Угодившая в ловушку

– Да я уже…, – в горле встал ком и я замолчала.

Весь день я ходила с девушкой из номера в номер, обучаясь ремеслу горничной. Нужно было помнить столько деталей, что казалось, потребуется как минимум неделя, для того, чтобы закрепить все это в памяти. Но столько времени у меня не было. На следующий день я должна буду самостоятельно убирать номера. Из плюсов работы, оказалось бесплатное питание. Накинулась на борщ и плов, как дикарка, никогда не пробовавшая горячей пищи. Насытившись, стала немного счастливее и голова заработала лучше, думая о сложившейся ситуации.

К вечеру ноги гудели и отваливалась поясница. Уставшая поплелась на остановку, уже не думая, что мой план такая хорошая затея, ведь для ее воплощения нужно ехать в дом к родителям. А они сразу поймут, что со мной что-то не так. Утром, я ответила сообщением на мамин звонок, сославшись на занятость на работе. Теперь можно было списать все на усталость. Но вечно я не смогу ее избегать. Поэтому, оставалось надеяться, что у Руса в квартире припрятана где-то гитара. Если нет, то придется собраться с силами и завтра навестить маму с папой.

А пока, забежала в супермаркет и на последние деньги, закупила продукты. Вражда враждой, а пустой холодильник, явно не смягчит гнев Руслана. Решила приготовить ужин и попробовать сесть за стол переговоров, спокойно обсудив нашу ситуацию, как двум взрослым людям. Конечно хотелось заключить худой мир, раз вынуждена подчиняться сводному и жить по установленным им правилам. Но мысль о гитаре, не давала покоя.

Когда выходила из магазина, нагруженная пакетами, позвонил сводный, сказав, что оставил для меня ключ у консьержки. Обрадовавшись тому, что буду какое-то время в одиночестве, ворвалась в квартиру брата. Быстро разобрав пакеты и запихнув в духовку курицу с картофелем. Пока готовилась еда, приняла душ и еще оставалось время для поиска музыкального инструмента.

В спальне Руслана, гардеробной и гостиной ничего не указывало на то, что здесь живет бывший музыкант. Тогда ринулась к коробкам, дожидающимся своей очереди в моей временной спальне. Пришлось выставить десяток коробок, тяжелых и не очень, прежде чем заметила, торчащий из под свернутого трубочкой ковра, черный чехол. Обрадовавшись, освободила инструмент из заточения и замерла. Это была она. Его малышка Гита, как он шутливо называл инструмент. Сердце тоскливо сжалось. Он сохранил ее. Несмотря на все случившееся, он не избавился от моего подарка. Аккуратно провела по струнам, очертила рукой черный корпус, почувствовав тепло, идущее от дерева. Прикрыла глаза, стараясь не погрузиться в непрошеные воспоминания. Не стоит позволять себе возвращаться в те счастливые дни. Бережно забрала малышку с собой на кухню.

Настроив струны, стала вспоминать мелодии, вопреки желанию, всколыхнувшие былое на поверхность. Увлеклась настолько, что не услышала, как отворилась дверь и появился хозяин квартиры. Не услышала и его приближающихся шагов. Вздрогнула, когда гитару выдернули из моих рук. Посмотрела на искаженное в гневе лицо сводного брата.

– Руслан, – выдохнула, когда он поднял над головой инструмент. – Руслан, нет! —закричала, кинувшись к мужчине, осознав его намерение.

Взвизгнула, когда блестящий корпус разлетелся в щепки от удара о барную стойку. Только что он уничтожил даже воспоминания о всем том хорошем, что когда-то было между нами.

—Что ты наделал? – кинулась к щепкам. – Зачем?

Трясущимися руками собирала части гитары в подол футболки.

– Никогда не трогай то, что принадлежит мне, – прорычал Руслан и наступил на гриф гитары, как раз в тот момент, когда я собиралась поднять его, придавливая подошвой туфли мою ладонь к полу.

Зашипела от боли, посмотрев на разгневанного мужчину, мрачной скалой возвышающегося надо мной. Из моего положения, глаза Руслана казались черными, бездонными, нечеловеческими. Словно там в их глубине, плещутся самые жуткие пороки. Перекошенные в злостью красивые черты лица вызвали дрожь. Шумно сглотнула, съежившись. Он взирал на меня с высоты своего роста, припечатав тяжелом взглядом и словно размышлял, что делать дальше. Давление ноги на гриф усилилось.

– Больно, – прозвучало жалобно, но я уже не заботилась о том, как выгляжу в его глазах.

Он медленно убрал ногу. Как только давление ослабло и к прижатому месту прилила кровь, боль стала ярче. Закусила губу , чтобы не застонать. Удерживая поврежденную кисть, поднялась на ноги, наплевав на сломанный инструмент, Руслана и свой провалившийся план. Пошла в сторону своей комнаты, чувствуя как грудную клетку разрывает от обиды и злости. Нет, он всегда был не подарком, но зачем так вероломно поступать с тем, что нам обоим дорого. А я не сомневалась, раз он хранил Гиту, привез в новую квартиру, после всего что между нами было, то Руслан дорожил этими воспоминаниями, как и я.

– Знаешь, Руслан, – остановилась на пол пути к комнате, оборачиваясь к сводному. – Если не хочешь, чтобы я трогала твое, то отпусти меня. Зачем держишь в твоей квартире, среди ТВОИХ вещей?

Мужчина стоял полубоком ко мне. Его плечи тяжело вздымались. Видела, как играл желваками, но не отвечал.

– Ах, да! – усмехнулась. – Я тоже вещь и со мной можно делать все что угодно. Тогда что же ты медлишь? Сделай то, чего так давно хотел!

Закипала и не могла уже остановиться. Меня несло потоком самоуничтожения.

– Ну же! – схватила край футболки и потащила ее вверх, снимая и бросая в него белым трикотажем.

– Смелее! Я тоже твоя вещь и со мной можно делать все что угодно! Возьми меня! Ты же этого хотел. Или ты возбуждаешься только от принуждения и унижения?

Подцепила между черными чашечками застежку лифчика, собираясь расстегнуть ее. Но мужская рука, накрыла мою, замирая. Посмотрел на меня тяжелым, потяжелевшим взглядом так, что я вспыхнула. Из-за расширенных зрачков, голубая радужка почти полностью исчезла. Взгляд в расфокусе, ноздри раздуваются. Разглядывал мои губы, а затем ниже, зависнув на моей груди. Ощутила, как погладил пальцами торчащее из лифчика полушария, задержав дыхание. Только теперь осознала в каком виде стою перед своим тюремщиком и на что пытаюсь его спровоцировать. Пристальный взгляд жег кожу. Плечи осыпало мурашками и к лицу прилила кровь. Вцепилась в чертову застежку, теперь с намерением защититься, а не выставить себя на обозрение мерзавцу.

Он гладил грудь поверх лифчика, затрагивая соски, реагирующие на его прикосновения и стянувшиеся в бусины, разглядывая мягкие полушария. Его челюсти напряжены, так же как и мои нервы. Сердце у меня в груди грохочет барабанами. И он не может не слышать этого грохота. Поднимает к моему лицу полупьяный взор, скользя по губам и наконец встретившись с моими глазами.

– Ты – последняя в этом гребном мире, кого я хочу видеть голой. Даже если будешь умолять, не возьму.

Резко разжал руку, да с такой яростью, что я отшатнулась, падая на пятую точку.

Стремительной походкой он пошел к выходу из квартиры. И через мгновение я услышала звук захлопываемой двери.Только когда убедилась, что его нет в квартире, позволила себе разрыдаться в голос. Обняла колени, уткнувшись в них лицом и выплескивая всю свою боль, рыдая в голос. Не знаю сколько провела в таком положении. Но лишь когда запахло горелым ужином, поднялась с пола, выключая духовку и выбрасывая в мусорное ведро черную курицу и угольки, бывшие когда-то картофелем.

Гитару я так и не убрала с пола. Решив предоставить высокомерному ублюдку право собственноручно распоряжаться остатками своих вещей.

Руслан не вернулся домой ночью. И вместо того, чтобы радоваться тому, что наконец-то он оставил меня в покое и даже не приволок домой очередную девицу, я маялась и не могла сомкнуть глаз. Всю ночь вспоминала каким он был во времена когда умел улыбаться, когда радовался, увидев меня, когда прикасался только, чтобы доставить удовольствие, а не наказать. Эти воспоминания разбередили рану, не успевшую зажить полностью за пять лет. Ведь даже зная какое он чудовище, я продолжала его любить. Только с Димой смогла наконец-то переступить через себя и начать строить новые отношения. Но и здесь, потерпела неудачу. Мне бы оплакивать неудавшийся брак, закончившийся рабством или потерю единственной подруги, но нет. Я почти не вспоминала об этих людях. Нет, я мучилась от необходимости терпеть ежедневное напоминание о предательстве другого человека, всадившего мне нож в спину так глубоко, что я до сих пор не могла оправиться от той истории. И пусть это не оправдывает моего поступка, но я не чувствовала за собой вины. И вряд ли почувствую, даже после десятилетий унижений.