Страница 85 из 111
Учебники не хотят обобщать даже того небольшого материала о модусах, который они сообщают при рассмотрении отдельных типов придаточных предложений. Так, например, читая главу о дополнительных придаточных предложениях, мы часто находим в учебниках указание, что модусы в этих предложениях употребляются такие же, какие в независимых предложениях. Казалось бы, такое важное сообщение уже само по себе должно было бы заставлять кое-что обобщать в проблеме различных типов модусов. Но этого обобщения здесь не производится. А далее, если мы перевернем несколько страниц греческого синтаксиса, то в главе об относительных предложениях тоже сообщается, что модусы здесь аналогичны модусам независимых предложений или такие же, как в дополнительных. Наше удивление растет еще больше, когда мы подобного же рода заявление встречаем в предложениях времени и в предложениях причины.
После этого сам собою встает вопрос: а не употребляются ли модусы во всех придаточных предложениях так же, как и в главных, и не зависит ли специфика в употреблении модусов отдельных типов придаточных предложений от причин совсем не принципиального характера, но, так сказать, местного и случайного характера? При изложении главы о предложениях опасения обычно, например, не говорится о том, что модусы здесь те же, какие и в главных предложениях. Однако многим ли отличается конъюнктив в предложениях опасения от обычного запретительного конъюнктива независимых предложений? В главе об условных периодах тоже не говорится об аналогии с модусами независимых предложений. Однако автор всякого учебника греческой грамматики не может не согласиться с тем, что из знаменитых четырех типов условного периода (на самом деле их, конечно, не четыре, а по крайней мере десятка полтора или два) реальный, футуральный, потенциальный и ирреальный – совершенно те же самые, что и в независимых предложениях; вопрос может возникнуть только о второй форме условного периода. Но и здесь футуральный конъюнктив сколько угодно употребляется в независимых предложениях, например, у Гомера.
Ползучий эмпиризм в изложении теории модусов, рассмотрение их только по типам предложений, игнорирование их как самостоятельной грамматической категории с бесконечным количеством подвидов, неучет модальной специфики греческого языка и причесывание его под современные общеизвестные языки, – все это приводит традиционную учебную литературу по греческой грамматике к полной невозможности разобраться в основных и существенных типах модусов и даже в тех из них, которые необходимы для самого элементарного изложения. И область эта настолько запущена, что в настоящее время было бы слишком самонадеянно обольщать себя иллюзиями относительно возможности построить сразу недостающую в науке типологию греческих модусов. От этой задачи мы в настоящей работе совершенно отказываемся, ограничив себя только одним-единственным разделением греческих модусов, без которого, как мы убедились, нельзя ступить и шагу в греческом синтаксисе модусов и без которого нельзя даже и приступить к упорядочению царящего здесь традиционного хаоса.
Это единственное разделение модусов, которое мы здесь пытаемся провести, тоже основано на использованном нами принципе отражения в греческом синтаксисе больше реальных связей самой действительности, чем формально-грамматической связи отдельных предложений. Действительно, если предложения мы разделили по объективной значимости выражаемых ими действий, то таким же способом мы должны делить и модусы, для того чтобы сопоставление каждого типа предложения с наличными в нем модусами тоже носило характер не только формально-грамматический. Подходя с этой стороны к типам модусов, мы находим следующее.
Модус есть выражение способа (типа, вида, формы, степени) осуществления действия. Но если ставится вопрос о способе осуществления действия, то среди всевозможных способов такого осуществления, с точки зрения объективной реальности, бросается в глаза прежде всего разная интенсивность этого осуществления. Об одних действиях можно сказать, что их интенсивность слабая, ограниченная одним данным действием, изолированная, когда действие рассматривается просто как действие же, как оно же само, независимо ни от каких других действий. Другие действия, наоборот, не остаются самими по себе в изолированном виде, не рассматриваются просто как таковые, а имеют ценность как начало других действий, как принцип становления и динамики, а не как принцип устойчивой непосредственности и статики. Другими словами, мы различаем модусы статические и модусы динамические. К первым мы относим индикатив и оптатив и ко вторым – конъюнктив и императив.
Почему это разделение модальных типов для нас важно? Оно важно потому, что отвечает общегреческой специфике языка и литературы, с чем мы уже встречались выше. Почему Белинский указывает на эпичность как на общее свойство всей греческой литературы? Это потому, что греческое искусство ценит прежде всего и больше всего объективное и внешнее явление жизни, и ценит это гораздо больше, чем ее внутреннюю логику. Почему зависимые предложения в греческом синтаксисе по своей модальной сущности мало чем отличаются от независимых предложений и весьма неохотно выражают логическую зависимость предложений, постоянно прибегая к сочинению вместо подчинения, а то и прямо нанизывая бессоюзные предложения? Это только потому, что само объективное содержание предложений, отражающих реальную действительность, интересует грека гораздо больше, чем формально-грамматическая зависимость предложений. Точно так же и в области модусов, несмотря на их бесконечное разнообразие, одно их разделение проводится в греческом синтаксисе особенно упорно и настойчиво – это разделение на модусы статические и динамические. Здесь тоже внешнее и объективное явление модально организованной действительности интересует грека гораздо больше, чем внутренняя логика самой модальности. Это своего рода эпический синтаксис.
Но как бы ни было объективно-реально разделение модусов на статические и динамические, мы погубим все дело, если эти модальные типы мы опять станем понимать метафизически и неподвижно. Если мы не хотим провалить все это дело модальной типологии, специфической для разных языков, мы должны и эту статику и эту динамику тоже понимать с точки зрения развития. Возьмем хотя бы конъюнктив. Являясь выражением становления, наступления и самого сдвига действия, конъюнктив наиболее интенсивно проявляет себя в так называемом побудительном конъюнктиве, в сравнении с которым финальный конъюнктив будет уже гораздо менее интенсивен, итеративный – разобьет наступление действия на множество отдельных мелких наступлений, а футуральный и вовсе отнесет это наступление к будущему и фактически превратится в простое его ожидание. То же наблюдаем мы и во всех других наклонениях, как об этом говорилось в рассуждении о самом понятии модуса. Следовательно, есть разная и притом бесконечно разнообразная степень динамики модуса и тем самым такая же разнообразная степень его статики. Это и заставило нас выше разделять и статические и динамические модусы на собственные и несобственные.
Только теперь, когда мы провели объективно-реальное разделение и типов предложения, и модусов, можно попробовать разобраться в том соотношении типов придаточных предложений с их модусами, которое традиционно представлено в учебниках в виде хаоса и которого по этим учебникам нельзя разумно усвоить, а можно только механически зазубрить.
6. Соотношение типов придаточных предложений с их модусами
Когда говорящий или пишущий употребляет тот или иной тип предложения, он этим самым отражает действительность в своем специфическом ее понимании. Когда мы рассматриваем данное действие не само по себе, а как причину другого действия, мы ставим союз причины «так как» и тем самым создаем придаточное предложение причины. И т.д., и т.д. Но все придаточные предложения, именно с этой точки зрения теории отражения, мы выше разделили на переходные, действие которых, наоборот, определяется действием соответствующего главного предложения. Теперь спросим себя: если таковы действия придаточных предложений, то могут ли не подчиняться им их же собственные модусы, и может ли тут быть какое-нибудь, хотя бы незначительное, противоречие? Само собою ясно, что малейшее противоречие модуса предложения с типом самого предложения привело бы к бессмыслице, и такая фраза просто оказалась бы непонятной. Нельзя, например, начать придаточное предложение с причинного союза «так как», а модус при этом «так как» понимать уступительно или следственно. Тут, таким образом, полное соответствие; и весь вопрос заключается только в том, какое именно соответствие существует между модусами и типами предложений.