Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 10

1 Начальник стражи

Люди созданы, чтобы обрести истинную пару. И только глупый этого не чувствует. Моя душа изнывает от гудящей пустоты, которую ничем невозможно заполнить, заглушить. Я сгораю вдали от того, кто мне предназначен.

Где же ты, тот, кого я так жду?

Был ли ты когда-нибудь?..

От мыслей о забытом прошлом глаза увлажнились, я промокнула их грубым льном рукава и продолжила обдирать листики с высушенных стеблей целебной моросянки. Не время лить слёзы. Не время. Для этого есть ночь, когда никто не видит.

Когда не спится от тоски, сжимающей сердце…

А сейчас надо сделать работу и отнести на рынок траву, а то не на что купить молока нашим сироткам-подкидышам. Вообще, время нынче тяжёлое. В лесах завелись болотожёры, на дорогах бродят магические волки, а в холмах, говорят, видели дракона. Он-то и пожрал всех коз, ещё до того, как выпал снег. И наших тоже…

— Триса, господин Фалькон идёт! — кликнула со двора Идда, старая травница, которая приютила меня в своём доме, в стенах святилища Пресветлой Девы.

Триса…

Я привыкла к этому имени и сроднилась с ним, оно мне даже нравилось, хотя это не моё имя. Так назвала меня Идда, когда нашла в лесу. Но кто я и откуда — никто не знает.

Вернее, откуда — догадываются, предполагают… Из лап тёмного колдуна, который высосал мою жизненную силу до дна, изуродовал тело, оставил на спине, под шеей, метку от костяного серпа, которым сцеживал кровь. Лишил лица… Да, искусанное болотными тварями и опухшее от воспаления крови, оно представляло страшную картину. Монахиням, хвала Пресветлой, удалось вернуть мне человеческий облик. Но вряд ли это был мой прежний облик. Что ещё со мной делал колдун — страшно подумать. Никто не знает. А я… я боюсь вспоминать.

— Снова сказать, что ты на рынок пошла, а, Трис? Да ведь дожидаться будет…

Я спешно отёрла с лица остатки слёз и приняла бесстрастный вид.

— Не надо, — вздохнула я. — Давно бегаю, ты права, пора поговорить.

Я отложила моросянку, накинула скатавшийся катышками шерстяной плащ и шагнула на крыльцо, навстречу холодному зимнему ветру.

Эх, был ли ты когда-нибудь, тот, по кому я так тоскую? Пришёл бы, защитил бы меня сейчас? Нет? Не придёшь? Знаешь, а жаль!

Очень жаль! Значит, нет тебя уже на земле, а то бы ты обязательно пришёл…

Я думаю, ты мёртв, иначе как ты мог не спасти меня от колдуна и обречь на расправу.

А если жив? А если жив и забыл меня?…

Вместо слёз явилась злость. Я вышла во двор и встретилась взглядом с подошедшим Фальконом — начальником стражи Вейгарда.

— Наконец-то, Трис, милочка, — растянул он в кривой усмешке рот. — Что-то ты с-совсем меня позабыла. Я же приглашал тебя заглянуть ко мне.

Пухлые губы, жирные после сытного обеда, строго вытянулись. Маленькие глаза пожирали меня, и без того тощую — за три года ещё до конца не оправившуюся от почти смертельного истощения.

— Извините, много работы, — сказала я безразлично. — Мне надо траву готовить. Не приходите больше, господин Фалькон, я не пойду с вами.

Я плотно сжала губы и развернулась, чтобы скрыться в доме, но Фалькон схватил за локоть и дёрнул на себя.

Ай, как же больно! Но я не подам вида, я умею быть сильной. Может, отстанет.

Волосы выбились из-под платка послушницы, рассыпались по плечам. Мои огненно-рыжие волосы — такая редкость на севере Ниртании — почти ни у кого не встречаются.

Взгляд Фалькона хищно разгорелся. Вожделение, желание обладать — он так привык обладать каждой, кого поманит пальцем.

— Ну, что ты ломаешься, Трис-с, — прошипел он. — Ты ведь не девочка, тебя принесли сюда с болот, жрицы все твои дырки изучили — у тебя их больше, чем следует, и тебе не стать служительницей Пресветлой!

Он знал, зараза, куда давить. Девушке, потерявшей невинность, особенно с таким сомнительным прошлом, как у меня, монахиней стать было невозможно.

— Ты должна в рот глядеть защитникам, оберегающим тебя от чудовищ, живущих за этими стенами, — приблизил лицо Фалькон и жадно вдохнул мой запах.





Чем я таким пахла, что он так меня хотел? Моросянкой?

— Вкус-сная… Ты же сдохнешь с голоду, если не пойдёшь со мной. Есть вам нечего… хоть молока детям принесё-ш-шь…

==========

Дорогие читатели! Рада приветствовать вас на страницах новой истории о женщине с непростой судьбой и большим сердцем. Впереди нас ждут испытания, великолепный мужчина и нежная сокровенная любовь.

Добавляйте в библиотеку, чтобы не потерять :)

Ваша Зена Тирс.ac626a18-930a-4e69-9380-9c833bf653a2.jpg

2 Паладин

Да, святилищу Пресветлой на севере, где многие ещё поклонялись древним, приходилось тяжело. В святилище жили одни монахини и сироты, местные мужчины не молились Деве, не приходили и не приносили пожертвований. Мы жили на королевские взносы, проходившие через наместника. Он брал с них свой налог, и в итоге нам оставалось разве что… как бы сказать помягче… на оплату пользования городским колодцем и сливной канавой.

— Ну, идём? — прошептал Фалькон непозволительно близко к моей коже.

Его скрипучий голос резал уши. Запах копчёного окорока, который он только что съел, сводил с ума…

Предательская дрожь выдала мой страх.

— Пустите, пожалуйста, господин, — одёрнула я руку.

— Отпусти девочку, Фалькон! — заступилась настоятельница Альба, заведя меня себе за спину.

Горячая волна облегчения прокатилась по телу. Я одарила благодарным взглядом седовласую монахиню, прижалась к её худому телу и принялась спешно поправлять сползшую повязку.

Фалькон послушно отступил от крыльца на два шага. Не больше.

— И не смей больше домогаться к послушницам на земле святилища! — потребовала Альба. — Есть места, где тебе охотно дадут всё, что ты просишь!

— А мне нравится, когда дают неохотно, так интереснее! — прыснул Фалькон. — В общем, Трис, когда захочешь кушать, приходи, накормлю.

Да подавись ты! Ой, прости Пресветлая, не хорошо на светлой земле ругаться…

За стенами святилища раздались восторженные визги и звонкие детские голоса. Донёсся приближающийся стук копыт и показалась снежная пыль над стеной.

Фалькон посерьёзнел и вытянулся по-военному, устремив взор к воротам. Светлая Альба тревожно двинулась на середину двора, а мы с Иддой скрылись в доме и пристали к дверной щели.

Ворота медленно развели в стороны два воина, одетых в стальные шлемы и доспехи с королевскими эмблемами львов, выведенных на груди чёрной краской. Следом, ведя коня под уздцы, во двор святилища вошёл воин с красным, отделанным мехом, плащом. Шлем его сиял в солнечных лучах. На нагруднике доспеха тоже был лев, только золотой, который тоже искрился на зимнем солнце.

— Паладин… — с придыханием прошептала старая травница.

Я прилипла к двери и больше не могла отвести взгляд. Щель вдруг стала узкой для взора, а платье — тесным для дыхания.

Его выправка, ровный шаг, лёгкие взмахи рук — всё веяло спокойствием и чистотой. Он снял шлем и склонился на колено перед настоятельницей, поцеловав ей руку. У меня пробежали по коже мурашки от сокровенной нежности, с которой он это сделал.

— Паладины — защитники веры, воины Света, — восхищённо прошептала Идда. — Может, прогонят нечисть от города.

То, чего так не хватает этой земле… И мне… Воин Света, наверняка, спас бы меня от чудовища, испившего мою жизнь.

Паладин выпрямился. Ах, какой темноволосый, с небрежной многодневной щетиной. Устал, должно быть, в пути…

На кончиках пальцев ощутила покалывание, будто прикоснулась к его щеке.

Странное чувство. Приятное.