Мои вывихнутые уши

Все кроме Мишки остались довольны, а отдыхающие рядом люди вздохнули с облегчением и занялись своим делом: кто приготовился к заплыву, а кто – к приему пищи. Встал и я, лениво стряхивая ладонями прилипшие к телу песчинки, и тут же подскочил как ошпаренный под каскадом ледяных брызг, поднятых промчавшейся рядом и повизгивающей от избытка чувств мокрой, но счастливой дворняжкой. Ее щенячий восторг разделяла только настигнутая, и приятно вопившая хозяйка!

Время близилось к полудню, плеск волн и крики малых детей смешивался со звоном ножей мисок и кружек, откуда-то издалека потянуло шашлычным дымком, заставившим меня облизнуться.

Я обвел взглядом безоблачный горизонт, сочные краски лета наполняли мою грудь дрожью восторга. До чего же красиво, невольно улыбнулся я, и, добежав до реки, с шумом бросился в воду.

Проплыв метров десять под водой я вынырнул, фыркая и отплевываясь, и поборовшись с течением бодрый выскочил на песок.

– Иди к нам – позвали меня ребята, а мячик так и носился над ними, весело напевая свое бац, бац.

Все-таки здорово летом и радостно, подумал я, со звоном отбивая от себя мяч, затем еще раз и еще. Не игра, а наслаждение, я обо всем позабыл, прыгая и отбегая, только небо и мяч и мои ладони то ласково шлепающие его, то сжавшиеся в кулак. Здорово! Куда лучше!

Еще немного и я бы стихи стал, сочинять, может быть, прославился бы. Но тут Мишке надоело бездействовать.

Понаблюдав за мной, и, видимо решив, что сумеет не хуже, он стал носиться между игроками с чумными глазами, шарахаться из стороны, в сторону, пихаясь локтями и, нахально перехватывая мяч у озадаченных мальчишек.

Никто не ожидал от него такой прыти, тем более я, но для хорошей игры, этого оказалось мало, отсутствие навыков, увы, не замедлило сказаться.

Бац! И мяч, посланный неверной рукой, вылетел за границу круга, ударился о ствол дерева и срикошетил в чью то лысо-бритую голову.

– Ах, извините, пожалуйста, – помчался за мячом Мишка.

–Ничего, мальчуган, бывает, – улыбнулся потерпевший, мужчина лет пятидесяти, и обернулся к своей жене, раскладывающей на чистой газете, фрукты и овощи.

–Ты поосторожней, – в полголоса предостерег я вернувшегося друга

– А, пустяки, ерунда – отмахнулся тот, – с кем не бывает.

И снова мяч заносился между нами, но теперь он летал как- то нервно, неровно и криво. Теперь каждый боялся повторения.

Бац, бац, бац, летал мячик, бац, бац,….б..б..блямс – это мячик вновь вылетел за пределы круга и шлепнулся в чью то пустую миску.

Все затаили дыхание…….. но видимо хозяин или хозяйка этой посудины в данный момент отсутствова. Все было тихо, и мяч, под настороженные взгляды пляжников вернулся обратно в нашу компанию. Мишка, при этом, глядя на меня, разводил руками и улыбался, словно говоря, вот видишь, я здесь не причем.

Игра продолжилась, но я что-то перестал ей наслаждаться. Напротив, она стала мне в тягость. Каждый раз, когда мячик летел в мои руки, я лихорадочно думал, вычисляя, в чью сторону его послать, что бы ни дай бог не промахнуться.

Разумеется, вскоре я послал мяч прямо в направлении все того же бритоголового.

Если бы я специально в него прицеливался, то и то удар бы не получился точней. Со свистом, пролетев в дюйме от его носа, снаряд выбил из его рук коробок спичек, от которого тот собирался прикуривать.

Я одновременно затрясся от страха и неудержимого смеха. Даже из безопасного далека, я видел, как покраснели его уши и чуть отставая, медленно наливается кровью толстый загривок.

А Мишка будь он неладен со своей вежливостью, тут как тут, уже мчался к нему с глубокими извинениями.

– Опять ты, – через силу цедя слова, обречено уставился на него бритоголовый, и после, долгих, противоречивых раздумий, нехотя отдал Мишке мяч.

Пока тот триумфально возвращался, до меня донеслись обрывки фраз жены бритоголового:

–Успокойся Ваня, ведь это же дети, они не нарочно…

– Видишь как я его, – возбужденно подмигнул мне друг, – вот она интеллигентность. Вежливость и еще раз вежливость и все тебя полюбят и будут тебе улыбаться, даже если ты им кирпич на ногу скинешь.

Я кисло улыбнулся, а игра пошла совсем вяло.

– Ну, хватит! – решил я, и собирался закончить эту игральную пытку, когда – БАЦ

Мячик, в очередной раз вылетел из круга и с убойной силой БЛЯМС врезался в разложенные на газетке продукты, овощи и фрукты бритоголового.

Мало того, что он врезался со всей дури, так что вилки и ножи взлетели в воздух, в довершении всего, он умудрился смачно ввинтиться в огромный спелый помидор, который разорвался подобно осколочной гранате, мгновенно накрыв брызгами лица и одежду бритоголового и его жены. Но главное – еще не отгремела канонада, еще не окончился помидорный дождь, а Мишка уже мчался извиняться:

– Ради бога извините! – кружил он вокруг них, поднимая тучи песка.

Но те, не обращали на него внимания, оторопело, уставившись, друг на друга и отряхивались с непонятным остервенением. Наконец, кое-как, вытерев лица остатком газеты и прочистив уши, они услышали стенания моего друга, и медленно обернулись.

– Ах, простите, ах извините, – рассыпался тот в извинениях, не замечая очень недоброжелательного и опасного взгляда.

Секунд двадцать бритоголовый молчал, но молчал слишком красноречиво, молчала и его жена с лицом напоминающим соковыжималку.

Остальные пляжники тоже молчали и сидели с каменными лицами, но по другой причине, я видел, каких трудов им стоило не завизжать от смеха.

– Это опять ты?

Со стороны казалось, что бритоголовый не верит своим глазам.

– Да, это опять ты! – удовлетворенно подтвердил он свое подозрение, поднимаясь с колен

– Ну, сейчас я тебе засранцу покажу и спасибо и, пожалуйста. Ты меня век помнить будешь, волейболист хренов!

И он с такой скоростью помчался за напуганным Мишкой, что тому еле удалось спастись, запрыгнув в высокую крапиву.

Мужик, ожегшись, приостановился, и, глядя на страдающего Мишку свирепыми глазами, долго ругался.

Я в это время прятался далеко в кустах, но последние его слова расслышал отчетливо: – УБИВАЛ БЫ ТАКИХ ВЕЖЛИВЫХ!

Букашки таракашки

Рядом с нашим домом осушили болото, вернее, большущую, не засыхающую лужу, в которой мы по весне плавали на плотах, а летом ловили лягушек.

Наверное, вы думаете, я плакал, когда ее осушали!? Совсем наоборот! Я радовался!

Со дня на день ожидалось жаркое лето, и я очень надеялся, что мерзкие комары не народятся. Ведь комары – это просто ужас!

Когда-то тетя Агата учила меня любить букашек и таракашек, и я любил! Любил и букашек и этих самых таракашек, любил до тех пор, пока мне не всыпали как следует за последних, запретив приносить их домой. Именно тогда я ясно понял, что издалека любить можно и крокодила, – потому что издалека он не кусается!

А комаров я даже издалека ненавижу, хоть и считается, что они полезны для лягушек, я их все равно ненавижу!

Я вам расскажу историю, которая со мною произошла прошлым летом, и вы меня наверняка поймете.

До двенадцати лет я встречал комаров только в лесу, но когда в нашей стране началась перестройка, комары появились и у нас в доме.

Разумеется, это не был заранее продуманный поход вредных насекомых, просто всем стало на все наплевать, и никто не удосужился опрыскать антикомариной жидкостью наше болото, вот они и народились!

В тот год стояло прекрасное жаркое лето, и я с ребятами дни напролет проводил у реки. Мы плавали, дурачились, играли в волейбол, пили квас и не вылезали из плавок. Жизнь радовала нас на всю катушку, но настал день, когда эти комары народились.

К вечеру голодный и усталый я, еле волоча ноги, вернулся домой. Попрыгав под холодным дождиком из душа, я растянулся на простыне и, вслушиваясь в звуки еще не уснувшего города, увлеченно грыз большое зеленое яблоко.