусь в лапах садистки, и благоразумием, подсказывающим, что если совершу подобное, а ментерия меня не выберет, судьба моя будет еще не завидней, чем представлялась.