Клим

— Валдай места себе не находил, — плавно качнув головой, он свободной рукой снова положил серебряный браслет на моё запястье.

Валдай?

Внутри меня застыло стойкое чувство возмездия. Всё повторялось. Меня нашли. Это начнётся снова...

— А я-то голову ломал: где я мог тебя видеть? — он говорил так тихо, что мне приходилось дышать через раз. Просто, чтобы собственным дыханием не помешать себе услышать его слова. — оказывается: вот оно что... хорошо спряталась. Если бы Чёрный не помер, ещё бы долго искали.

— Я не понимаю, — дёрнув головой, я ссутулилась. Поджала плечи и искоса взглянула на вошедшую троицу. Они не обращали на нас никакого внимания.

— Тебе и не надо, — быстро ответил, — не смотри туда, дурочка. Сиди тихо, если не хочешь ещё больших проблем. Подыграй мне... давай попробуем вон тот браслет, с красными камушками...

Он освободил мою руку и я, поджав искусанные губы, потянулась за тем браслетом, на который указал мужчина.

На мгновение закрыла глаза. Зажмурилась, сглатывая волну страха и злости за свою неудачливость. Против воли бросила короткий взгляд за прилавок. Но, убедившись, что тётя Нюра занята своим делом, снова подставила запястье для примерки.

— Он здесь? — едва не прикусила кончик собственного языка. Но я давилась неизвестностью. А играть... больше не было сил.

— Ты про Валдая? — тихо поинтересовался, застёгивая браслет на руке. Перехватил мой вопросительный взгляд, и тут же пояснил: — Про Клима?

Мой подбородок задрожал, и я опустила взгляд. Заставляя себя смотреть только на его руки. На пальцы, очерченные изворотливыми узорами, больше похожими на какие-то языческие символы. Что он забыл в православной церковной лавке?!

— Так он здесь? — я повторила вопрос и постаралась абстрагироваться от голосов за своей спиной.

— Здесь, — зловеще пропел, наклоняясь ещё немного. Уверена, что, если бы не инвалидное кресло, он бы прошептал мне это на ухо. — Ты же не думаешь, что я позволю тебе уйти, м?

— Прошу вас? — мой голос сорвался. Я хотела достучаться до его сердца. Напомнить ему о милосердии и том, где он находится. Но что-то мне подсказывало, что его это мало волновало. Ещё один такой же. Бездушный и жестокий.

— Не надо, — многозначительно протянул, — не проси. И ты не станешь поднимать шум. И ничего не скажешь тётке за прилавком. Ты будешь молчать, и тогда никто не пострадает. Понимаешь? — с каждым его словом я чувствовала, как силы покидали меня. Болезненная тяжесть давила на плечи. — Будешь умницей, и тогда Клим не тронет ни старуху, ни кого-либо ещё.