Страница 66 из 90
— Какой ты щедрый! — нарочито изумился Сенька. — Но учти, что она тебе не по зубам. Это тебе не Тоська-размазня. Кстати, она, наверно, уже колыбельные напевает… Дружили, называется… Ну, а до Гали тебе не добраться. Так сказать, не хватит интеллекта завоевать ее расположение.
— И откуда ты все знаешь, философ? — презрительно глянул Юрка на приятеля. — Если на то пошло, то мы еще посмотрим… Не таких убаюкивали…
— Ну это ты брось! — рассердился Алька. — Я тебе не позволю!..
— А ты-то чего психуешь? — удивился Юрка. — Жениться на ней собрался, что ли?
— Может, и жениться! — с вызовом сказал Алька. — А ты о ней не мечтай. Для тебя она слишком чиста. Понял?
— Да плевал я на всех вас чистеньких с высокой горы! — сверкнул глазами Юрка и повернулся к стенке.
Юрка стал замечать, что после работы, «прибарахлившись», Алька стал потихоньку исчезать из дому. Хоть больше и не заводили они разговора о Гале после той ссоры, но Юрка догадывался, что Алька проводит вечера в ее обществе.
Все увидели перемену в Альке. Уж очень странно вдруг повел он себя: подбойкой махал играючи, не уставая, костыль в шпалу загонял с одного удара, а идти в Дениславль за продуктами вызывался сам, однако домой с покупками возвращался далеко за полночь.
В присутствии Альки Юрка с Сенькой делали вид, что им безразлично, где пропадает их товарищ, но зато без него Сенька то и дело «заводил» Юрку, подтрунивая над ним по поводу его «беззубости», «уступчивости» и «мягкотелости». Юрку это бесило, и он, вконец обозлившись, приказывал Сеньке заткнуть глотку.
На работе Юрка много балагурил, но Альку старался не замечать даже при Гале, когда та неожиданно пришла на семьдесят четвертый километр, где работала бригада.
Галя попросила Юрку дать ей поработать суфляжом, и тот великодушно разрешил.
Суфляж — кусок жести, длиной чуть больше метра, а шириной двадцать сантиметров. На суфляж насыпается балласт специальной банкой с делениями и тонким слоем укладывается под шпалы приподнятого домкратом пути. Суфляж, инструмент, много лет назад запрещенный, Юрка нашел в кладовой и воспользовался им. Работать суфляжом гораздо легче, чем подбойками, но как ни старайся, а точно не определишь, сколько балласта нужно положить под ту или иную шпалу. И оттого многие шпалы на балласт ложились неплотно, провисали.
Алька был против суфляжа, объясняя Юрке, что от этой халтурной работы весь путь зимой окажется в перекосах, а стало быть, замучаешься выправлять их, подбивая под подкладки деревянные карточки. А весной ту же работу придется проделать заново. Но Юрка только сердито отмахнулся от Альки.
Работая, Галя раскраснелась, вспотела и выглядела еще привлекательнее и вроде бы загадочнее. Юрка крутился около нее, все пытался ей помочь, во весь рот улыбался, часто подмигивал и напевал:
Валя с Зиной переглядывались и усмехались. Они уже давно поняли, что Юрка — парень ветреный, несамостоятельный, о чем не раз и говорили ему в глаза. Он, бывало, пытался и их «закадрить», все норовил то одну, то другую обнять и поцеловать, но и Валя и Зина, хотя и смеясь, быстренько его отшивали.
Когда Юрка промурлыкал свою песенку и снова нахально подмигнул Гале, она насмешливо спросила его:
— Юра, почему ты все время моргаешь? У тебя нервный тик?
Все рассмеялись, а Юрка сконфузился, не нашел, что ответить, не очень вежливо взял из рук Гали суфляж и с остервенением стал шуровать балласт под шпалы, хотя бригадир должен только руководить людьми и следить, не приближается ли поезд.
Увлекшись делом, никто и не заметил, как подошел дорожный мастер Денисов, пожилой щуплый мужчина, живший со своей семьей в Черном Волоке.
Увидев в руках Юрки суфляж, Денисов даже забыл поздороваться.
— Откуда это у тебя? — спросил он, кивнув на суфляж.
— В кладовой нашел. А что?
— Как это что? — возмутился Денисов. — Не положено этой железкой работать! Пора бы знать!
— Мало ли что не положено, — буркнул Юрка. — Думаете, подбойкой легко вкалывать? А сколько шпал пройдешь с ней? Смехота!
— Зато намертво. А этой железкой только перекосов наделаешь.
— Ну и хрен с ними. Перекосы жрать не просят, — усмехнулся Юрка.
— Ты думаешь, что говоришь?! — взорвался Денисов. — Хочешь поезд под откос пустить?
— Может, и хочу, — ухмыльнулся Юрка.
— Ты что, свихнулся, что ли?! В тюрьму захотел?! — закричал Денисов.
— Может, и захотел. Хоть на готовый хлеб! — хохотнул Юрка.
— Ну, знаешь что?! С сегодняшнего дня я тебя освобождаю от обязанностей бригадира! Зря тебе доверили бригаду!.. Сегодня же доложу о твоих выходках начальнику дистанции.
Остальную часть дня бригадой руководил Денисов.
Всех ошеломило сумасбродство Юрки. Но никто не мог понять мотивировки столь откровенной его дерзости. Озадачила всех еще и то, что снятие с должности Юрку не огорчило. Напротив, он сиял от счастья и чувствовал себя героем дня. Только после того, как ушел Денисов, Юрка не выдержал и сказал во всеуслышание о своем нежелании отрабатывать положенные два года и о стремлении попасть на военную службу ближайшей осенью.
На другой день утром начальник дистанции Коваль неожиданно вызвал по селектору Альку. Справившись о самочувствии и настроении, Коваль попросил Альку приехать к нему в Комариху, где находилось управление дистанции пути.
Хоть Коваль и не сказал Альке по селектору о причине вызова, но Алька догадался, что его хотят назначить бригадиром. Конечно, он знал, что рано или поздно окажется на этой должности, но ответственность ощущал как-то отвлеченно, абстрактно. Лишь сейчас в его груди что-то заныло, зашевелилось.
Коваль, мужчина лет пятидесяти, седой, крепкий, встретил Альку приветливо, поздоровался за руку и усадил его в глубокое кожаное кресло, обтянутое белым чехлом. Никогда еще Альке не приходилось сидеть в таком кресле…
Закуривая, Коваль молча разглядывал смущенного Альку, будто оценивая.
— Слышал я о вчерашнем инциденте в вашей бригаде, — наконец заговорил Коваль. — Признаться, меня, старого железнодорожника, он покоробил… Какая преступная безответственность! Не ожидал. А мы так надеемся на молодежь! И вдруг такое… Кстати, почему Шмелев повел себя так? Ты не знаешь, Басов?
— Он хочет в этом году пойти в армию.
— Вон оно что, — протянул Коваль. — Ну что ж, пусть пишет заявление. Мы его держать не станем. Расстанемся без слез.
Коваль прошелся по кабинету, потом снова сел на стул напротив Альки и сказал:
— Хотим мы тебя, Басов, назначить бригадиром. Не возражаешь?
Алька робко улыбнулся и пожал плечами.
— Знаний у тебя хватит, а вот как насчет морального духа? Не оробеешь? Не задрожат коленки?
Алька еще больше смутился, не зная, что ответить.
— А я тебе так скажу, Басов: если ты будешь честно исполнять свои обязанности, а душа твоя все равно будет ныть, будто ты что-то недоделал или сделал не так, как следовало бы, то ты станешь настоящим бригадиром. Стало быть, на тебя можно будет положиться. Значит, ты на своем месте. Кстати, каждый человек должен знать свое место. То единственное, душой и сердцем указанное. А значит, и жить на свете будет радостно. Это уж я из своего опыта знаю. Вот ты сейчас закрой глаза и вообрази, что твой участок находится в отличном состоянии и тяжеловесные поезда могут по нему шпарить с предельной скоростью. Разве в душе не будешь этим гордиться?
— Буду, конечно, — краснея, чуть слышно сказал Алька.
— Я тоже так думаю, — кивнул Коваль. — Ну а уж если ты, скажем, ошибся в выборе профессии, не по велению сердца пошел на железную дорогу, то рано или поздно это выявится, даже может вылиться во что-нибудь нехорошее. Случай со Шмелевым — тому пример. Он явно был не на своем месте. Его душа и сердце наверняка противились, не желали связываться с железной дорогой, а он не послушал их, и вот результат…