Страница 48 из 75
II 7,2. «Но это должно быть исследовано само по себе, [т. е.], что [именно] случается, когда то, что было массой воды, становится воздухом [и] как большее [присутствует] в том, что получилось. Для настоящего момента достаточно [и] сказанного, хотя с той и другой стороны говорится и многое другое. Что же касается нас, то со своей стороны мы должны рассмотреть, как, [собственно], надо говорить об этом [предмете], каково [должно быть наше] мнение, [если его поставить] в соответствие со сказанным, или же обнаружится кроме точки зрения сказанного до сих пор еще и другое мнение.
Итак, когда вода течет через шерсть или бумага выделяет заключенную в ней воду, то как происходит то, что не все жидкое тело проходит через бумагу? Да даже когда [вода] и не течет [через шерсть или бумагу], — как происходит то, что мы приводим к соприкосновению [одну] материю с [другой] материей и [одну] массу с [другой] мае–сой, а только одни качества заставляем быть в слиянии? В самом деле, не вне же бумаги сополагается материя воды и, с другой стороны, не в промежутках же ее самой, так как она целиком влажная и материя [ее] ни в какой мере не лишена качества воды. А если материя везде со своим качеством, то в бумаге везде — вода. Или [если скажут, что] не [везде тут] вода, но качество воды, то где же окажется [тогда] вода и каким образом [вдруг получается] не та же масса? Или [скажут, что] прибавленное, [т. е. вода], растянуло бумагу, так как [последняя] приобрела [новый] объем от прившедшего [в нее]? Но если она [это] приобрела, то была прибавлена некая масса, а если была прибавлена [масса], то она не была поглощена в другом. Значит, необходимо, чтобы материя была в разных местах. Но что мешает тому, чтобы подобно тому, как одно тело дает качество другому телу и так же получает его от него, и с величиной [обстояло дело] так же? В самом деле, если одно качество объединилось с другим, хотя оно и не есть это последнее, но только с другим [вместе существует], то, будучи [именно] в силу связанности с другим не чистым, оно не есть вполне то, но пребывает в ослабленном состоянии; прившедшая же величина в другой величине не уничтожается. [Все эти аргументы необходимо направить против стоиков].
[Но также необходимо выставить аргументы и против перипатетиков]. Пожалуй, иному станет ясным, на каком основании говорят, что тело, проходящее насквозь другое тело, производит в нем дробление. Что же касается нас, то и мы утверждаем, что качества проникают тела, не производя дробления. [Скажут: это] потому, что они — нете–лесны. Но если и материя нетелесна, как и само [качество], то почему, раз и материя нетелесна, и качества (предположим, что таковыми являются в своем бытии немногие), качество не проникает тело таким же образом вместе со [своей] материей? [И] твердые тела не проходят [через другие тела —] потому, что они имеют соответственные качества, чтобы находить препятствия к [этому] проходу, или же потому, что много качеств одновременно не в состоянии проделать это с материей? Ведь если множество качеств создает так называемое плотное тело, то [тогда нужно предположить, что] множество есть причина [вышеупомянутого непрохождения]. Если же плотность есть специфическое (ίδια) качество, подобно тому, как таковым называют и телесность, то [причиной будет и это] специфическое качество. Поэтому качества создадут смесь не потому, что они — качества, но потому, что они — такие, [а не иные качества], и, в свою очередь, материя будет в смешении не потому, что она материя, но потому, что она — вместе с таким–то качеством, и в особенности [если принять во внимание, что она] не имеет собственной величины, кроме той, которой она не отвергает от себя [и которую принимает на себя]. Этих рассуждений и этих форм доказательства достаточно [для нашей темы]».
II 7, 3. «Раз [уж] мы упомянули о телесности, то необходимо рассмотреть, есть ли телесность [нечто], сложенное из всех [качеств] с материей, или же она — некий эйдос и смысл (λόγος), который своим вхождением в материю создает тело. Если это тело есть [нечто], составленное из всех качеств с материей, то тем же самым, выходит, будет и телесность. Если же она будет смыслом, который своим привхождением [в материю] создает тело, то ясно, что смысл содержит в своей сфере все качества. Необходимо, однако, чтобы этот смысл, если он не есть род определения, объясняющего сущность (τί έστι) вещи, но смысл, созидающий вещь, не содержал заключенной в себе материи, но чтобы был смыслом при материи (περί υλην) и своим вхождением создавал тело во всей его полноте и чтобы тело было вместе с имманентным (ένόντα) ему смыслом, а сам он, будучи эйдосом без материи, созерцался в своей обнаженности; пусть даже сам он был бы в величайшей степени неотделим [от тела]. Ведь отделимый [смысл] — иной — тот, что в уме, а он [именно] — в уме, так как и сам он — ум. Но об этом в другом месте».
Этот трактат, несмотря на свою неудобовразумитель–ность в некоторых частях и исключительную трудность перевода, погружает нас в самую гущу античных споров об элементах, и мы видим, какую позицию в них занимает такой строгий платоник, как Плотин. По изображению Плотина, спорят стоики и перипатетики. Стоики говорят, что любой элемент может перейти в любой элемент, и утверждают так называемое всеобщее слияние, т. е., мы бы сказали теперь, взаимопревращаемость элементов. Перипатетики же утверждают, что только качества взаимопре–вращаемы, пространственные же категории, масса, величина и т. д., остаются неизменными, так что две величины, сложившись вместе, дают новую величину, равную сумме прежних, ибо они не могут исчезнуть. Плотин отвергает и то и другое мнение. Элементы взаимопревращаемы, но только по своим инобытийным качествам; их эйдос и смысл неменяем. Элементы превращаемы и в смысле пространственных категорий, ибо последние тоже суть инобытий–ные. Но тогда приходится телу дать антиномико–диалек–тическое определение как меонизированного эйдоса и одновременно утверждать и чисто смысловую полноту само–тождественного различия тела, и его чисто меональную изменчивость и превращаемость. Это и делается в II 7, 3.
3. Новоевропейская наука и в этой области оказалась во власти абстрактно–догматических предрассудков. Античный и средневековый платонизм утверждал вечную незыблемость и неизменяемость эйдосов, одновременно с этим утверждая полную зыблемость и взаимопреврати–мость физических вещей и элементов. Поэтому учение об идеях, если предполагать чистейшую диалектику мысли, требует алхимии, и прежде всего требует учения о взаимо–превратимости химических элементов, так как инобытий–ная вещь потому–то и есть инобытийная, что она превращаема во что угодно. Тем не менее, новая наука, отрицая эйдосы и самостоятельное бытие смысла и в то же время находясь под абсолютным требованием разума мыслить вечно–неподвижное и вечно–постоянное, перенесла это вечное и неизменное на физические вещи, на химические элементы, и получилось возмутительное насилие как над вечными эйдосами, которые стали представлять в виде физических вещей (или в виде психических процессов и их законов — в спиритуализме), так и над вещами, напяливая на них неуместные, чисто смысловые характеристики и критикуя средневековое алхимическое учение о превращаемости элементов. Только в самое последнее время стали вновь появляться в химии учения о превращаемости, и я должен на них сослаться, чтобы всякие невежи и идолопоклонники абстрактной метафизики не обвиняли меня в «средневековых предрассудках». Что учение о превращаемости элементов — учение антично–средневековое, это — правда. Но что это — предрассудки, то так может говорить только ослепленное и изнасилованное сознание современной антидиалектической мысли, растленное оргиями рационалистической метафизики.
В самое последнее время вопрос о превращаемости элементов поставлен в зависимость от электрического строения материи. Как уже указывалось раньше, атом в настоящее время разложен на ядро и вращающиеся вокруг него электроны; кроме того, число этих периферических электронов оказывается равным номеру элемента в системе Менделеева. Это значит, что химические свойства элемента зависят от увеличения или уменьшения количества периферических элементов. Установлено также, что масса положительных частиц, т. е. атомных ядер, пропорциональна атомным весам этих тел. Поэтому если самый легкий из атомов, атом водорода, состоит из одного отрицательного и одного положительного электрона и если атомный вес гелия равен 4, то отсюда прямо выводится, что положительная часть атома гелия состоит из четырех положительных электронов, и так как для атома установлена необходимость равенства количества положительных и отрицательных электронов, то и — из четырех отрицательных электронов. Далее, литий нужно считать составленным из одного атома гелия и двух или трех атомов водорода. И т. д. Таким образом, все химические элементы образованы путем присоединения одного к другому атомов водорода или гелия (как легчайших). Если взять, напр., свинец, атомный вес которого 207,2, и отнять от его атомов по 10 атомов водорода (или по 2 атома гелия и по 2 атома водорода), то мы получим золото, атомный вес которого по таблице Менделеева как раз 197,2, а если отнять еще 2 атома водорода, то можно получить платину (атомный вес 195,2). Раньше чем заговаривать о сознательном и планомерном превращении одного элемента в другой, необходимо указать на то, что такое превращение происходит само собой, без вмешательства человека, в природе, и притом в мировых масштабах. Относительно 40 (приблизительно) химических элементов это можно уже сказать на основании наблюдений, но, конечно, принципиально это должно быть во всех элементах. В особенности интересны превращения радия, который самостоятельно меняется в газ нитон, а этот нитон меняется опять в твердое тело — так называемый радий А радий А последовательно меняется в радий В, С, D, E, F и G, причем последний, радий G, есть изотоп свинца. Сам радий в свою очередь является продуктом превращения урана и тория. Продолжительность сохранения и изменения элементов — разная. Так, радий наполовину превращается в нитон в течение 2000 лет. Кроме радиева ряда можно привести еще другие ряды превращения химических элементов. Таков, напр., калиевый ряд: