Страница 6 из 19
Переночевав в Роторуа (вопреки мрачным предсказаниям Джима никто из нас не сварился в постели), мы на следующий день покатили дальше в сторону Веллингтона, расположенного на самом юге Северного острова. Минул час, за ним другой, нам уже надоело кричать: «Смотрите!» – и видеть все одних только зябликов да завирушек, когда Брайен наконец свернул к большому тихому озеру, на берегах которого высились могучие деревья, и здесь мы впервые увидели новозеландских птиц. Разумеется, и тут не обошлось без полчищ черных лебедей, но на этом озере они еще не успели полностью вытеснить коренных обитателей. Вооружившись камерами и биноклями, мы живо выскочили из «лендровера». Каждый занялся своим делом: Крис и Джим снимали, а Джеки, Брайен и я вели наблюдения за птицами, причем Брайен называл нам виды и коротко рассказывал об их образе жизни и распространении.
Самыми многочисленными и самыми красивыми были новозеландские огари, или, как их еще называют, райские утки. Несколько пар этих птиц добывали себе корм на мелководье в каких-нибудь десяти метрах от нас. Удивительно, до чего не похожи друг на друга самец и самка; на первый взгляд казалось даже, что перед нами представители двух разных видов. Селезень: голова, шея и грудь черные с блестящим отливом, спинка тоже черная, но с тонкими белыми полосами, живот ярко-рыжий, также расписанный белыми полосками. Утка: спинка черная в белую полоску, грудь и живот рыжие с белыми полосами, голова и шея чисто белые. Я впервые видел этих очаровательных уток и сначала принял более нарядную самку за самца, пока Брайен не просветил меня. И все-таки странно, что утка окрашена ярче селезня, – как-никак ей принадлежит опасная обязанность высиживать яйца, когда, казалось бы, особенно важен камуфляж.
Вторым по численности новозеландским видом, представленным здесь, были новозеландские чернети. Но они держались куда осторожнее, ходили стайками вдалеке от берега, и мы только мельком, да и то в бинокль, видели этих небольших ладных птиц с коротковатым тупым клювом. Плавали чернети быстро и как-то воровато. Голова и шея у них были черные, с пурпурным отливом сверху и зеленым снизу, и видимая часть тушки выше «ватерлинии» тоже черная. Этот мрачноватый наряд красиво оттенялся белой полосой на крыле, серо-голубым клювом и ярко-желтыми глазами.
Проведя на берегу озера несколько приятных часов, мы снова уселись в «лендровер» и доехали до Веллингтона. Здесь нас разместили в гостинице, которая, как и все новозеландские гостиницы на нашем пути, буквально во всех отношениях оставляла желать лучшего. Уж очень разителен был контраст с искренним, неподдельным радушием, с каким нас встречали повсюду.
На следующий день мы встали рано утром и отправились к морю. Брайен настоял, чтобы мы, прежде чем покинуть Северный остров, непременно побывали в птичьем заповеднике Капити. Устав от моего брюзжания по поводу неизменных скворцов и дроздов, он поклялся, что там я увижу типичных представителей пернатых Новой Зеландии.
Наш «лендровер» остановился около песчаного пляжа, окаймленного небольшими бурунами. Прямо перед нами лежал длинный горбатый островок, поросший густым лесом. В бледном утреннем свете Капити казался темным и угрюмым, в нем не было ничего притягательного. Джим посмотрел на курчавые волны и смерил взглядом расстояние до острова.
– А как мы туда попадем? – нервно спросил он. – Вплавь?
– Нет-нет. Джордж Фокс, смотритель заповедника, придет за нами на катере, – ответил Брайен и поглядел на часы. – Он будет с минуты на минуту.
Мы выгрузили аппаратуру и разложили ее на берегу, приведя в боевую готовность. Наконец от острова отделилась маленькая точка и запрыгала по волнам в нашу сторону. Джим с растущей тревогой следил, как лихо скачет лодка.
– Меня укачает, – объявил он замогильным голосом.
– Вздор, – возразил Крис. – Разве это волна? И вообще тут так близко, что тебя просто не успеет укачать.
– В армии меня однажды укачало на грузовике, когда мы переправлялись через Рейн, – важно сообщил Джим.
На короткое время воцарилась тишина, все переваривали это необычайное заявление.
– Я не хотел бы показаться глупее, чем я есть, – осторожно заметил я, – но мне непонятно, как это можно укачаться на грузовике при переправе через Рейн? Может быть, ты переправлялся на амфибии?
– Нет, – объяснил Джим, – мы ехали по понтонному мосту. И мост качался вверх-вниз, вверх-вниз.
– Ну?.. – нетерпеливо воскликнул Крис.
– Ну и меня укачало, – смиренно сказал Джим.
Я пожал ему руку:
– Горжусь – горжусь знакомством с храбрецом, который пересек реку на грузовике по понтонному мосту, невзирая на морскую болезнь. Теперь понятно, почему мы выиграли войну.
Тем временем катер проскользнул через полосу прибоя и с легким хрустом врезался килем в песок. Из крохотной рулевой рубки выбрался человек, прыгнул через борт и зашагал по воде к нам. Невысокого роста, плечистый, смуглое обветренное лицо и ясные голубые глаза… Это и был Джордж Фокс. Поначалу он показался мне замкнутым и неразговорчивым, но потом я убедился, что Джордж далеко не со всеми таков. Просто за последнее время в птичий заповедник зачастили натуралисты, и большинство из них не отличались учтивостью. Неудивительно, что он подозрительно встречал каждую новую партию любителей природы и киношников, пока не узнавал их ближе.
Лодка весело ринулась вперед, спеша одолеть те восемьсот метров, что отделяют Капити от Большой земли. Джим сидел в рулевой рубке, и на его угрюмом лице было написано недоброе предчувствие. Однако мы добрались до маленькой пристани прежде, чем с ним успело случиться что-нибудь страшное.
Вблизи остров выглядел еще неприветливее. Из моря вздымались крутые скалы, отороченные глухим и пустынным на вид темно-зеленым буковым лесом. Мы выгрузили аппаратуру, втащили ее по узкой тропе наверх, вошли в густой сумрачный лес и тотчас услышали барабанную дробь.
Можно было подумать, что какой-то пигмей, спрятавшись в зарослях слева от нас, тихонько что-то выстукивает на крохотном тамтаме. Дробь звучала несколько секунд, потом прекратилась. После небольшого перерыва другой пигмей, укрывшийся где-то справа, выбил ответный сигнал: короткая дробь – и опять тишина. Внезапно со всех сторон зарокотали тамтамы, как бы подтверждая, что послание принято и понято. Дробь отзывалась на дробь, шел сложный, непонятный разговор.
– Скоро пигмеи нас атакуют? – спросил я Брайена, живо представляя себе племя карликов, доведенное до неистовства речитативом военных тамтамов.
Брайен улыбнулся.
– Я же говорил вам, что вы увидите здесь настоящих новозеландских птиц, – ответил он. – Это уэки. Одна из самых любопытных птиц Новой Зеландии. Им всегда надо знать, кто и зачем прибыл на остров. Вы их сейчас увидите.
Тропа вела нас все дальше вверх, и вдруг лес расступился. На залитой солнцем прогалине стоял чистенький домик Джорджа Фокса. Нас встретила его сестра и сразу покорила наши сердца, предложив нам горячего кофе и домашнего печенья. Сидя на солнышке, мы жадно уписывали пришедшееся очень кстати угощение; вдруг из-за камня высунулась чья-то коричневая голова, с любопытством обозрела меня большими темными глазами и снова исчезла.
– Брайен, – сказал я, – только что вон из-за того камня выглянула какая-то коричневая птица.
– Ага, – отозвался Брайен, жуя печенье. – Это был уэка. Сейчас они все сюда пожалуют. Все новое неудержимо влечет их.
Не успел он договорить, как из зарослей высунулась еще одна коричневая голова, окинула нас проницательным взглядом и тихонько скрылась. Несколько минут продолжалась интенсивная разведка, птицы выглядывали то из-за камня, то из гущи папоротников, наконец решили, что нас можно не опасаться, и в ту же секунду мы оказались в окружении уэк. Это было похоже на волшебство, птицы появлялись из самых неожиданных мест. Осадив нас, они принялись внимательно изучать съемочную аппаратуру – осторожно клевали кожаные сумки и жестяные коробки с пленкой, рассматривали треноги, наклонив голову, и непрерывно о чем-то переговаривались на своем «языке тамтамов»; ни дать ни взять таможенники, разыскивающие контрабанду. Я бы сравнил этих красивых, хотя и несколько угрюмых на вид птиц с огромными коростелями. Походка у них была типичная для пастушков: вытянув шею с любопытным видом, они бережно ставили на землю свои крупные ноги, точно страдали от мозолей. Оперение в верхней части приятного золотисто-коричневого оттенка, с черными крапинками; живот и шея снизу серые; над глазами щегольская серая полоска; клюв и ноги красноватые. Глаза, издали показавшиеся мне почти черными, на самом деле были красновато-коричневыми.