Ненавижу тебя, сосед

Тихонько рычу своим мыслям, потому что не должна постоянно по делу и без повода вспоминать Лаврова, но мысли лихорадочно скачут, воспоминания оживают, и я никак не могу обуздать их, привести в порядок. Мне учиться нужно, я именно для этого приехала. Или вон, лучше бы о Никите думала, чем не вариант? Только о нём я как-то до обидного быстро забыла.

— Хватит мурыжить волосы! — Даша подходит сзади, обнимает меня за талию и кладёт голову на плечо. Для этого ей приходится чуть-чуть согнуться, потому что она порядочно выше меня. — Мы опоздаем.

— Я волнуюсь, — признаюсь. — Всю ночь не спала.

— Ага, ворочалась и сопела, — смеётся и оборачивает меня лицом к себе. Забирает расчёску, кидает её на кровать и треплет меня за щёчки. — Думаешь, я не волнуюсь? Всё будет хорошо!

— Твой оптимизм заразен, — обнимаю подругу, и мы делаем в ритме вальса несколько оборотов по маленькой комнате. — Слушай, а вдруг мы не попадём в одну группу?

Эта мысль меня пугает больше всего. За несколько дней я очень прикипела к Даше и уже не представляю своей жизни без неё, но ведь может случиться всякое. А что если я не найду общий язык с новыми одногруппниками? Мало ли… В школе у меня были проблемы с одноклассниками из-за вечных гадостей Лаврова. Многие считали, что от меня лучше держаться подальше, чтобы тоже не нарваться. Будто я заразная.

— Окажемся, — в полной уверенности заявляет Даша и хитро мне подмигивает.

Обожаю эту девчонку.

Линейка, к которой я так долго и тщательно готовилась, оказывается скучнейшей. Даже в школе было веселее, честно! Декан долго и нудно рассказывает о нашем будущем в стенах альма-матер. Я едва не засыпаю и только шутки Даши и едкие комментарии позволяют остаться на ногах.

Дальше нас приглашают в просторный актовый зал, там тоже читают лекцию о светлом будущем, а после вызывают по одному, чтобы вручить новенькие студенческие билеты.

— Прохорова Ярослава Игоревна! — звучит моё имя, я подхватываюсь и, натянув на лицо широкую улыбку, иду к сцене. Тёплые руки декана вручают мне самый главный студенческий документ, который ещё пахнет типографской краской. Ничто не омрачит этот праздник.

— Поздравляю, Ярослава Игоревна! В добрый путь к новым свершениям! — улыбается декан, пожимает мне руку и вокруг глаз собирается сеточка морщин.

Меня такая гордость распирает! Я сама, без чьей-либо помощи, поступила на бюджет в хороший вуз, уехала из родного дома, добившись признания моей самостоятельности. Я много для этого работала, я заслужила. У меня, в конце концов, золотая медаль, четыреста баллов по ЕГЭ и целая стопка благодарственных грамот! А ещё Олимпиады и почётное звание главной заучки школы. Зря, что ли, мучилась?

Победным взглядом осматриваю зал, но в глаз попадает соринка. Большая такая соринка, широкоплечая, с наглой ухмылкой на губах. И имя ей — Демид Лавров. Сюрприз!

Он стоит у входа, окружённый компанией, и вроде бы людей вокруг него много, а выделяется из всех. Или так кажется потому, что его лицо мне знакомо в малейших деталях? Даже полумрак не скрывает его полностью, будто свет намеренно рассеивают большим фонарём.

Улыбка сходит с лица, когда понимаю — он пялится на меня. Меня трудно не заметить, когда стою истуканом посреди освещённой сцены, сжимая в пальцах студенческий. Ноги моментально становятся ватными, настроение портится. Мне не хочется возвращаться на место под ненавистным взглядом, я боюсь упасть, опозориться на потеху толпы, как бывало когда-то.

Так, стоп! Было да сплыло! Вперёд, Яся, шагай бодро и улыбайся. Пусть утрётся, козёл. Надо же, пялится он на меня.

Задрав повыше подбородок, я снова улыбаюсь и под жидкие аплодисменты схожу со сцены. Рассеянный взгляд выхватывает чужие незнакомые улыбки, слух улавливает отголоски тихих разговоров, и я всё делаю, чтобы доказать Демиду: мне на него плевать с высокой колокольни. До места удаётся добраться без приключений — удивительно, потому что в прямом смысле не чувствую ног.

Демид стоит далеко, но его взгляд прожигает во мне дыру. Хочется заорать: не смотри на меня! Отвернись, кому говорят! Ты не имеешь права после всего, что сделал со мной. Ну зачем ты смотришь?! А губы снова горят, будто бы Лавров меня целует. Чувствую себя человеком, которому оторвало конечность и его мучают фантомные боли.

Мне не нравится реакция моего организма, громкий стук сердца и горячий румянец на щеках. Сажусь в кресло, перевожу дыхание, прячусь в толпе сокурсников. Прикладываю руку к груди, а в ней словно барабан поселился, громыхает и бьётся о рёбра. Надавливаю на солнечное сплетение, разминаю кожу под платьем, а затылок буквально пылает, покрывается испариной. Да ну блин! Всё настроение, гад, испортил. Чтоб тебе в ботинки милый котик нагадил. Уй, злюсь.

Каким чудом концентрирую внимание на происходящем на сцене? Спросите и не отвечу. Окончательно прихожу в себя только, когда наступает Дашкина очередь получить заветную корочку. А ещё оказывается, я всё это время так крепко сжимала в руках новенький студенческий, что острый край синей книжечки оставил глубокий след на ладони.

Не оборачивайся! Не смотри назад! Только не туда, где в проходе стоит кучка друзей Демида и он сам. Не дай Лаврову шанса вообразить, что ты вообще заметила его.

Но сидящие рядом знакомые и не очень девчонки шуршат, двигаются, не в силах усидеть спокойно. Если я всеми силами пытаюсь превратиться в древнюю окаменелость, они наоборот — красуются, привлекая внимание старших популярных парней.

— Ой, хорошенький какой.

— Брюнета видели? О-о-о, тестостерон на палочке. Так бы и облизала с головы до ног.

— Ага, нужна ты ему.

— А мне больше друг его нравится.

— Да, тоже классный.

— Мне б любого из них, я б ух!

— Сова нашлась, ухает на ухо. Угомонись!

— Интересно, он с кем-нибудь встречается?

— Не пофиг ли? Отбить всегда можно.

— Ага, держи карман шире. Видела, какие девчонки на третьем курсе? Красотки.

— Да я как бы тоже не урод.

— Вот бы он рядом сел, я бы к нему прижалась.

— Озабоченная. У тебя прыщ на лбу, даже тонак не помог, потому смотри вон, на Витьку, тебе больше подходит.

И все это разбавляется охами, вздохами и кокетливым хихиканьем. Глупышки. Сидят и не знают, дурочки, на какие гадости способен их обожаемый брюнет.

Например, когда мне исполнилось двенадцать, в день моего рождения я увидела на окне тортовую картонную коробку, перевязанную ярко-розовой ленточкой. Тогда мы с Демидом только-только становились заклятыми врагами, и у меня было мало опыта в войне с ним. Наивной была и доверчивой. Решила, что Лавров на меня больше не злится, в том, что, что торт поставил на подоконник именно он, не сомневалась. Это был наш с ним способ обмениваться информацией — оставлять что-то на окне спальни.

Честно, я обрадовалась. На мгновение показалось, что между нами снова мир и дружба. Вы представляете, как я сильно орала от ужаса, когда, открыв коробку, увидела там тараканов? Огромные и чёрные, получив свободу, они мигом расползлись по подоконнику, один особенно прыткий тут же начал карабкаться по моей руке. Я рыдала до самого вечера, слова сказать не могла, а после долго с подозрением косилась на любую коробку.

И если вы думаете, что тараканами ограничилась фантазия этого засранца, у меня для вас плохие новости.

Голос разума шепчет, что ему уже не четырнадцать. Что тараканы и прочие гадости остались далеко в прошлом.

Наверняка Демид очень изменился не только внешне, но и внутренне. Стал взрослее, детские приколы и садизм уже не часть его личности. Но потом вспоминаю, каким диким огнём горели его глаза при первой встрече, сколько было в них ненависти и отвращения. Настолько много, что снова легко было почувствовать себя тем самым чёрным противным тараканом, а не живым человеком. Словно не прошло два года, и мы с Лавровым так и остались теми буйными подростками, которых переполняла обида и злость.

Вот только поцелуи совсем не вписываются в привычную парадигму. Прошлый Демид скорее бы стукнул меня, чем поцеловал…