Страница 82 из 111
Мы указали только на одну важнейшую особенность придаточного предложения, а именно, – на разную степень придаточности, начиная от твердого и определенного подчинения и кончая самым слабым сочинением, превращающим придаточное предложение в главное. Однако это не значит, что нет никаких других коррективов для традиционного топорного и неповоротливого толкования придаточных предложений.
Если не ограничиваться только формально-грамматическим выражением, то сплошь и рядом два или несколько независимых предложений, следующих друг за другом бессоюзно, оказываются во внутреннем подчинении, так что одно из них приходится считать главным, другое же – придаточным. Часто бывает, что придаточное предложение, формально подчиненное главному, на самом деле, по своему смыслу, является главным, а то, которому оно подчинено, – придаточным. Очень часто два или несколько сочиненных предложений отнюдь не все являются независимыми, и одно или несколько из них являются придаточными, а сочинительный союз имеет ярко выраженный смысл подчинения. Даже такой невинный сочинительный союз, который мы формально переводим с греческого как «и», имеет решительно все оттенки и сочинения и подчинения, так что соответствующее сложносочиненное предложение оказывается, по сути говоря, сложноподчиненным. Многие союзы, кроме своего обычного значения, имеют еще и другие значения: союз времени «когда» часто имеет значение «так как», а «так как» имеет значение «же»; условный союз «если» часто имеет не условный, а сопоставительный смысл; у Гомера коррелятивные выражения главного и придаточного предложений бывают весьма разнородными (союзу времени главного предложения соответствует в придаточном предложении, например, союз следствия) и пр. Огромная синтаксическая роль принадлежит таким элементам предложения, как пауза и интонация.
От постановки всех этих проблем мы, конечно, должны здесь отказаться, поскольку все это является предметом отдельных и специальных исследований. Не нужно только думать, что заниматься этими проблемами есть привилегия только очень узкого круга специалистов. Кто переводил с учащимися в аудитории хотя бы только Гомера, тот прекрасно знает, что все эти проблемы сочинения и подчинения возникают на каждом шагу уже при элементарном обучении греческому языку. И это означает, что уже давным-давно назрела необходимость разрешения этих проблем в плане научной систематики, а не только применительно к пониманию того или другого стиха из Гомера. Из всей этой обширнейшей проблематики придаточного предложения в греческом языке мы коснемся только самого главного, да и то лишь небольшой доли этого главного.
2. Основной характер придаточного предложения в греческом языке
Не оперируя четким научным понятием придаточного предложения, традиционная грамматика тем не менее может разбираться в конкретных особенностях этого предложения, что еще более затемняет всю теорию употребления в них отдельных модусов. А между тем такой основной характер придаточного предложения имеется и не может не иметься в греческом языке, как это надо сказать и вообще о всяком языке. Правда, тот основной характер греческого придаточного предложения, о котором мы сейчас скажем, свойственен не только греческому языку, но и всем ранним языкам; и противоположный характер медленно назревает в разных языках, в том числе и в самом греческом языке. Однако настоящая работа пишется не для специалистов по сравнительной грамматике индоевропейских языков, а для тех преподавателей греческого языка, которые не хотят отставать от современной науки. Для этого как раз и требуется тесная увязка таких его сторон, которые бы свидетельствовали о том или ином уровне абстрагирующего мышления, свойственного данному языку. Тут-то, нам кажется, и необходимо заговорить о том характере придаточного предложения, который в греческом языке является основным и ведущим.
Эта поразительная особенность греческого придаточного предложения, так контрастирующая с латынью, заключается в том, что греческий язык, вообще говоря, очень слабо различает придаточное и главное предложение, причем мы имеем здесь в виду, согласно плану нашей работы, только модальную сущность предложения. Даже и без специального знания сравнительной грамматики индоевропейских языков, для каждого должно быть ясным и естественным то, что человеческое мышление отнюдь не сразу и отнюдь не раз навсегда выработало в языке все необходимые логические и грамматические категории. Совершенно ясно, что должны пройти века и тысячелетия, пока абстрагирующая деятельность мышления не научится связывать все мысли, а также и все высказывания в той или иной четко и определенно проводимой логической последовательности.
Сначала язык только и знает одни независимые предложения, да и само независимое предложение тоже формируется не сразу. Но, даже и дойдя до ступени четко выраженного предложения, язык долгое время все еще не выражает грамматическим образом зависимости одного предложения от другого. Но эта зависимость сама собой возникает для него из отражения объективной зависимости самих вещей и объективных связей самой действительности, отражаемой в языке. Греческий язык находится как раз на той ступени языкового развития, когда зависимость придаточного предложения от главного выражается весьма слабо и чаще совсем никак не выражается. Повторяем, речь идет пока только о модальной зависимости.
То, что придаточное предложение в греческом языке ведет себя в общем так же, как и главное предложение, мы считаем замечательным свойством греческого синтаксиса, столь резко отличающим его от железной логики латинского синтаксиса. Это мы и нашли нужным сформулировать в нашем первом законе грамматического строя сложного предложения греческого языка. Можно ли обойтись без этого при изучении греческого синтаксиса? Ведь волей-неволей даже и элементарным учебникам греческого языка приходится в отдельных местах говорить о модальной независимости придаточного предложения от главного предложения, настолько этот факт сам бросается в глаза и просится в область основных законов греческого синтаксиса. Но эти заявления традиционных учебников весьма неуверенны и касаются только одних предложений, а других предложений не касаются. Тем не менее, здесь перед нами самый основной закон синтаксиса сложного предложения в греческом языке; и миновать его никак нельзя, если только мы хотим на самом деле связать грамматику с успехами абстрагирующего мышления человека.
С другой стороны, марксистско-ленинская теория учит нас, что ни в природе, ни в обществе не существует никаких неподвижных и абсолютных законов, которые бы раз навсегда связывали действительность и не давали ей никакого развития. Все законы историчны, историчен также и выставленный нами первый закон сложного предложения в греческом языке. В живой истории языков, как сказано выше, мы наблюдаем постоянный рост абстрагирующего мышления, и модальная зависимость придаточного предложения от главного медленно и постепенно нарастает в языках. Этот процесс заметен также и в греческом языке. Но раз мы выставили общий закон независимости, то все случаи зависимости должны нами наблюдаться и регистрироваться.
Оказывается, что только в двух случаях греческий язык начал вырабатывать грамматическим образом модальную зависимость придаточного предложения от главного. Это факт так называемого косвенного оптатива и так называемого итеративного оптатива. Да и то этот факт в греческом языке весьма неустойчив, совершенно необязателен и вполне заменим обычно полным отсутствием модальной связи придаточного предложения с главным. Это явление греческого косвенного и итеративного оптатива зафиксировано нами выше во втором законе грамматического строя сложного предложения в греческом языке; и этот закон является существенным дополнением к первому закону.
Нам кажется, что установление этих двух законов существенно необходимо уже в элементарном курсе греческого языка, так как без них невозможно вскрыть специфики греческого синтаксиса в сравнении с латинским и так как без них невозможно судить о связях греческого языка с историей человеческого мышления. В свете этих двух законов греческий язык и соответствующее ему греческое мышление оказываются основанными гораздо больше на непосредственном восприятии действительности и на отражении связей самой действительности, чем на обязательном конструировании формально-грамматических связей и, вообще, на формальной структуре языка. Объективно-реалистическая основа греческого синтаксиса заявляет здесь сама о себе и особенно в своем поразительном отличии от формально-грамматической связанности латинского языка. Но это обстоятельство, может быть, еще важнее для самой практики изучения греческого языка и для его преподавания. Учащийся, знакомый с этими законами, гораздо смелее обращается с греческими модусами, его синтаксический горизонт становится гораздо шире; он начинает понимать специфику греческого языка в сравнении с другими языками и, прежде всего, с латинским; и, наконец, ему уже не нужно зазубривать слова учебников о модальной независимости в одних типах предложений и сталкиваться с полным молчанием на эту тему в других типах предложений.