Страница 2 из 12
– У меня тоже есть свои принципы. Я никогда не беру заказы на портреты. Рисую человека только при сочетании двух условий. Во-первых, ему необходимо привлечь мое внимание как личность. Во-вторых, я должен проникнуть взглядом в его сокровенную сущность. Думаю, что ваша дочь может заинтересовать меня как художника. Разумеется, она очень привлекательная женщина, но я равнодушен к красивейшим женщинам мира. Чтобы прийти к более определенному выводу, я должен буду погрузиться в ее образ. Возможно, мне придется увидеть ее воочию, хотя это может быть и не обязательно. Все станет ясным после моего глубокого погружения в образ. Если я возьмусь за портрет, то вы увидите его по завершении работы. Только тогда я назову свою цену. Если она устроит, портрет станет вашим, если нет, он останется у меня. На досуге я решу, что с ним делать: оставить в своей коллекции или продать.
Которский умолк и открыл свои огромные глаза. Они, казалось, еще ранее, из-под наполовину прикрытых век, были устремлены в переносицу хозяина. Тот, обычно невозмутимый и жизнерадостный, почувствовал себя выбитым из колеи. Внутренний голос говорил ему, что он, наверное, зря пригласил к себе этого человека. Поподулос осознавал, что почувствовал бы облегчение, отказавшись от дальнейших контактов с художником. Но, увы, честный бизнесмен, а им он был не только на словах, но и на деле, не мог отказаться от своего собственного предложения без того, чтобы противная сторона не дала на то повод.
– Может быть, вы уже сожалеете, что обратились ко мне?
Возникла долгая пауза молчания, после чего Которский продолжил.
– Люди порой испытывают некоторую неловкость в обращении со мной. Это естественно. Им не нравится, когда объективный и бесстрастный взгляд проникает на самое дно их души. Но что делать? Подлинный портрет иначе не создашь. Искусство требует жертв. Эта фраза банальна, но, тем не менее, истинна.
– Душа человека бездонна. Ее бесконечность доступна лишь взгляду, вдохновленному любовью. Она, как учит Евангелие, и есть Бог.
– В мире все двойственно. Как электричество не течет без разности потенциалов, так и токи жизни останавливаются, если отсутствует полярность Бога и дьявола. Я вижу человеческую душу целиком, не только в божественной, но и дьявольской ипостаси. Эту цельность я называю дном. Теряя дно, душа проваливается в бесконечность и растворяется в пустоте. Ей не вынести Нирваны. На такое способен лишь дух, притом далеко не всякий.
– Вашим рассуждениям не откажешь в логике. Однако не все измеряется ей. Душа тем и отличается от холодного ума, что она алогична.
– Нет, она логична. Но только ее логика отличается от логики ума.
– Вы не только великий художник, но и утонченный мыслитель. Портрет, написанный вами, оказал бы честь любому дому. Но знаете, чего я опасаюсь…
Которский вклинился в паузу.
– Того, что мое считывание души вызовет у вашей дочери неприятные переживания?
– Вы угадали.
– Если так, можете не опасаться. Мне будет достаточно увиденной фотографии. Я уже отпечатал ее в своей абсолютной памяти и могу нарисовать портрет, не видя оригинала. Будет ли написан портрет – покажет время. Но теперь вопрос о том – писать его или нет – исключительно мое личное дело. Я никому и никогда не позволял покушаться на свободу моего творчества.
– Вам нечем возразить, господин Которский.
– Тогда позвольте откланяться, господин Поподулос. Меня ждет мое искусство. Слыша его зов, я убегаю буквально опрометью.
Астральный визит в заколдованный замок
По виду молодой человек, с глубоко посаженными вдумчивыми глазами, привстал с кресла и, прилагая усилия, направился к кровати. Его ноги были поражены сильным недугом – следствием перенесенного в детстве заболевания. У него было два имени. Знакомые знали его как Андрея Снегова. Другое имя составляло тайну для живущих в нашем мире. Этот человек, скованный в передвижении по земле, обладал удивительной способностью покидать свое плотное тело и не только стремительно переноситься на огромные расстояния, но и проникать в иные пространства и времена.
Вот и на этот раз Андрей почувствовал притяжение астрального полета, совершаемого им обычно в то время, когда физический организм покоится в состоянии, внешне похожем на сон.
Глубоко расслабив мышцы и ощутив, как волны теплой, убаюкивающей тяжести растворяют ощущения физического тела, он отключил свое сознание от всех органов чувств нашего мира и на неопределенное время впал в сопереживание своей тождественности с абсолютной пустотой.
Из нее рождаются и в нее возвращаются миры. Это не была абстрактная пустота профанов, возникающая в порабощенном линейной логикой уме. Дурная пустота рождается в качестве особого выверта интеллекта, отрицающего все и вся. Эта пустота была иной. О ней нельзя сказать, что ее нет. Но было бы ошибкой полагать, будто она есть. Мистическая пустота – вне «да» и «нет», она – за исходной полярностью, присущей нашему и многим другим мирам. Все, существующее в них, постоянно колеблется, вибрирует между существованием и не-существованием. Совсем иначе – в пустоте мистической. В ней скрыт источник всякой жизни, снисходящей периодически в миры, разорванные на «да» и «нет».
Как долго пребывал наш герой в мистической пустоте? Бессмысленный вопрос. Ибо время, как, впрочем, и пространство, в ней отсутствуют.
Когда он вышел из этой пустоты, то оказался не в нашем мире, а в неопределенного цвета пелене, скрывающей множество миров и одновременно открывающей вход в любой из них.
Таинственная пелена ощущалась как глубочайшая тишина. В ней он произнес свое скрытое, подлинное имя, присущее ему до рождения в данном физическом теле. Гортань плотного организма не способна его воспроизвести достаточно точно. В условиях нашего мира оно звучит как «Олион». Но это лишь внешнее подобие извечного имени.
Всякий раз оно произносилось с едва уловимым оттенком пара звуков, предопределяющим выбор того мира, в который выходил Олион.
На этот раз он оказался в мире, похожем на наш. Может быть, это был даже некий затерянный уголок земли. Но если так, Олион пребывал в нем в состоянии свободы от плотного физического тела. Тяжести не существовало. Можно было проходить сквозь плотные предметы, перемещаться с любой скоростью. Сознание при этом находится в состоянии предельной ясности. Достигший астральной свободы не воспринимается теми, кто порабощен своим плотным телом, поэтому люди довольно часто не замечают окружающих их астральных существ. Олион поднялся, словно птица, к высокой скале, частично скрываемой седыми облаками. В вершину, будто зубы, торчащие из челюсти титанического зверя, вросли зубчатые стены и башни замка, древность которого, казалось, могла бы поспорить с самим временем.
Постепенно сгущались сумерки. Когда Олион приблизился к замку, во всех окнах одновременно зажегся свет. Ворота покрывал невероятно толстый слой пыли.
Олион проскользнул сквозь массивную створку, словно она была всего лишь тенью, а не многотонной пластиной, вылитой из бронзы.
Во дворе замка росли вековые деревья, а вдоль разлинеенных дорожек расположился кустарник. Вся растительность давно засохла, но что удивительно – листва держалась на ветках. На вековой пыли, застилавшей двор, встречались отпечатки лап огромных птиц, однако ничто не намекало на присутствие человека.
Проникнув в замок, Олион обратил внимание на стерильную чистоту, контрастирующую с густым налетом пыли на наружных стеклах окон. Все люстры горели неким странным светом, не встречавшимся Олиону, немало повидавшему во время своих астральных путешествий.
Не прикасаясь к ступеням широкой лестницы, расходящейся двумя крыльями, Олион поднялся в круглую залу. В середине находился фонтан, из которого поднимались языки синего пламени. Их бешеная игра каждое мгновение создавала образы фантастических существ, тут же сменяемых еще более причудливыми созданиями. В простенки между окнами были вмонтированы зеркала. Спиной к ним стояли скелеты, державшие в костяных пальцах по большой черной свече, время от времени вспыхивающей и тут же гаснущей.