Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 21



– Ева Александровна Шуберт, урожденная Куликова. Святой отец…

– Что еще?

– Бабушки, которые сюда ходят, говорили мне о вас, что вы очень хороший священник. Я бы хотела, чтобы вы стали моим духовником. Я скоро буду выписываться из больницы, так вот, я бы не хотела потерять вас. Мне просто необходим проводник в этом мире, полном до краев греха. Иначе я захлебнусь в нем и погибну.

Алексей Федорович, ничего не говоря, показал ей знаком, что необходимо нагнуть голову. Она безропотно исполнила его просьбу, и он совершил таинство прощения грехов. Затем она пошла вглубь прихода и смешалась со стоящими на службе женщинами, а он уже исповедовал другую.

Когда все желающие причаститься исповедовались, Алексей Федорович подошел к санитарке и попросил ее, чтобы Еву Шуберт он привел самолично в отделение. Та пожала плечами и ответила добром на его просьбу.

В конце службы, когда отец Сергий поздравлял причастников с принятием Святых Даров, Алексей Федорович вышел из алтаря и самолично нашел Еву, которая стояла в задних рядах с растерянным видом, и, пригласив ее сесть на скамью, заговорил:

– Если хотите, чтобы я был вашим духовником, то должны мне рассказать о себе.

– Я, я… – растерялась Ева от поворота событий в положительную для нее сторону. Она уже и не чаяла, что ее желание сбудется.

Тем временем приход опустел, и они вдвоем сидели в уголочке.

– Да, вы! Иначе, как я смогу вам помочь, – удивленно сказал Алексей Федорович.

– Мой отец Александр Терентьевич Куликов – купец третьей гильдии, мать Варвара Исаевна Куликова из бывших крепостных крестьян. Я четвертый ребенок в нашей семье, у меня три старших брата: Евстафий, Николай и Василий. Свою красоту я унаследовала от мамы, а порочность – от отца, он мягкий человек, не может отказать себе в удовольствии как пития, так и женщин.

– Ева Александровна, давайте о себе говорить, а не искать виноватых, – сделал замечание Алексей Федорович.

– Я не ищу виноватых! – сказала Ева, ее передернуло от замечания, сделанного Алексеем Федоровичем. – Я просто пытаюсь найти ответы на вопросы, которые зарождаются в моей голове.

– Не будем на этом останавливаться, прошу вас, продолжайте.

– По достижении двадцати одного года я была выдана за купца второй гильдии Афанасьева, который был старше мня на сорок лет. С ним я прожила неделю и сбежала к родителям. Но отец меня не принял, и я жила практически на улице. Тут и пошла моя жизнь куртизанки. Отец, узнав об этом, выдал меня вторично за мещанина Шуберта, с ним я прожила целый год, но, случайно встретив одного интересного мужчину, его звали Вадимом, такой залихватский гусар… Ну как тут устоять – и я изменила мужу. Наш роман продлился недолго, он бросил меня, как только мой второй муж застал нас в интересном положении. Естественно, последовал развод и помещение меня сюда.

– Как думаете, что ждет вас в ближайшем будущем?

– Я здесь пробыла целый месяц, отец, как я уже говорила, мягкий человек и должен меня простить, и вскоре забрать отсюда. Замуж я больше ни за что не пойду, буду около матери находиться. Я нашла вас, если, конечно, вы не откажетесь от меня, буду с вашей помощью готовиться уйти в монастырь.

– Смелое желание, а не сбежите через неделю?

– Это во многом зависит от вас. Как вы меня подготовите к этому серьезному шагу.

– Прошу вас не перекладывать ответственность на другие плечи. Учитесь отвечать за свои поступки. А то, по-вашему, выходит, здесь вот этот виноват, там тот виноват, а я вся такая безгрешная и слабая, что допускаю, кто захочет, тот и лепит из меня, что пожелает.

– Вы не ответили на мой вопрос. Будете ли вы моим духовником-спасителем?

– Пока не знаю. Я дам при вашей выписке свой адрес. Вы напишете мне, не угасло ли ваше желание идти в монастырь. Если нет, то мы встретимся и вы мне исповедуетесь, а там будет уже видно. Пока же ходите на службы и молитесь, чтобы Господь вас помиловал, – сказал Алексей Федорович, вставая со скамьи. – Пойдемте, я вас отведу в отделение.

Ева покорно встала и последовала за ним.

Проводив Еву Александровну, Алексей Федорович на обратном пути почувствовал, как, дремавшая уже много лет, предательски зашевелилась порочная, безудержная карамазовская страсть. Спасительными явились часы, которые он достал из кармана. Они показывали ровно полдень, вот-вот должна выстрелить пушка с Петропавловки. У него оставался ровно час до выноса из дому тела Lise.



Дневник Николая II: Утром был очень занят, приехали Алек, Костя. После докладов принял ген. Каханова, нового команд. войсками Одесского воен. округа, и Гадона, на днях получившего Преображенский полк. Завтракали: Сергей и Дмитрий (деж.). Был еще доклад Будберга. Стоял туман, таяло. Погулял до чая.

ЗА СОВЕТОМ К ДРУГУ

На следующий день после похорон Lise Алексей Федорович пошел к самому близкому другу и единомышленнику Петру Рутенбергу за советом.

Они познакомились на съезде земских деятелей, Рутенберг был там в качестве наблюдателя от партии эсеров.

– Простите за мое любопытство, но мне вы кажетесь знакомым. Мы с вами нигде не встречались? – спросил его Алексей Федорович.

– Я посещал ваши встречи с рабочими в Нарвском отделении, – ответил Рутенберг.

– Что ж, это интересно. И как вам наша работа по организации рабочих в силу, способную постоять за свои права?

– Я бы сказал, довольно все слаженно сделано.

– Извините меня, а вы на каком положении здесь? – спросил его Алексей Федорович и прищурился.

– Я?! Скорей как наблюдатель.

– Очень хорошо, я тоже, если так можно выразиться, как наблюдатель.

– Значит, мы с вами преследуем одну цель.

– Да, и я думаю, это хорошая почва для сотрудничества.

– Согласен.

С этого времени они и подружились. Рутенберг каждое воскресенье приходил домой к Алексею Федоровичу, и они много говорили о положении русского народа, о целях и задачах, а также о политическом положении Российской империи. Единственное, в чем они не могли найти общего, – это вопрос о вере в Бога. Петр Моисеевич довольно деликатно и ловко уходил от темы, поднимаемой Алексеем Федоровичем.

На счастье, он застал того дома, и тот тепло его принял.

– Ну-с, сказывайте, с чем пришли, – сказал Петр Моисеевич сразу, как они сели за стол в гостиной.

– Я за советом пришел. Вы человек практичный и прекрасный организатор, потому ваше мнение очень ценно для меня, – начал с предисловия Алексей Федорович. – А дело вот в чем состоит. Я намедни был на заседании общеземского съезда, и они приняли петицию, в которой нет ни слова о рабочих. Только о крестьянах. Так вот, мне в голову пришла мысль о том, что нам тоже нужно составить петицию. Вот только как ее составить, когда в моей голове только два пункта – это свобода собрания и отмена циркуляров, увеличивших рабочий день до 16 часов в сутки. Потому мы должны потребовать возвращения закона от 1897 года, устанавливающего продолжительность рабочего дня одиннадцать с двумя четвертями.

– Полагаю, необходимо созвать всех председателей отделений и их товарищей, чтобы они выяснили, что на данный момент волнует рабочих и как мы можем им помочь. Постойте, Алексей Федорович, тут в темноте ничего не видно. Я сейчас фонарь к вашей голове поднесу. Ага, точно, на вас что-то и лица-то совсем нет. Что-то случилось?

– Жену вчера схоронил. Горе мое и тоска совсем заели меня, – ответил Алексей Федорович, утирая выступившие слезы на глазах.

– Соболезную. Но позволить себе расслабиться преступно, сейчас этого делать никак нельзя, да и неразумно, когда подступает время решительных действий. Своими усилиями мы можем добиться перелома в сложившейся жизни, и тогда наступит время перемен.

– Я все прекрасно понимаю, но чувств не остановишь. Моя душа изнывает в муках по безвременно ушедшей Lise. Такое испытание послал мне Господь. И я с честью пытаюсь его нести, но человеческие возможности не бесконечны.