Страница 3 из 36
Итак, Русский Мисопогон – это, с одной стороны, попытка вскрыть культурную, социальную и политическую инакость российского общества конца XVII – начала XVIII в. а с другой – экспериментальное изучение пространства российской власти петровского времени в действии. Эти две перспективы, хотя они тесно взаимосвязаны и переплетаются между собой, последовательно реализуются в двух разделах книги.
Подданных московского царя, объединенных общими религиозными и культурными ценностями, которые составляли единый политический и культурный ареал и среди которых обычай брадоношения в XV–XVII вв. играл существенную роль в этнической, культурной и религиозной идентичности, я называю «московитами». И здесь следует сделать важное пояснение.
Как известно, люди, о которых говорится в этой книге, чаще всего называли себя «русскими людьми», и, видимо, правильнее было бы именовать их именно так. Термин «московиты» использовался внешними, инокультурными, чаще всего недоброжелательно настроенными западноевропейскими наблюдателями. Причем в термин «московит», изобретенный в Великом княжестве Литовском во второй половине XV в., был изначально заложен определенный политический смысл: отказ признавать за московским государем право на воссоединение под своей властью всех земель с преимущественно русским и православным населением24. Конечно, при использовании термина «московиты» я не имею в виду все эти актуальные для XVI–XVII столетий значения, тем более не вкладываю в него того уничижительного оттенка, который нередко подразумевался внешними наблюдателями-современниками. Для меня этот термин важен как создающий эффект отстранения, позволяющий установить и выдержать культурную дистанцию25. Очевидно, самоназвание «русские люди», сохраняющее актуальность для определения этнической и политической идентичности, лишено такого отстраняющего эффекта. Но, что самое главное, самоназвание «русские люди» не позволяет нам четко ограничить тот культурно-политический регион, в котором брадоношение в XV–XVII вв. играло важную роль в этнической, культурной и религиозной самоидентификации. Известно, что у малороссов отношение к брадобритию было совершенно иным26. Итак, выделенное для исследования поле названо «Русский Мисопогон» (а не «Российский») вовсе не случайно.
Важно также заметить, что сам Петр I, который после путешествия в Западную Европу в 1697–1698 гг. получил уникальную возможность смотреть на свое царство «деревянными глазами» (К. Гинзбург), то есть с определенной культурной дистанции, сам называл своих подданных «московитами». Итальянский оперный певец Филиппо Балатри, который провел три года (1698–1701) при петровском дворе27, а затем описал свой уникальный опыт в воспоминаниях, рассказал, как в один из зимних дней конца 1700 или начала 1701 г. он застал царя в Немецкой слободе, в доме одного флорентийского купца. Петр сидел в одиночестве и читал какую-то голландскую книгу. Увидев вошедшего певца, царь поприветствовал его словами:
Вот место, куда приходит Петр Алексеевич, когда он хочет оставить царя при дворе, и вот дом, где, устав от ученья и трудов, я обыкновенно провожу несколько часов с удовольствием; дело в том, что тут можно без смехотворной щепетильности и не возмущая слабых съесть вместе с неверными (и в полной свободе) хорошо приготовленное блюдо. Нужно время и терпение, и скоро вы увидите совсем других московитов. Садитесь же28.
Несомненно, здесь мы имеем дело с авторской интерпретацией Балатри, который для обозначения российских подданных всегда пользовался только одним термином – «московиты». Нельзя забывать и о том, что певец писал свои воспоминания много лет спустя, а потому все диалоги, которые он воспроизводит, являются не стенографической записью, а его собственной реконструкцией. Но для меня важно, что использование Петром I термина «московиты» в принципе нельзя исключать. Действительно, царь часто бывал в Немецкой слободе, общался с иностранцами и вполне мог усвоить этот дискурс, позволяющий смотреть на российских подданных как бы со стороны, с определенной культурной дистанции. «Я царствую не над людьми, а над собаками и неразумными скотами!» – такую фразу услышал из уст рассерженного Петра I австрийский посланник Кристоф Игнац фон Гвариент всего несколько дней спустя после возвращения царя из Великого посольства29. Противопоставление Петра и «московитов» введено в название книги намеренно.
Материалы фискального учета податного населения, административного учета различных категорий служилых людей и других источников показывают, что в Московском государстве в 1678 г. (не считая населения недавно присоединенной Левобережной Украины) было около 4,8 миллиона мужчин, а к 1719 г. их число увеличилось до 6,8 миллиона человек30. Каждый представитель взрослой части мужского населения был в той или иной степени затронут борьбой с брадоношением. Так называемые царедворцы (менее 0,2% мужского населения31) сперва выступали в роли объектов власти царя, но потом сами должны были проводить в жизнь его распоряжения, сообразуясь с местными условиями. От их действий в значительной степени зависели формы поведения различных групп горожан (не более 5%32). Составлявшие подавляющее большинство населения Московского государства крестьяне (более 90%33) были, как известно, по петровскому указу 1705 г. освобождены от обязательного брадобрития. Однако это вовсе не означает, что деревенские жители остались за рамками нашего рассмотрения: ведь каждый приезжавший в город крестьянин должен был платить специальный «бородовой сбор», что приходилось делать очень многим, наиболее активным представителям сельских обществ. Возвращавшиеся из городов крестьяне рассказывали о происходящем остальным, вовлекая их в общественное обсуждение этой актуальной и всех волнующей темы. Петровский указ также не распространялся на представителей духовенства, однако церковники, хотя и составляли не более 3% мужского населения34, играли важнейшую роль во всей этой истории: будучи наиболее образованной частью общества, они были хорошо знакомы с каноническими текстами о запрещении брадобрития и выступали в роли адептов соответствующих взглядов и форм поведения. Женская половина общества, конечно, находилась на заднем плане, но представительницы слабого пола порой оказывались вовлечены в социальные отношения, порожденные борьбой русского царя с брадоношением, а потому они не остаются за рамками исследования (отсюда и условные «десять миллионов „московитов“» в названии книги35). Конечно, в идеале было бы желательно реконструировать тысячи социальных действий, совершаемых представителями всех этих общественных и гендерных групп вокруг воли царя видеть всех своих подданных безбородыми. Но, к сожалению, мы вынуждены ограничиться лишь теми отношениями, которые удается восстановить по сохранившимся следам.
Для реконструкции тех смыслов, которые в Московском царстве связывались с брадобритием и брадоношением, особое значение имеют различные богослужебные, уставные и публицистические тексты XV–XVII вв., которые активно циркулировали в конце XVII – первой четверти XVIII столетия. Большинство содержащихся в них аргументов были аккумулированы в специальном Окружном послании патриарха Адриана 1690‐х гг. с обстоятельным обоснованием греховности брадобрития и объявлением отлучения от церковных таинств для нарушителей заповеди брадоношения. Это самое яркое полемическое произведение последнего патриарха досинодального периода, столь важное для понимания исторического контекста петровской «культурной революции», до сих пор было известно по публикации Г. В. Есипова 1863 г.36, выполненной по одному-единственному списку, сохранившемуся в составе старообрядческого рукописного сборника XVIII в.37Сличение текста этого списка с другими обнаруживает немало позднейших вставок и исправлений, к которым примешались и грубые ошибки, допущенные при подготовке текста к изданию. Поиски в различных архивах и рукописных собраниях (ОР ГИМ, ОР РГБ, ОР РНБ и др.) привели к выявлению 25 списков, которые объединяются в две редакции (причем список, по которому выполнена публикация Есипова, относится ко второй, более поздней редакции). Самым примечательным является список конца XVII в., содержащий киноварную правку Евфимия Чудовского, несомненно свидетельствующую о подготовке текста к напечатанию38. Текстологическое исследование Окружного послания позволило доказать, что в нем активно используются переводы канонических текстов, выполненные Евфимием Чудовским и его учениками в первой половине 1690‐х гг. Это позволило, во-первых, получить дополнительные аргументы, подтверждающие авторство Евфимия, а во-вторых, уточнить время создания этого памятника (на основе датировки использованных в нем переводов). Кроме того, были выявлены и проанализированы все источники, на которые опирался составитель Окружного послания. Среди них Кормчая книга, послание Максима Грека царю Ивану Грозному «о еже не брити брады», постановление Стоглавого собора о брадобритии, опубликованные в Требниках 1624, 1639 и 1651 гг. анафематизмы еретических заблуждений западных христиан (в том числе брадобрития), постановление об отлучении от Церкви за брадобритие патриарха Иоакима, подготовленная братьями Лихудами по заданию Адриана проповедь «еже не брити брады по законом» и др. Для того чтобы реконструировать суждения противников Адриана, я использовал очень информативное в этом отношении сочинение Димитрия Ростовского, специально посвященное критике старомосковских представлений о брадобритии39. Эти и другие памятники книжности позволили выявить различные аргументы и контраргументы, которые использовались участниками споров о брадоношении и брадобритии в России конца XVII – начала XVIII столетия.
24
См.: Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV – начала XVI в. М., 1980. С. 83–86.
25
См.: Гинзбург К. Отстранение. Предыстория одного литературного приема // Гинзбург К. Деревянные глаза: Десять статей о дистанции / Пер. с ит., фр., англ. М. Велижева, С. Козлова, Г. Галкиной. М., 2021. С. 17–62.
26
См., например: Михневич В. О. История русской бороды // Михневич В. О. Исторические этюды русской жизни. Т. 2. СПб., 1882. С. 38–45.
27
Подробнее см.: Кафенгауз Б. Б. Записки Филиппо Балатри о России при Петре I // Старая Москва: Статьи по истории Москвы XVII–XIX вв. Сб. 1. М., 1929. С. 95–108; Герасимова Ю. А. Воспоминания Филиппо Балатри – новый иностранный источник по истории Петровской России (1698–1701) // Записки отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Вып. 27. М., 1965. С. 164–190; Сальво М. Кастрат Петра Великого: Филиппо Балатри в Московии (1699–1701) // Иноземцы в России в XV–XVII веках: Сб. материалов конференций 2002–2004 гг. М., 2006. С. 430–439.
28
Balatri F. Vita e viaggi / A cura di Maria Di Salvo. Alessandria, 2020. P. 112–113. Здесь я пользуюсь русским переводом А. Ю. Терещенко и П. И. Прудовского, который скоро будет опубликован в серии «Новые источники по истории России: Rossica Inedita» университетского издательства НИУ ВШЭ. Благодарю П. И. Прудовского, обратившего мое внимание на этот фрагмент.
29
Цит. по: Бушкович П. Петр Великий: борьба за власть (1671–1725) / Пер. с англ. Н. Л. Лужецкой. СПб., 2008. С. 209.
30
См.: Водарский Я. Е. Население России в конце XVII – начале XVIII века. М., 1977. С. 192–193; Кабузан В. М. Народонаселение России в XVIII – первой половине XIX в. (по материалам ревизий). М., 1963. С. 164–165.
31
По данным, которые направлялись из Разрядного приказа в Ближнюю канцелярию, в 1701 г. числилось 7704 носителя «московских чинов»: стольников, стряпчих, дворян и жильцов. См.: РГАДА. Ф. 396 (Архив Московской Оружейной палаты). Оп. 3. Д. 24. Л. 250. В 1702 г. таковых насчитывалось 7402 человека. См.: Там же. Д. 75. Л. 291.
32
См.: Водарский Я. Е. Население России… С. 134.
33
См.: Там же.
34
См.: Там же. С. 90.
35
Не скрою, что название этой книги отчасти подсказано заголовком классической книги Пьера Губера: Goubert P. Louis XIV et vingt millions de Français. P., 1966.
36
См.: Есипов Г. В. Раскольничьи дела XVIII века. Т. 2. СПб., 1863. Приложение № 2. С. 64–72.
37
Современный шифр: ОР РНБ. Ф. 550 (Основное собрание рукописной книги). О.I.72. Л. 274–280.
38
См. Приложение № 4 в этой книге.
39
См.: [Димитрий (Туптало), митрополит Ростовский и Ярославский.] Разсуждение о образе Божии и подобии в человеце. М., 1714.