Королевства Глубин

 Облако крови, осколков льда и прочих обломков теперь держалось там, где раньше был арсенал. Остался нетронутым только самый большой кусок, хранивший самое ужасное приобретение из всех, отрезанный Коготь Ксинакта – вернее было бы сказать, всё левое щупальце Ксинакта, с большим драгоценным камнем в ладони. Оно всё ещё было покрыто льдом, но от большого моркота, зависшего под потолком, тянулось и обвивалось вокруг ледяного саркофага ярко-красное щупальце. За то короткое время, что Керос смотрел на эту сцену, лёд покрылся трещинами.

Керос перевёл взгляд вниз и увидел сотни ледяных осколков, плававших вперемешку с изуродованными телами священников, погибших, защищая свою веру и свою твердыню. Их кровь смешалась с водой, заставляя Прилива паниковать.

И всё же две фигуры двинулись вперёд; Керос окликнул:

- Мать! Отец! Я пришёл на помощь!

Мгновенно среагировав на голос тритона, на его пути возник моркот, щёлкая клювом и угрожающе размахивая когтями – только лишь затем, чтобы получить ужасающий удар головой от Прилива. Керос вдогонку ткнул своим трезубцем, пронзив сердце врага, но это стоило ему оружия, оставшегося торчать в груди жертвы.

Керос выпустил требузец, когда высмотрел обоих родителей внизу комнаты. Он узнал Наран по её чистому сильному голосу, когда она читала заклинание, которое должно было обездвижить противостоящих ей врагов – хотя её сын заметил и другую троицу моркотов, сновавших неподалёку. Но несмотря на грозившую ей самой опасность, жрицу, похоже, куда большее тревожило происходящее в другой части помещения. Проследив за её взглядом, молодой тритон рассмотрел отца, пригвождённого к середине стены трезубцем, пронзившим ногу и торс; плотное облако крови окутало его обмякшую фигуру.

- Нет! – вскричал Керос, пришпорив своего морского жеребца. – Помоги матери, Прилив! Я должен спасти отца.

Керос спрыгнул со спины коня, резко нырнув вниз и уворачиваясь от ледяных обломков, теперь больше служивших препятствиями, а не защитой. Молодой тритон плавал в поисках оружия, так заметно отсутствующего в руках отца впервые за многие годы.  Тут он услышал позади и над собой громкий треск льда и крик матери:

- Керос! Плыви оттуда сейчас же!

Голос Наран переплёлся с высоким ржанием Прилива, использовавшего копыта и плавники в схватке с моркотами. Керос хотел объяснить, зачем он здесь, но не мог этого сделать даже самому себе. Отец, похоже, погиб, но его наследие не достанется этим грабителям.

Керос внимательно слушал, следя за возможными атаками, но, к его удивлению, никто не нападал, пока он пробирался по полу среди груд мусора. Блеск тёмного метала выдал то, что он искал – старинный тапал, находившийся во владении семьи вот уже семнадцать поколений. Он служил Морасу оружием на протяжении всей жизни его сына, и его смертоносная красота была очевидна поднявшему его молодому тритону. С острейшей внешней гранью, металлическая дуга шла параллельно предплечью, огибала костяшки и продолжалась другим остриём чуть дальше локтя. Закрепив оружие в правой руке и вытянув её вперёд, вместе с тапалом, Керос двинулся было к отцу, но голос в его голове, несомненно, его заклятье, заставил его резко остановиться. Морас говорил быстро, но куда более эмоционально и напористо, нежели Керос слышал вживую все эти годы.

- Керос, сын мой. Я знаю, что ты хотел, как лучше, но ты должен оставить нас. Наши судьбы в руках Персаны. Наран и я знаем, за что сражаемся – за то, чтобы не дать Аксару Ксирлю захватить магические реликвии этого места. Торопись, он почти завладел тем, за чем явился. Помешай ему, и тогда мы сможем озаботиться своим выживанием.

Чары не позволяли Керосу отвечать мысленно, а произносить слова вслух – значило привлечь к себе излишнее внимание. Беззвучно, он поплыл прочь, скользя промеж больших фрагментов льда у пола. Керос вскоре понял, что мало кто из моркотов удосужился посмотреть на него в момент их триумфа. Громкий треск, словно похоронный звон, прозвучал в Великой Сокровищнице, когда ледяной кокон разлетелся под давлением магического щупальца.

Молодой тритон увидел, как лицо его матери исказилось от ужаса, хотя она и Прилив и до этого были окружены многочисленными моркотами. Керос развернулся к дальней стене, следя за лидером моркотов с серебряным клювом. Огромный моркот двинулся вперёд, скрываясь из поля зрения Кероса на вершине дрожащего айсберга. За несколько секунд свет в помещении приобрёл зеленоватый оттенок. Остатки льда разлетелись в зелёной вспышке. Тритон услышал звук, который сегодня уже научился ненавидеть – скрипучие щелчки смеха моркотов.

Снова взглянув наверх, он высмотрел лидера нападавших – кого отец назвал Аксаром Ксирлем – размахивавшего окоченелым щупальцем давно умершего генерала моркотов; зелёный камень в ладони слабо светился. Керос ухмыльнулся, услышав, что его мать закончила заклинание и увидев, что магическая энергия сразу же начала скапливаться. Наран превратила свой трезубец в чистую энергию, следом запустив его в Ксирля – только чтобы увидеть, как магия безобидно осыпается.

Пока все были сосредоточены на Наран и Ксирле, Керос рванулся вверх с места, находящегося почти точно под Когтем, ещё больше готовый следовать словам отца и вырвать тёмный артефакт из лап врага.

«Они могут завладеть им на пару минут, - думал он, - но сохранить его у них не получится, если Персана поможет мне».

«Целые жизни могут уместиться между двумя ударами сердца» - этому церковному учению Керос никогда не верил, до этого момента. За те короткие секунды, что понадобились ему для сокращения расстояния между ним и Аксаром Ксирлем, он в ужасе увидел, что моркот обратил внимание на Наран и навёл на неё Коготь.  И хотя руки тритона были в каких-то сантиметрах от щупалец урода, Керос не смог сдержать крик, когда Коготь вспыхнул зелёным светом, объявшим затем жрицу. В ужасе он наблюдал, как сначала её плоть испарилась с тела, оставив скелет, затем и кости рассыпались пеплом. Всё это время Ксирль продолжал смеяться, хотя казалось, что этот смех тянулся бесконечно.

- Мама!

Поражённый горем и злой сверх всякой меры, Керос продолжал плыть вверх, не прекращая кричать. Так как он появился сразу же после атаки, даже Аксар Ксирль не мог защититься от такого неожиданного натиска. Тритон держал руку прямо, проплывая мимо моркота. Лезвие тапала безо всяких усилий прорезало длинную рану на груди предводителя и его вытянутой лапе, удерживавшей Коготь Ксинакта. Несмотря на то, что оружие нанесло урон архонту, Керос использовал эффект неожиданности и приданную гневом силу, чтобы левой рукой ещё и вырвать мумифицированное щупальце из хватки Аксара Ксирля. Затем он продолжил движение наверх, к потолку и к зияющему проходу, уворачиваясь от одиночных заклинаний и используя различные обломки, чтобы избегать атак моркотов. Керос достиг потолка в тот момент, когда Аксар Ксирль полностью осознал нападение, вереща от боли – и от негодования, когда он понял, что так быстро утратил Коготь Ксинакта.

В эти моменты тритон мог выбраться из Великой Сокровищницы и направиться к открытой воде, прочь от тех, кто желал отобрать принадлежавший ему теперь артефакт. Но забота о родителях и друзьях замедлила его – он думал, как добраться до них. Керос свистнул Приливу, но услышал в ответ полное страха ржание, давшее ему понять, что верный конь всё ещё в ловушке. А потом он услышал скрипучий, шипящий голос Ксирля, обращавшегося к нему.

- От Аксара не сбежишь ты. Вернуть Коготь ты должен, или смотреть как другие умирают будешь. Высокий жрец-отец умереть, если Коготь Ксинакта Аксару не возвращён.

Словно подчёркивая угрозу, моркот бросил заклятье, и Керос услышал треск пронзившего воду электрического разряда, который смешался с криком боли его отца.

Керос больше ничего не видел, не думал, и даже плыл сквозь тёмные глубины, не осознавая этого. Он стал плавучей яростью, готовой поделиться своей болью с существом, убившим его мать и теперь угрожавшей и отцу. Развернувшись посреди течения, плывя обратно к сердцу разрушенной Сокровищницы, тритон чувствовал лишь злость – на моркотов и на самого себя, за то, что не нашёл в себе сил подчиниться приказам родителей. Он не замечал сияния сжатого в левой руке Когтя, как и схожего свечения на правой руке с тапалом. Он не чувствовал ничего, кроме потока омывающей тело воды, но магические чешуйки зашевелились под его кожей, заползали, будто ведомые чье-то разумной волей. Сын жреца не обращал внимания на то, что плывёт быстрее, чем когда-либо в жизни, и больше не чувствовал усталости, досаждавшей ему ранее. Он теперь был ещё и злее, чем когда-либо, и вся эта ярость была направлена на архонта Аксара Ксирля.