Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 96

Глава 41

Чуть пройдя вперед по тропинке, свернула к старой железной беседке. Села на деревянную лавку и плотнее запахнула куртку.

Мысли путались в голове. Так сложно было принять все это, поверить...

Да, в детстве, когда я едва доставала ногами до пола, сидя на своей кровати, мой мир был наполнен сказками. Бабушка рассказывала их так, словно все в них от начала и до конца было чистой правдой. Она тихо преходила в комнату, когда за окном становилось совсем темно и над деревьями появлялась луна. Укладывала меня на мягкую пуховую перину, укрывала, целовала в лоб и начинала свой рассказ. Каждый раз новый...

Я помнила почти все... О ведьмах, охотниках, вампирах, оборотнях, сатирах, феях, леших...

Гриня... Выходит не прозвище это у него, а он... леший?

Вот о чем я должна была поговорить с бабушкой... Он знал! И выходит не только он. Все вокруг! Та женщина в бутике, которая сделала мне скидку как «своей». Бывшая любовница Мстислава выходит фея! Самая настоящая...

Хотя...

«Кикимора она» — проворчал мой внутренний голос.

А администратор в ресторане? Горгона?!

Берсеркеры в клубе... Девчонки, Майка и Вася, тоже называли меня своей.

А я и не понимала, о чем они...

Опустив голову, взглянула на руки. Сейчас чувствовала себя наивным дитем, которое зачем-то обманули.

Когда бабушка перестала рассказывать мне сказки?

Я уже и не помнила... Всю жизнь я прожила в селениях лесных и даже не осознавала этого.

Сколько раз ребенком я порывалась отправиться на поиски этих скрытых городов, но бабушка все смеялась и говорила — придет время и все само найдется.

Так почему же это время так и не пришло?

Ответа у меня не было, только чувство глубокой обиды. Меня лишили права на сказку.

Не знаю, сколько я так просидела в темноте, слушая, как по металлической крыше уже давно облупившейся и кое-где проржавевшей беседки, стучит мелкий дождик. Ветер налетал порывами и пробирал до костей.

Но возвращаться домой и мысли не было. Меня выставили какой-то дурой. Вся моя жизнь казалась сплошной ложью.

Лучший друг — не человек вовсе. Мать — убийца. Отец — слов приличных у меня не было, как назвать его...

Бабушка, к ней я испытывала двоякие чувства. Любила? Да, несомненно. Но в то же время... за что она так со мной?

Хорошо она не желала открывать передо мной истину о родителях, но зачем же умалчивать об остальном?

Ведь рассказывала же в сказках о мире ином. Готовила к нему. Так почему же я обо всем узнала от постороннего?





Мстислав... Оборотень... Он ведь называл меня ведьмочкой. Все говорил, что должен обо мне знать...

Вот он единственный кто не дурил. А если бы не встретила я его? Покачав головой, вздохнула.

Тяжелые руки легли на мои поникшие плечи и чуть сжали их. На мгновение я испугалась, а потом поняла, что это Мстислав пожаловал.

— И давно ты стоишь за моей спиной? — вопрос вырвался сам с собой.

— Не отставал ни на шаг с самого начала, малыш, — тихо ответил мужчина. — Я умею быть бесшумным и незаметным. Ну и зачем ты сбежала, ведьмочка?

— Не каждый день узнаешь, что трех поросят все же съели, — съязвила я. — Я в детстве так радовалась, когда они прятались в кирпичном домике, а ты так жестоко развеял мою наивную веру в их чудесное спасение. А семерых козлят тоже твой предок съел?

— Насколько я знаю, в истреблении козлов мы не участвовали, — беззлобно ответил он, его руки скользнули по моим плечам и заключили в крепкие объятья. — Признаться, когда я понял, что ты не совсем понимаешь, кто такая, подумал — ты куда легче воспримешь информацию. Легче! Как можно такое легко воспринять?!

Я хмыкнула и вытерла щеку тыльной стороной ладони. На коже осталась влага то ли от слез, то ли от дождя.

— Все хорошо, моя девочка, — его голос звучал глухо и как-то неуместно интимно.

— Что же хорошего? Если вам верить, то моя мать — убийца. Отец — волк. Бабушка с дедом — обманщики. А я вообще невесть кто! — убитым голосом прошептала я и вдруг позорно разрыдалась.

Я так не плакала, даже когда дедушку хоронили, а тут. Такая горечь стояла во рту. Было обидно за себя и за бабушку. Нас же с ней натурально выбросили за ненадобностью. Моя мать — чудовище! Слезы лились ручьем, нос расклеился, и я по-детски хлюпала им, даже не пытаясь прекратить истерику. Мне нужны были эти слезы, слишком долго я пыталась быть сильной.

Крепкие мужские руки выпустили меня из объятий. И не успела я подумать, что, наверное, так и нужно. Никому не интересны чужие беды и рыдания, как снова оказалась в его руках, при этом еще и сидящей на его коленях. Распахнув куртку, Мстислав укутал меня. И вдруг стало так тепло. Его тело истощало жар в буквальном смысле.

— Тихо, ведьмочка моя, — губы Мстислава легко коснулись моих волос. — Если бы я знал, что это так сильно тебя ранит, молчал бы. Хватит плакать, красивая, ты делаешь меня беспомощным и слабым. Я совсем не знаю, как тебя успокоить.

Вопреки его словам, я обхватила мужчину за талию и прижалась хлюпающим носом к дорогой рубашке. Поток слез стал больше. Я все никак не могла взять себя в руки. Не хотела снова становиться сильной и большой девочкой. Мне было хорошо в его объятьях, так тепло и спокойно...

... Дождь усиливался.

А мы все сидели в старом заброшенном парке в ржавой беседке. Мой мир рассыпался на сотни осколков, и я уже не понимала, где же реальность, а где сказочный вымысел.

— Кто я? — шепнула сиплым от пролитых слез голосом.

— Ты? — отозвался Мстислав, легонько целуя меня в уголок глаза. — Ты моя маленькая ведьмочка с примесью охотничьей и волчьей крови. И чтобы бабушка не говорила, я чувствую, что сила ведьмовская твоя. Она приняла тебя, как родную, и растворилась в твоей крови.

Ласковые губы скользнули в сторону и прошлись по моему виску. Я осознавала, в каком двусмысленном положении сейчас нахожусь. Ночью в безлюдном месте в объятьях взрослого состоятельного мужчины. Впору смутиться и покраснеть, извиниться и убежать домой, поджавши хвост. Вот только не хотелось мне этого всего. Я чувствовала себя уютно, прижимаясь к теплой мужской груди.

— А каким образом ты волк? Ведь ты человек? — не унималась я.

Теперь, когда рыдания я подавила, на первый план вышла необходимость разобраться во всем.

— Оборотень, — подтвердил он мои догадки. — Двуликий, так нас называют.