Страница 28 из 87
Категория отношения, несомненно, играет большую роль в теоретической фонологии, поскольку сама фонология только тогда и возникает, когда мы отличили один звук от другого, т.е. установили между ними известное соотношение. Однако, С.К. Шаумян, несомненно, увлекается этой категорией отношения, как он увлекается и теорией абстрактных конструктов. Ведь отношение предполагает уже известными те моменты, между которыми оно устанавливается. Если отбросить эти последние, то исчезнет и всякое отношение, которое между ними можно было бы установить. Фонемоиды, конечно, возникают как результат реально слышимых отношений между звуками; а фонема есть результат объединения ее дифференциальных признаков как конструктов, определенным образом соотносящихся между собою.
Но ни признаки звуков не воспринимаются в их изолированной дискретности, ни царящие между ними отношения тоже еще не вскрывают существа фонемоида и фонемы. Соотносящиеся элементы должны быть даны безусловно одновременно с наличными между ними соотношениями. В фонеме соотношение конструктов должно быть дано в нераздельном единстве с этими конструктами, которые в этом своем органическом слиянии в одну цельную фонему уже перестают быть абстрактными конструктами, а отношение между ними и вообще перестает быть абстракцией. Поэтому, напрасно С.К. Шаумян сохраняет и для самой фонемы реляционную связь ее дифференциальных признаков как конструктов. Реляционная связь уже сыграла свою огромную роль на предыдущей ступени абстракции, когда С.К. Шаумян переходил от глобальной текучести к тем элементам, из соотношения которых она состоит. Идя выше и дальше на путях разыскания фонемы, как таковой, мы уже покидаем область реляционных связей и даже забываем об их существовании, поскольку фонема есть единораздельная цельность, воспринимаемая и мыслимая как нечто простое и неделимое. Иначе придется говорить, что язык и речь только и состоят из одних конструктов и отношений между ними. Придется утверждать, что в нашем языковом и речевом общении друг с другом мы только и делаем, что образуем конструкты с их взаимными отношениями и сообщаем друг другу только эти абстракции. Другими словами, язык и речь превратились бы в счетную и абстрактно-логическую машину.
Мы бы сказали, что, формулируя свою двухступенчатую теорию, С.К. Шаумян поступает так, как будто бы он признает только один вид абстракции, хотя этому противоречат многие другие его рассуждения, которые базируются как раз на самых различных типах абстракций. Здесь не место развивать ту систему разных абстрактных теорий, которая представляется нам наиболее совершенной. Достаточно будет указать хотя бы на труды известного советского логика Д.П. Горского[30], который различает семь разных типов абстракций. Согласно этому автору мы можем абстрагироваться от частностей разных предметов, сохраняя только общее в них, от некоторых их свойств, от целого ради выделения частей и т.д. Среди этих семи типов абстракции Д.П. Горский формулирует т.н. конструктивизацию, которая возникает благодаря отвлечению от изменения и развития предмета, от всякой неопределенности и текучести его границ. По-видимому, С.К. Шаумян имеет в виду именно этот тип абстракции, на наш взгляд, как раз наиболее бедный и слабосильный. В то же самое время, если брать сочинения С.К. Шаумяна в целом, то он должен был бы говорить здесь о том типе абстракции, который у Д.П. Горского называется «идеализацией», когда конструируется цельный предмет, уже не имеющий ничего общего с исходным предметом, но отражающий смысловым образом этот исходный предмет как свой первообраз. Другими словами, абстрагированные дифференциальные признаки звука должны потонуть в фонеме, которая является относительно самостоятельным, идеализированным объектом и в которой эти дифференциальные признаки либо приобретают неузнаваемый вид, либо вообще отсутствуют целиком. Фонема в этом смысле совершенно проста, какую бы эмпирическую сложность она собой ни отражала.
В-третьих, если придерживаться буквального значения термина «конструкт», то он не выражает собою всего качественного своеобразия соотношения обеих познавательных ступеней. Ведь для языка важно не просто конструирование чего бы то ни было, но выражение, выявление того или иного предмета. Ведь конструировать можно то, что совершенно несущественно для данного предмета. Переплет книги, напр., может иметь тот или иной цвет. Это для переплета несущественно. Переплет книги может иметь тот или иной формат. Это тоже несущественно для понимания того, что такое переплет. Звук тоже может быть, например, низким или высоким, и речь может произноситься и басом и тенором. Это для речи несущественно, т.е. несущественно для понимания того, что в речи сообщается. Необходимо, чтобы фонема была существенна для звука, и чтобы звук проявлял то свое существо, которое зафиксировано в данной фонеме. Другими словами, глобальный звук есть явление звука, а фонема есть сущность звука, если под этими терминами «явление» и «сущность» понимать философские категории, а не обывательские представления.
При таком подходе к фонеме выражаемая ею сущность тоже не будет одним только конструктом звука, а звук тоже не будет одним только проявлением фонемы. В генетическом плане всякая сущность появилась в сознании человека, конечно, в результате бесконечного числа наблюдений соответствующего явления. Но раз сущность явления возникла, она уже не сводима только на одни явления, как и таблица умножения ровно ничего нам не говорит о том, как человечество к ней пришло и какие явления оно эмпирически наблюдало, чтобы прийти к такому обобщенному представлению о соотношении чисел. Кроме того, подведение эмпирического звука под явление, а фонемы под сущность, сразу же приводит нас к тем ценнейшим результатам, которые диалектика уже давно получила для понимания категорий сущности и явления. Применить эти категории к фонологии – это значит сразу разрешить труднейший вопрос о смысловом соотношении фонемы и звука, для чего, однако, уже необходимо выйти за пределы теории конструктов.
Вот почему в предыдущем изложении, при построении теории звуковых абстракций, мы говорили не просто о звуках как конструктах, но о конструктивной сущности звуков. Когда при наличии нескольких огласовок одной и той же гласной фонемы возникает затруднение, что же это за единая фонема, которая определяет собою все ее огласовки, но которая сама непроизносима, то полным и даже, можно сказать, окончательным устранением этого затруднения является только диалектика сущности и явления. То, что фонема не произносима – это прекрасно, т.к. вообще никакая абстрактная сущность не произносима. Иначе же возникают всякие толки и перетолки, вплоть до устранения самого понятия фонемы и, особенно, непроизносимой фонемы.
Отбрасывать эти категории сущности и явления на том только основании, что это категории нелингвистические, совсем не является целесообразным потому, что термин «конструкт» – тоже нелингвистический.
Кроме того, нужно твердо помнить, что сущность вовсе не есть только конструкт явления, как и фонема не есть только конструкт физического звука. Сколько бы мы ни обобщали явления, мы всегда будем оставаться в области самого же явления и будем только переходить от более частных фактов к фактам более общим. Так же и физические звуки при любом их обобщении остаются в той же самой звуковой области и становятся только более общими звуками. И вообще, от факта нельзя перейти к понятию факта путем прибавления все новых и новых фактов. Переход от факта к понятию факта или от явления к сущности явления, есть диалектический скачок, т.е. переход совсем в другое качество. Иначе же получится, что либо физические факты уже суть понятия или сущности фактов, либо понятия и сущности фактов все еще остаются физическими. Тем не менее, если огонь обжигает, то понятие огня не обжигает; и если воду можно пить или в ней можно мыться, то понятие воды нельзя пить, и в понятии воды нельзя мыться. Поэтому, если конструкт звука не есть просто физическое обобщение физического факта звучания, а есть особого рода идеализированный объект, т.е. сущность звука, его смысл как именно звука, то отсюда нужно делать и все выводы, и не останавливаться только на одних процессах обобщения.
30
Д.П. Горский. Вопросы абстракции и образование понятий. М., 1961. Его же. О процессе идеализации и его значении в научном познании. (Вопр. филос. 1963, № 2, стр. 50 – 60). Его же. Логика научного исследования. М., 1965.