Страница 18 из 30
Они вошли в зал. Ой! Какие здесь интересные стулья! Таких он не видел даже в мебельном магазине. А вот столов нет. Странно! И как тут темно! Только по углам горят лампочки, а на сцене совсем пусто, один занавес висит, расшитый такой. Вот за занавесом, наверное, что-нибудь очень интересное. «Странный какой-то кинотеатр! — думал Сяопо.— Темно и ничего не видно!»
Они заняли три места. Люди все приходили и приходили, но в зале по-прежнему было темно. Все разговаривали между собой. Потом подошел продавец сластей. Сяопо взял у него с лотка четыре конфеты, но папа не рассердился и сразу заплатил. Сяопо ел и думал: «Вот когда у меня опять будет день рождения, попрошу папу купить мне большую машину. Наверняка купит! В день рождения папа добрый!»
Наконец занавес на сцене медленно раздвинулся, показалось белое полотно, белое-пребелое, без единого пятнышка. «Вот и кончилось кино»,— подумал Сяопо. Но в этот момент кто-то заиграл на пианино, только где оно, не было видно, наверное, в кино так и полагается. В кино, должно быть, одни тени. Тень человека играет на тени от пианино.
И вдруг на сцене вспыхнул яркий свет, лица людей в зале стали отчетливо видны, но потом свет погас, и стало темнее, чем было. Раздался какой-то странный звук, снова сверкнул свет, как будто зажгли маяк в море. На белом полотне появился огромный лев с разинутой пастью, а под ним — какие-то непонятные значки. Ой! Ой! Лев умеет читать по-заморски, это, наверное, какой-нибудь иностранный лев. Потом лев исчез, и появились буквы; потом буквы исчезли, и появилась большущая голова в огромных очках: каждое стекло больше колеса машины. Каждый глаз величиной с мяч, а вокруг — длиннющие ресницы.
— Сянь, посмотри!
Но Сяньпо грызла конфеты и ничего не видела. Наконец она взглянула на белое полотно, где показывали большого дядю, и закричала в испуге:
— Ой, мне страшно!
— Ты не бойся, это голова дьявола!
Неожиданно голова пропала, и появилось несколько человек, все в соломенных шляпах. Они шли по улице и разговаривали. Одеты они были во все черное; магазины и повозки были либо черными, либо белыми. Наверное, все эти люди носили траур по родителям. На полотне обозначались какие-то темные дорожки, как будто шел дождь. Но все были без зонтов. Так ведь это не настоящий дождь! Это же кино, поэтому и зонтики не нужны.
Вот по полотну поехали две машины, они катились с горки прямо в зал: все ближе, ближе. Сяопо и Сяньпо от страха закрыли глаза, но ничего не случилось. Когда они открыли глаза, машины по-прежнему быстро бегали по экрану, наскочили на каких-то людей, проехали по их спинам. А люди в зале громко смеялись. Сяопо тоже стало смешно.
Машина остановилась, из нее вышел человек. Папа сказал, что это тот самый дьявол, которого мы видели вначале. А белое полотно называется экраном. Сяопо не узнал дьявола, но раз папа говорит — значит, так оно и есть, тем более что дьявол был в очках. Он вышел из машины и пошел куда-то. А потом вдруг стал кувыркаться. До чего смешно! Потом снова пошел и опять перекувырнулся. Все смеялись, Сяопо вместе со всеми.
— Ты чего смеешься? — спросила Сяньпо.
— Перекувырнись еще разок, пусть моя сестренка посмотрит! — крикнул Сяопо дьяволу.— Слышишь, что я тебе говорю?
В зале все дружно рассмеялись.
Потом машина куда-то исчезла, и на полотне, то есть на экране, снова появились незнакомые знаки. Вот досада!
— Сянь, смотри! Видишь, девушка?
— Где, где? О! В самом деле! И какая красивая, да еще щенка держит!
Откуда-то снова вынырнул дьявол. Обнял девушку и стал ее целовать. Как не стыдно! Сяопо погрозил ему пальцем. А Сяньпо сказала:
— Фу, какой бессовестный!. — и даже плюнула: — Тьфу, тьфу!
К счастью, появился еще какой-то человек. Он схватил очкастого, высоко поднял его и швырнул на землю. Поделом ему! Человек схватил девушку и убежал. Очкастый поднялся с земли и медленно заковылял прочь. Вот смех!
Снова незнакомые буквы. До чего же они надоели!
Чудеса! Откуда-то вдруг появился тигр.
— Четырехглазый тигр! — вскрикнула Сяньпо и закрыла глаза.
Тигр схватил очкастого. Ну и напугался же он, прямо дрожит от страха! Даже волосы у него встали дыбом, как палочки, а соломенная шляпа то поднимается, то опускается. Лопнешь со смеху!
Что это?! Очкастый вдруг стал таким сильным! Полез на тигра и трах его! Тигр перепугался и раскрыл от удивления пасть. Сяопо закричал:
— Бей его! Бей!
Человек, видно, услышал и вступил в бой с тигром. Шляпа его куда-то улетела, очки тоже, от костюма остались клочья!
— Бей его! Не сдавайся! Молодец!
Сяопо сжал кулаки и стал колотить себя по ногам. Потом громко затопал. Плохо дело! Тигр повалил очкастого на землю. Сердце у Сяопо стучало. Какая досада, что он не может вмешаться и помочь как следует вздуть тигра! Но человек перехитрил тигра. Он ухватил его за нос, а тигр прижал уши, поджал хвост и бросился бежать.
— Сянь! Оказывается, тигры боятся, когда их хватают за нос!
И они с сестренкой стали хватать себя за нос, а тигр бежал без оглядки.
Снова на экране появилась девушка, на этот раз в руках у нее был котенок. Человек нашел и нацепил на нос свои очки. Шляпу тоже нашел, она была вся драная. Прижав к груди руку, очкастый встал на колени.
— Знаешь,— сказала Сяньпо,— у очкастого сегодня наверняка день рождения! Видишь, как он кланяется?
Очкастый с девушкой снова стали целоваться. Бессовестные! Тьфу, тьфу! Вдруг кто-то за их спиной выстрелил. Шляпа слетела с головы очкастого. О! В зале зажгли свет, и все исчезло. Осталось только белое полотно, то есть экран.
Сяопо вздохнул.
— Папа, а куда делись все эти люди? — спросил Сяопо.
— Пошли домой ужинать,— смеясь, ответил папа. Только было Сяопо собрался о чем-то еще спросить, как снова погас свет и что-то белое засверкало на экране. Какие-то знаки, снова знаки, домик, снова знаки, а в домике люди: старик, старушка, молодой человек, какая-то женщина. И снова знаки, и дом, и какие-то люди. У всех у них шевелятся губы. Совсем неинтересно! Никто не кувыркается, никто не дерется, и машины не бегают. Шевелятся только губы. Ну что в этом интересного? Море, снова какие-то знаки, гора, опять знаки, люди что-то говорят.
— Папа! — Сяопо потянул отца за руку.— А почему они но дерутся?
— Это уже другая картина.
Сяопо ничего не понял, но побоялся докучать отцу и лишь сказал сестренке:
— Знаешь, Сянь, картину сменили.
Выяснилось, что Сяньпо хочет спать.
— Не спи, Сяньпо,— тормошил ее отец.
— А я и не сплю,— прошептала Сяньпо, но глазки у нее слипались, а голова клонилась набок.
Опять дома, люди, знаки, дома, люди, знаки.
— Папа, а этот очкастый еще придет?
— Да нет же! Говорю тебе, это другая картина. Как же он может прийти?
Сяопо ничего не ответил на это, только спросил:
— А эти люди не любят драться?
— Зачем же все время драться?
— А-а!..— Сяопо сладко зевнул и подумал: «Хорошо бы сейчас поспать, хоть немножко».
12. ГУЛАБАЦЗИ
За ужином у Сяопо и Сяньпо слипались глаза — так им хотелось спать. Еще бы! Обезьяны, кино, дорога туда и обратно — и все в один день! А забот и волнений сколько!
И все же после ужина Сяопо, стараясь побороть сон, стал рассказывать маме о том, что видел в кино: как очкастый вращал глазами, как схватил за нос тигра, как тигр испугался и убежал прочь. Сяопо говорил, а глаза его, как ротик у маленькой золотой рыбки, то открывались, то закрывались. И вообще он как-то странно чувствовал себя: мысли путались, шея почему-то стала мягкая-мягкая, и голова поэтому клонилась то влево, то вправо. Наконец мама взяла Сяопо и Сяньпо за руки и повела в спальню. Они тотчас уснули.
Великолепная все же вещь — сон! Днем тебя ни на минутку не оставляют в покое: велят то стоять, то сидеть. А попробуй, например, положить руку на голову, когда идешь по улице, или ногу — на стол, или попрыгать, как обезьянка, или что-нибудь еще сделать! Не дают ни секунды побыть одному. А кто же станет при папе или при учителе вставать на голову или ходить на руках? Зато во сне пользуешься полной свободой. Кругом темно, никто за тобой не следит; можно положить руку на подушку, раскинуться на постели, свернуться калачиком, можно даже рот открыть. Никто тебе слова не скажет. Во сне ты сам себе хозяин, а твоя кровать — твой дворец. Но это еще не все. Самое увлекательное, самое интересное — это то, что тебе могут сниться удивительные, необыкновенные сны и никто не помешает снам приходить к тебе ночью. Даже учитель. Он может запретить все что угодно, только не сны. И папа тоже. Папа может сказать: ешь медленно, не прихлебывай, когда пьешь чай, но распоряжаться твоими снами он не может! Только во сне человек бывает по-настоящему свободен. Днем, например, нельзя сердить старика Цзао, а во сне можно даже отнять у него трубку или поставить ему на лбу три шишки, а то и больше, если будет охота.