Скрип снега

Каким образом обиженная женщина может отомстить, я представляла, но от этого ни на секунду не стало легче.

— У неё на работе случился бурный роман. Оксана ушла от меня. Год жила с ним, собиралась замуж. Там было всё серьёзно. Когда это случилось, меня переклинило. Полный упадок сил, всё стало безразлично, начал прикладываться к бутылке. Постепенно как-то собрался, всё-таки у нас дочь, и она была на моей стороне. Я не терял надежды на возвращение Оксаны, уговаривал вернуться, не понимая, все у них всерьез или в один прекрасный день они разбегутся. И она… вернулась.

Какая драматургия, какие эмоции. Я отлично вписалась в эту пьесу, клюнула на затаённую боль мужчины, взболтала со дна свои паттерны и в мутной воде выловила скользкую рыбу. Меня использовали? Обманули? Но, как сказал классик — я сам обманываться рад. От того, что я всё понимала, легче не становилось.

— Всё-таки я не ошиблась. Мистер и миссис Степлтон.

— Про сестру… почти правда, мы с ней не спали с тех пор, как она вернулась. Решили посмотреть, можно ли начать всё сначала.

Хотелось перестать чувствовать давящую резь в груди. Пусть будет межрёберная невралгия, я прижала ладонь к груди.

Всё, что здесь произошло, для Михаила лишь средство для восстановления попранного мужского достоинства. Он пересмотрел своё отношение к жене, подумал, попил горькую. Миша сделал всё, чтобы облегчить своё состояние. Облегчить за мой счет. А что я могу выставить ему?

— Наверное, полезно побыть в роли брошенки. Испытать обиду, беспомощность, отверженность, бессилие. Хотя твоя… единовременная акция протеста — это, конечно, не год. Но теперь можешь спокойно приступать к выполнению супружеских обязанностей.

— Ты всегда говоришь то, что думаешь?

— Кто-то же должен быть…честным.

— В тебе говорит обида. Не стоит навязывать мне чувство вины и раздувать вселенскую катастрофу.

Из одноразового секса

— Не будем портить воспоминания об…отдыхе, — добавил он.

Дзинь, дзинь — падали и разбивались сосульки. Падали картонные декорации, герой отклеил усы, снял камзол, смыл грим.

— Голова не болит?

Михаил поднялся со стула, ответил без единой эмоции:

— Прошла. Ты права.

Если скажет спасибо, я поднимусь и ударю его. Он на секунду замер, я задержала дыхание.

— Пока.

Прощай ненастоящий мужчина, выдуманный и сотворённый моим сознанием, оказавшийся очередной иллюзией на сценической площадке огромного ледяного озера.

Михаил подошёл к двери, открыл замок и убрался восвояси.

***

Через пару минут послышался звук мотора, голоса, шаги на лестнице. Хлопнула дверь, стало тихо. Видимо, не только Оксана ездила к шаману, кто-то ещё кроме неё жаждал благословения, в надежде на чудесное исполнение своих желаний. Нас сразу предупредили, что шаман не занимается предсказаниями, и вопросов ему задавать не стоит, ответов он не даёт.

Не спеша я поднялась, нашла в потёмках на полу пижаму, оделась и легла на кровать. Никогда я не страдала криками и потоками слёз, даже когда хотелось выть как ненормальная.

Встать бы, зайти в гостиную, пробраться в темноте к холодильнику, вытащить наощупь бутылку и пить прямо из горла. Пить, захлёбываясь, кашляя и задыхаясь, а потом подняться в номер к Роману и….

Я как будто прошла весь путь до конца и содрогнулась от подступившей тошноты. Мерзость, в которую я была готова окунуть себя добровольно. Ради чего? Чтобы стало легче? Не станет. Будет ещё противнее и грязнее на душе, чем сейчас.

Хорошо, что не было сил даже двинуть пальцем. Приступ тошноты прошёл, я закрыла глаза. Что толку пялиться в тёмный потолок, когда надо попытаться уснуть. Завтра две большие экскурсии, и завтра же в обед уедет Михаил. Острая боль должна притупиться при исчезновении очага возгорания. Боль будет тлеть внутри, я постараюсь не обращать на неё внимания, не кормить её, чтобы со временем она затухла полностью.

Острая фаза болезни — она такая острая. Без ножа кромсает внутренности.

Не получалось нормально дышать. Дыхание, как и сердцебиение, участилось, я громко выдыхала через нос, почему-то до хруста сжимая зубы. Мысли опять вернулись не туда, били в голову картинками примирения супругов на втором этаже. Чем я хвасталась перед Михаилом в палатке? Что могу лечить. Вот он и воспользовался мною по назначению.

На уровне сознания я всё трезво раскладывала по полочкам, но эмоции не поддавались управлению. Не я первая, не я последняя. Все, так или иначе, справляются с болью. Я со своей жила с четырнадцати лет, и она не сравнима с сегодняшней. Везде есть выжившие, зацепившиеся зубами за край воронки — развороченной души и выбравшиеся к свету.

Вдох-выдох. Главное, не раскисать, не жалеть себя. Я получила отличного любовника на одну ночь, но финал этого действа не продумала, так что нечего на кривое исполнение кивать. Стало на йоту легче, а потом ещё чуть-чуть. Изгоняя мысли из своей головы, я вытягивала себя из болота, успокаивала дыхание, расслабляла мышцы тела.

Когда за стеной послышались звуки, я поняла, что уже утро, и я всё-таки уснула. В новый день я постараюсь не тащить шлейф ночного происшествия. Мой микрокосм должен остаться незыблемым и чистым, в своё сознание я не хотела вносить даже микрон разочарования и гнева.

Но как говорит народная мудрость, свежо предание, да верится с трудом.

Глава 9. Подарочек

Прислушиваясь к звукам извне и надеясь позавтракать быстрей группы товарищей, у которых сегодня заканчивался тур, я прошмыгнула в гостиную и уселась на своё место. Через несколько минут появилась хозяйка, с которой я бодро поздоровалась, втайне желая, чтобы она как можно быстрей накрыла стол.

— У нас сегодня ранний выезд, — сообщила я.

— Да-да, конечно. Сейчас всё вынесу.

Мы обменялись любезными улыбками, и хозяйка, действительно, поторопилась, хотя за столом я сидела в одиночестве. Ну, мало ли, какие у меня планы.

Быстро проглотила овсяную кашу, съела фаршированный блинчик, выпила чай, и, завернув в салфетку колбасу и сыр для моих мохнатых друзей, я шмыгнула к себе. Не успела зайти, как в дверь постучали.

— Катюша, ты здесь?

У меня отлегло от сердца, что успела позавтракать и убежать. Я рывком открыла дверь, там стоял улыбающийся, отлично выспавшийся Рома с чуть влажными волосами. Он был радостно возбуждён, немного суетлив и смущён.

— Как ты себя чувствуешь? Не разболелась после съёмок в купальнике?

Я пожала плечами. На фоне дальнейших событий мои пробежки в тапочках и купальнике потеряли значимость, словно краски выцвели на холсте. Всего лишь день назад, а словно не со мной.

— Извини, что разбудил вечером.

— Проходи, что мы на пороге.

Я отступила в комнату, Рома просочился следом с глуповатой улыбкой на лице.

— Кать, мы сегодня уезжаем.

Быстрей бы уже.

— А мы завтра.

— Да, такой стремительный тур.

— Ну, почему. Ещё будет ночь в Иркутске.

— Да, конечно. Я так рад с тобой познакомиться.

Ничего не значащая болтовня двух едва знакомых людей. Неловкость и скованность Ромы передавалась и мне. Я натужно улыбнулась, ответить было нечего. Рома ни внешне, ни внутренне не отталкивал меня, он не то, что не нравился, но своей заботой и преувеличенным вниманием ставил в какую-то непонятную зависимость. Я чувствовала себя его должником.

— Спасибо, что учила меня кататься на коньках. Я ведь первый раз на них встал.

— И сразу прокатился на самом большом катке мира.

— Да, это круто. И ещё ты пришла за мной в пещеру.

— А ты меня самоотверженно фотографировал.

Обстановка немного разрядилась, мы искренне улыбнулись друг другу.

— Катя, ты мне очень понравилась. Честно. Прими от меня подарок.

Рома вытащил из-за пазухи мягкую игрушку сантиметров пятнадцати — белоснежного детёныша нерки — символа Байкала. Игрушка была такой милой, что я на миг растерялась.