Кровь богов (сборник)

– Так ты не присоединишься к новым консулам, Цезарь? – спросил легат Силва.

– Нет, я к ним присоединюсь. Я даже пойду с ними на север, против Марка Антония. – Решение Октавиан уже принял, но замялся, прикидывая, сколь много он может сказать своим соратникам. – Почему мне не пойти на север? Марк Антоний прав. Децим Юний далеко от Рима, но в пределах досягаемости. В скором времени я все равно пошел бы этим путем. Пусть новые консулы думают что им угодно. Пусть верят во что хотят. Они ведут мне подкрепление.

Меценат потер лоб, чувствуя, что от напряжения вскоре начнется головная боль. Для профилактики он выпил полную чашу фалернского, чмокнул губами.

– Люди за этим столом пришли, чтобы следовать за Цезарем, – сказал он Октавиану. – Наследником божественного Юлия. Теперь ты скажешь им, что они должны также подчиняться приказам сената? Того самого сената, который проголосовал за амнистию его убийцам? Раньше они поднимали мятеж и по меньшему поводу.

Его слова вызвали яростный протест Буччо и Паулиния – оба закричали, что это оскорбление их чести. Тот посмотрел на них и тоже почувствовал, как внутри закипает злость.

– Значит, мы пойдем против Марка Антония, чтобы спасти этого сучьего сына Децима Юния? – продолжил Меценат. – Вы все оглохли или все-таки слышали, что я только что сказал?

Октавиан сурово глянул на своего друга, поднялся и оперся о стол костяшками пальцев, чуть наклонившись вперед. Его глаза стали холодными как лед, и Меценату пришлось отвести взгляд. Тишина в комнате стала давящей.

– С того дня, как я вернулся из Греции, мой путь не был усыпан розами, – отчеканил наследник Цезаря. – Я страдал и от дураков, и от жадных людей. – Его взгляд упал на Либурния, который тут же отвернулся. – Мои справедливые требования отвергались этими жирными сенаторами. Мои планы переворачивались с ног на голову и рушились у меня на глазах… И, несмотря на все это, я здесь, с четырьмя легионами, присягнувшими мне на верность, и еще четырьмя, идущими сюда. Ты собираешься рассказать мне о моих планах, Меценат? Я выслушаю ради дружбы, хотя мне это будет в тысячу раз труднее. Поэтому вот о чем я тебя прошу. Дружба дружбой, но хоть раз покажи себя моим офицером. Я приму ранг пропретора, и, если кто-то спросит тебя, как это я согласился признать верховенство сената, скажи этому человеку, что Цезарь не делится своими планами с каждым, кто у него служит.

Цильний Меценат открыл рот, чтобы ответить, но Виспансий Агриппа толкнул свою деревянную тарелку через стол, и она стукнула его знатного товарища в грудь.

– Достаточно, Меценат. Ты слышал, что он сказал, – шикнул на него Агриппа.

Цильний кивнул, потирая виски: вино не избавило его от боли.

– У меня нет выбора, – продолжил Октавиан, обращаясь уже ко всем, – кроме как показать себя идеалом римского человеколюбия и дисциплины. Я соглашусь подчиняться Гирцию и Пансе, потому что это соответствует моим планам. Нам следует ожидать, что нас первыми пошлют в бой или найдут другой способ проверить нашу верность. Они же не дураки. Если мы хотим пережить грядущий год, нам надо быть умнее и быстрее, чем римские консулы.

Гирций и Панса ехали на ухоженных жеребцах в третьей линии своих новых легионов. Оба мужчины находились в прекрасной физической форме и не менее прекрасном расположении духа и легкой рысцой продвигались по широкой, вымощенной камнем Кассиевой дороге. Авл Гирций оглядел легионеров, вспоминая прошлые кампании и не находя никаких недостатков в людях, которыми ему выпало командовать в этой. Их надежность и уверенность в себе помогали быстро забыть хаос, среди которого им пришлось пребывать в Риме. В дороге не возникало ни споров, ни мятежей. Они с Вибием Пансой действовали заодно, радуясь, что ошибки Марка Антония позволили им получить самые высокие должности в Риме на шесть месяцев раньше срока. Оба теперь понимали, что этого человека следовало без лишнего шума убить в мартовские иды, но не имело смысла сожалеть, что этого не произошло. Понимали Гирций и Панса и другое: если бы не удавшееся покушение на Цезаря, быть им марионеточными консулами при Отце Рима, способными лишь плясать под его дудку. А тут они командовали легионами. Немногим выпадала такая удача.

– Ты действительно думаешь, что он будет выполнять наши приказы? – неожиданно спросил старый консул. Гирцию не пришлось спрашивать, о ком речь. Об этом человеке после отъезда из Рима они так или иначе говорили каждый день.

– Это идеальное решение, Панса, – ответил он. – Октавиан еще очень молод. Он замахнулся на слишком большое и обжег пальцы. И теперь хочет одного: сохранить достоинство. – Консул похлопал рукой по седельной сумке, в которой лежали приказы сената. – Ранг пропретора дает ему признание, но, как ты обратил внимание, наместник он теперь чисто номинальный, без провинции, отданной в управление. Хороший подарок и почетный, и не стоящий нам ни гроша! – Гирций скромно улыбнулся, надеясь, что коллега вспомнит, кто внес такое предложение. – Он слишком молод, Панса, и слишком неопытен, чтобы править Римом. Нелепое фиаско на Форуме тому свидетельство. Думаю, из благодарности он бросится нам на шею, но, если этого и не произойдет, у нас есть и ранг, и люди, чтобы добиться исполнения воли сената. Его солдаты не фанатики, помни об этом, несмотря на их разговоры о новом Цезаре. Они не собирались умирать за него, когда стало известно, что Марк Антоний возвращается в Рим. Отнюдь! Они предпочли уйти в другом направлении. Легионеры – люди практичные, Панса… как и я.

Арреций медленно вырастал впереди. Расположенный на Кассиевой дороге город процветал благодаря легкости подвоза товаров и путешественникам из других регионов. Ни Гирций, ни Панса не знали эту территорию, но их всадники-экстраординарии давно умчались вперед, чтобы обследовать ее и вернуться с полученными сведениями. Еще до того как солнце коснулось западных холмов, посланники подъехали в сопровождении незнакомцев, которые искали консулов и представились им со всеми положенными формальностями. Авл Гирций принял заверения в радушном приеме и безопасном передвижении, как будто и не ожидал ничего другого, но не устоял перед тем, чтобы бросить самодовольный взгляд на второго консула.

– На ночь останавливаться еще рано, – заметил он. – Я бы предпочел привести легионы в Арреций и убедиться, что приказы сената исполняются должным образом… ты понимаешь.

Вибий Панса тут же кивнул, радуясь возвращению к цивилизации. Гирцию ночевки в полевых условиях шли только на пользу, но у Пансы в его шестьдесят по утрам ломило кости.

Легионы не останавливались, пока консулы общались с гонцами: они маршировали в полном соответствии с полученным приказом. Для них не имело значения, где ночевать, в палатках у дороги или в палатках в римском городе. При любом раскладе день для простых солдат заканчивался в палатке.

Передвижение такого количества людей требовало высокого уровня мастерства, и оба консула радовались, что их подчиненные достаточно вышколены, чтобы справляться с этой задачей. За тысячу шагов от защищенного стеной города их встретили десяток экстраординариев и три трибуна Октавиана, которые показали места для ночевки, где они не добавляли проблем легионам, уже расположившимся около Арреция. Конечно, лучшие площадки уже заняли, но Гирция и Пансу это не волновало. Они приняли приглашение Цезаря встретиться с ним в доме, расположенном вне городских стен. Консулов сопровождали ликторы и личная охрана, так что их кавалькада впечатляла. Им обещали радушный прием, и Авл Гирций не ожидал предательства, но все-таки взял с собой достаточно людей, чтобы при необходимости вырваться из ловушки. В любом случае его новый статус требовал внушительной свиты, и ему нравились сурового вида ликторы, которые с готовностью наказали бы любого, кто позволил бы себе оскорбить его достоинство.

Поместье оказалось небольшим в сравнении с теми, что находились в окрестностях Рима, но Гирций отметил вкус и богатство того, кто потратился на его создание. К главному дому вели открытые ворота и широкий двор, где уже собрались слуги, чтобы забрать лошадей. Консул посмотрел на крыльцо с колоннами и увидел ждущего там Октавиана. Не без раздражения он отметил, что молодой человек красив, широкоплеч, а его длинные светлые волосы перевязаны кожаной лентой. Они впервые встретились вне Рима, и наблюдающие за римскими консулами серые глаза нового Юлия Цезаря светились уверенностью.