Страница 69 из 97
54
Я слушала мерный плотный гул двигателя, прислонилась виском к стеклу и смотрела на залитый огнями город. Рэй велел сбросить скорость, и я могла беспрепятственно рассматривать дома, статуи, мосты. Это был другой мир, который я даже не могла вообразить, сидя на Альгроне и глядя по ту сторону обрыва. Но все равно все это было за стеклом и неуловимо напоминало книжные проекции.
Рэй молчал. Время от времени я ловила на себе его взгляд, и становилось неловко. Я старалась гнать мысль о том, что обидела его, но ничего не могла с собой поделать — все равно чувствовала себя виноватой. Но просить прощения? Да за что?
Я повернулась:
— Женщины тоже ходят туда? На эти бои?
Он усмехнулся:
— Еще как… Как показывает практика, женщины бывают кровожаднее мужчин. Например, дочери Опира Мателлина едва ли не живут там. Ставят бешеные суммы. Все, как одна.
Я пожала плечами:
— Что же в этом хорошего? Смотреть на смерть и кровь?
Рэй повел бровями:
— Боюсь, я не смогу это объяснить, а ты не сможешь понять. В этом нужно вырасти.
Я покачала головой:
— Но зачем расти в крови? Я бы не хотела, чтобы мои дети видели что-то подобное.
Рэй молчал, поджав губы, на лице едва заметно ходили желваки. Он, наконец, пристально посмотрел на меня:
— Останься такой. Как сейчас.
Я лишь опустила голову, не слишком понимая, что он имеет в виду.
Рэй промолчал до самого дома. Я лишь все время ловила на себе его взгляды, от которых щекотало внутри, и не могла сказать, что мне это было неприятно. И даже не хотелось ничего спрашивать о дворцах и статуях, мимо которых мы пролетали, лишь бы не нарушить эту странную тишину.
Наконец, мы вернулись. Рэй проводил меня до дверей на мою половину, коснулся губами кончиков пальцев:
— Спасибо за вечер.
Я опустила голову:
— Боюсь, я его испортила…
Он не подтвердил и не опроверг. Шумно вздохнул, посмотрел мне в глаза:
— Хочу, чтобы ты это знала: мой отец больше не потревожит тебя.
Я подняла глаза, но молчала.
Рэй поджал губы:
— Я не знаю, что именно произошло тогда между вами, но надо быть дураком, чтобы не уловить суть. Я знаю своего отца. Лгать и угрожать — это то, в чем он особо преуспел. Его больше не примут в нашем доме, можешь не опасаться на этот счет.
— Ты не впустишь собственного отца? Разве так можно? — сердце болезненно заколотилось от подступившей радости, но я боялась поверить. Не будь старика — станет легче дышать. Намного легче…
Он кивнул:
— Можно, если нет другого выхода. Отец пытается влезть со своими порядками туда, где ему не место. — Рэй взял мою руку, коснулся губами: — Спокойной ночи, госпожа. Надеюсь, я все же смог хоть чем-то тебя порадовать.
Я опустила голову, казалось, краснела, судя по прилившему жару к щекам. Простой жест, простые слова, но почему они так смущали? Я хотела, чтобы он ушел, и в то же время, чтобы не разжимал пальцы.
Я все же отняла руку:
— Спокойной ночи. Мне многое понравилось… Особенно, город. Я хотела бы чаще смотреть на город.
Он кивнул:
— Думаю, это не составит труда. Доброй ночи.
Рэй развернулся и направился к лестнице. А я смотрела ему в спину, наблюдала, как колышутся полы сиреневой мантии. И боялась пошевелиться. Охватило странное, непонятное, едва уловимое чувство, легкое, как птичий пушок. Я даже не могла его толком нащупать, но понимала, что его способно разрушить самое незначительное движение, самый тихий звук, порыв ветра. Оно было таким, что даже не хотелось делиться с Индат. Оставить себе. Только себе.
Я вошла в свои покои, прислонилась спиной к мрамору. Глупо улыбалась сама себе и грызла кончик ногтя. Нет… я ничего не расскажу. Я даже покружилась на месте, неслышно пересекла приемную и вошла в спальню.
Индат сидела на полу, у широкого дутого комода. Побелела, заметив меня, будто увидела призрачную химеру или еще какую гадость. Закаменела и, казалось, была не в силах встать с пола. Наконец, ее губы дрогнули:
— Госпожа… — она с трудом поднялась, неуклюже ерзая, просеменила ко мне, обняла. Ее руки были ледяными, дыхание частым. Щеки тут же намокли от слез. — Я думала, это конец, госпожа.
Я отстранилась, и что-то закололо в груди. Я слишком хорошо знала мою Индат, чтобы с единого звука, с единого жеста не почуять неладное.
— Что случилось?
Она лишь упрямо покачала головой.
Я тряхнула ее:
— Что? Управляющий? Он что-то сделал? Говори, не бойся! Я разберусь с ним!
Индат лишь снова качала головой. Порывисто подалась вперед и обхватила меня руками, сжимая изо всех сил. Я не противилась, позволяя ей выказать свои чувства, но Индат не размыкала рук, и это уже было слишком — мне становилось трудно дышать. Она положила голову мне на грудь:
— Где же вы были, госпожа?
— Мы ездили в город. — Я отстранилась, тряхнула ее: — Да что с тобой?
Индат затрясла головой и разрыдалась:
— Я думала, это конец. Я так испугалась!
Я пожала плечами:
— Но я же уже вернулась. Живая и здоровая. Хватит. Лучше возьми накидку. — Я избавилась от накидки, упала на кровать: — Я так устала — ты даже не представляешь! Оказывается, так можно устать!
С Индат явно творилось что-то не то — она буквально тряслась, накидка в руках ходила ходуном, губы дрожали. Я села:
— Рассказывай немедленно. Все, как есть.
Она молчала, лишь смотрела в одну точку, куда-то под комод. Я проследила ее взгляд и едва не вскрикнула, увидев стальную таблетку галавизора. Все было предельно понятно: Индат откопала чип.
Я подскочила, вытащила галавизор ногой, достала адресную пластину. Индат стояла ни жива, ни мертва. Я поднесла чип ей к самому носу:
— Как давно ты его включила?
Она опустила голову:
— Несколько часов назад.
Я сцепила зубы так, что, казалось, они вот-вот начнут крошиться. Занесла руку и хлестнула Индат по щеке так, что защипало ладонь:
— Что же ты наделала!
Она смотрела круглыми ошарашенными глазами, держалась за щеку. И. казалось, просто не понимала, что происходит.
Я впервые в жизни ударила ее.