Фуга номер семь

Фуга номер семь

Глава 1

"Это не конец, это не конец, это что угодно, но только не конец", — напевала я, пытаясь поднять себе настроение.

Настроение было, честно говоря, так себе. От пучин отчаяния меня удерживало только то, что я пока еще жива и даже здорова, руки-ноги на месте, а из огня удалось вытащить саквояж, который по лености я так и не разобрала из поездки к семье. Суммы в банке мне хватит на две, от силы три недели экономной жизни — все, что сумела отложить с лета. На этом положительные стороны нынешнего бытия заканчиваются.

Можно было бы, конечно, уехать к родителям. Но семью Грайков последний год преследовали несчастья: второй ребенок младшей сестры родился слабым, а сама сестра едва пережила роды, и лекари запретили ей впредь заводить детей. На лечение младенца ушли все сбережения, которые удалось сделать с жалования ее мужа, управляющего небольшой фабрикой.

По счастью, лечение удалось. Младший племянник радовал пухлыми щеками и прилежным набором веса. Но после всех треволнений слегла сама матушка, и теперь уже мне пришлось выгрести все накопления в банке Расфилда и отправить семье. Раз на младшую сестру выпал уход, я сочла себя обязанной поучаствовать хотя бы гольденами.

Рози вышла замуж как раз когда я собиралась попытать счастья в большом городе, и а семейном совете было решено, что молодой семье незачем мыкаться по съемным квартирам, и в моей бывшей комнате вполне можно будет сделать детскую — животик невесты был едва заметен, но свадьбу старались устроить побыстрее. Отец за пять лет до того сгорел от легочной лихорадки, и матушка с радостью оставила младшую дочь с семьей при себе.

К счастью, матушка выздоравливала. Рози вполне сносно управлялась и с уходом за матерью, и с детьми, и с хозяйством. Ее муж исправно обеспечивал семейство и находил время то водосток починить, то забор поправить. Сложившаяся жизнь Грайков могла меня только порадовать.

Вот только я, Леонора Грайк, старая дева тридцати лет, в этой жизни была лишь гостем.

Пять лет назад я сделала выбор, покинув родной город, чтоб не мозолить глаза соседям и не служить пищей для пересудов. В юности я считалась хорошей партией для молодых людей из приличных семей: достаточно симпатичная, достаточно разумная, достаточно сведуща в ведении хозяйства, при этом я обладала небольшим, но достаточным для своего круга приданым. Я увлекаюсь рисованием цветов и птиц, и в это приносило немного гольденов "на шпильки" — в кругах образованных и обеспеченных горожан стало модным женщинам иметь небольшой доход для собственных нужд.

Но замуж я так и не вышла. Кавалеры получали неизменные отказы, и вскоре желающих совсем не стало. В последний год в Смолтауне на пороге нашего дома появлялись трое: двое поспорили, что уломают меня под обещание жениться, третий охотился за хоть каким приданым, а на деле был нищ как храмовый таракан.

Может быть, это, конечно, и была моя судьба, но сдаваться не хотелось.

Матушка, сестра и бесконечные двоюродные тетушки заламывали руки, увещевали и настаивали, знакомили с сыновьями подруг и братьями соседок. Никто и не подозревал, почему я отказывала всем, даже самым достойным мужчинам. Сначала я еще позволяла себе походить на свидания, погулять по бульвару и посидеть с кавалером в кафе, но рано или поздно я неизменно прекращала встречи. Тяжелее всего приходилось, когда я успевала влюбиться, но этим мужчинам портить жизнь я тем более не хотела.

Я дорого дала бы, чтоб в тот день, в мои пятнадцать лет, я не побежала на вокзал, чтоб посмотреть на новое чудо магтехнической мысли — кристалвоз, который, смешно треща и постукивая колесами по стыкам рельс, тащит за собой три коричневых вагона.

Добрая половина толпы на перроне состояла из таких же зевак. Вытягивая шею я смотрела на тех, кому посчастливилось сидеть на удобных — они непременно должны быть удобными! — кожаных сиденьях и любоваться проплывающими мимо пейзажами.

Внезапно толпа дрогнула. Из второго вагона вышла госпожа в черном с таким выражением лица, что перед ней тут же образовалось пустое пространство. Воротничок блузы, единственного белого предмета на пожилой женщине, приоткрыл черную четырехконечную звезду: знак ведьм-странниц. Толпа сделала еще пару шагов назад. Молодая женщина рядом со мной так торопилась убраться с глаз ведьмы, что толкнула меня в спину, и я пролетела вперед.

— Ты-то мне и нужна, — проскрипела ведьма, схватив меня за запястье костлявыми пальцами. Всучив саквояж, разумеется, черного цвета, она приказала: — Доведи меня до кабрио.

Обмирая внутри и дрожа поджилками я подчинилась. Спорить с ведьмами себе дороже. Ведьмы-странницы исправно выполняют задания Короны, и в ответ на их мелкие шалости закрывают глаза. Главное, чтоб цель их забав осталась жива и не очень сильно покалечена.

Усаживаясь в кабрио, прежде чем отпустить мою руку, ведьма посмотрела мне в глаза:

— Ты убьешь собаку, выбросишь ребенка из окна и выйдешь замуж за нищего, — внезапно объявила ведьма и злорадно рассмеялась. Посерьезнев она закончила: — Доверься седьмому ключу.

Старуха уехала, а я осталась смотреть ей вслед, трясясь от ужаса.

Через полгода соседский Ральф, здоровенный волкодав, перемахнул через забор и роняя клочья пены кинулся на Рози. Сестра визжала, сидя на ветке низкорослого дерева, а пес захлебывался лаем и подпрыгивал все выше и выше. Я одним рывком оторвала охранный артефакт от дверного проема, выскочила во двор и бросила его в собаку. Чужаков артефакт должен ударить молнией, и я рассчитывала, что пока пес будет приходить в себя, мы с Рози убежим в дом. Но Ральф замер, вытаращил остекленевшие глаза и упал замертво.

Через год у сына троюродной тетушки проснулась магия огня. Маститые мэтры позже говорили, что никогда не видели пробуждения огненных сил в таком юном возрасте, и прочили мальчику великое будущее. Но это было потом, а в тот день меня попросили посидеть с трехлетним непоседой, пока матушка с тетушкой ходят по модным лавкам. Увидев, как огонь лижет бумажные обои и старинную мебель, отрезая нас от двери, я разбила стулом окно и криком позвала прохожих. Некий господин скинул сюртук, подозвал разносчика, вдвоем они растянули ткань в стороны, куда и поймали сначала мальчика, а потом меня. Кидать вниз ребенка было очень страшно, но до приезда огнеборцев мы могли не дожить.

Ясное дело, что после таких событий принимать брачные предложения я не рисковала.

Строго говоря, меня нельзя назвать старой девой. Я достаточно быстро прониклась более свободными нравами большого города, и в прошлом у меня два романа, о чем я ничуть не жалею. Оба кавалера были умны, привлекательны, а отношение ко мне было выше всяческих похвал. Именно поэтому я с ними рассталась, хоть расставания и стоили мне немало слез. Угрожать им разорением я не желала.

Не добравшись до несостоявшихся женихов, судьба решила отыграться на мне. Моя соседка, известная как бабушка Бетт, не верила в осветительные кристаллы. Вчера, собираясь на чай к подруге, она опрокинула свечу. Пока учуяли дым, пока вызвали огнеборцев, заполыхало так, что даже артефакты не помогли. Бетт переселилась к той самой подруге, еще одна соседская семья переехала к родственникам, а я — в дешевую гостиницу, где уже пришлось стрельнуть молнией из зачарованного кольца в одного не в меру прыткого господина. Еще и на зарядку потратиться придется.

И теперь, глядя в пустую чашку, я пыталась понять, что делать.

Допив кофе и закончив с сырной слойкой я поправила шляпку, накинула теплую пелерину, вышла на улицу и побрела вниз, к реке. Сегодня вторник, но я гуляю вместо того, чтобы сидеть за конторкой возле кабинета господина Драмса и выписывать для него краткую выжимку из "Финансового вестника". Утром, стоило мне явиться на работу, как господин Драмс позвал меня в свой кабинет.

— Дорогая, — неожиданно обратился он, хотя раньше предпочитал "Госпожа Леонора" или "Нора". — Я слышал о постигших вас несчастьях, и я бы с радостью поучаствовал в вашей судьбе. Поверьте, мне будет несложно предоставить вам достойное содержание…