Страница 109 из 111
loquere quid venisti –
«скажи, зачем ты пришел» (Plaut. Amphytr. 377);
scire volo, qui reddidisti –
«Я хочу знать, кому ты отдал» (Curc. 543);
die mihi hoc quod te rogo: album an atrum vinum potas –
«Скажи мне то, о чем я тебя спрашиваю: белое или красное вино ты пьешь?» (Menaechm. 914).
Во-вторых, косвенный вопрос сливается со своим главным предложением как бы в одно восклицание, так что сама косвенность этого вопроса, а вместе с тем и его конъюнктивность, исчезает.
…audin quae loquitur –
«Что он, слышь, говорит?» (Menaechm. 909).
Особенно часто после video:
viden me, ut rapior –
«смотри, как меня хватают» (Rud. 869).
В-третьих, главное предложение при косвенном вопросе может и совсем поблекнуть и свестись на какое-нибудь наречие или местоимение. Так, nescis quis или quid означает просто aliquis, aliquid:
nescio, unde haec his spectavit –
«Откуда-то он это подглядел» (Amphytr. 424).
В этом же поблекшем смысле употребляется и scio, правда, только у Плавта, а не у Теренция.
В-четвертых, многие латинские местоимения и наречия могут иметь то относительный, то вопросительный смысл. И поскольку здесь возможно разное толкование, эта категория предложений не всегда является убедительной. При относительном местоимении конъюнктив, конечно, не обязателен даже и в классической латыни, поэтому не следует особенно настаивать на этой категории. И без нее примеров на индикатив в косвенном вопросе огромное количество.
Классическая латынь формально закрепила конъюнктив в косвенном вопросе. Но даже и в классической латыни все же попадаются примеры индикатива и притом не только в поэзии, но и в прозе.
Admirari desine, cur fugiunt –
«Перестать удивляться, почему они бегут» (Catull 69, 10);
dic, quaeso, num te illa terrent –
«Скажи, пожалуйста, неужели тебя это пугает» (Cic. Tusc. I 5, 10).
Такие примеры мы найдем у Вергилия, у Проперция. Не чужда ему также и более поздняя латынь (Петроний, Апулей, Авл Геллий, Сенека младший, Валерий Максим и др.). Правда, многие редакторы встречают все эти индикативы в штыки и стараются их вымарывать. И действительно, некоторые тексты в этом отношении сомнительны. И все же факт индикатива косвенных вопросов нужно считать фактом вполне несомненным, и текстов для этого – огромное количество. Можно сказать, что индикатив в косвенном вопросе не умирал в течение всей истории римской литературы.
9. Другие придаточные предложения
Теперь скажем о значении семантики у других придаточных предложений для их функционирования в составе сложного предложения. Как мы сейчас увидим, косвенные вопросы занимают в этом смысле некоторого рода среднее положение, предполагающее два других противоположных полюса анализируемой нами семантики. Эти два полюса суть, с одной стороны, предложения цели и следствия и, с другой стороны, предложения времени и причины.
Предложения цели и следствия обладают по-латыни той замечательной особенностью, что вопреки другим языкам индоевропейской системы, они решительно никогда не расстаются с конъюнктивом. Предложения цели в этом смысле наиболее упорны, и конъюнктив восходит в них еще к индоевропейской основе. Это и понятно, если вспомнить то, что мы говорили выше, в §4, п. 2. И предложения цели, и предложения следствия являются выражением смыслового определения действия. А когда мы определяем смысл того или иного действия, мы прежде всего смотрим на его назначение, на то, куда оно движется, на его целевую установку и на те результаты, которые получаются на путях приближения к этой цели, то есть на следствие этого приближения. Поэтому с точки зрения индоевропейской системы языков предложение цели только и может обслуживаться конъюнктивом. В других языках, кроме латинского языка, предложение следствия трактуется, правда, несколько свободнее. Например, в греческом языке предложение следствия осталось на ступени еще близкой к тому сравнительному предложению, на которое указывает греческий союз следствия; и поэтому в греческих предложениях следствия фигурируют те же самые наклонения, что и в независимых предложениях, а конъюнктив был бы здесь совсем бессмыслен. Латынь, наоборот, понимает следствие как смысловое следствие, как логический вывод, а не как самостоятельно данное действие, и поэтому конъюнктив здесь максимально упорен и необходим.
Таким образом, эти два типа придаточных предложений, предложения цели и следствия, обладают такой семантикой, что всякие модальные колебания исключаются здесь целиком и окончательно, так что никаких частных случаев, даже и для архаической латыни, засвидетельствовать невозможно.
Другим модальным полюсом семантического значения придаточных предложений являются предложения времени и причины. Этого рода предложения, как само собою понятно, выражают объективно наличное действие, объективно существующее во времени и пространстве и объективно определяющее другое действие. Что тут царство индикатива, это едва ли требует доказательства; и тут не стоит приводить текстовых примеров, которые всякий новичок в латыни встречает целыми сотнями, как он встречает на каждом шагу и конъюнктивы в предложениях цели и следствия. Если предложение говорит только о временном или только о причинном отношении, индикатив здесь абсолютно необходим. И если здесь (весьма редко) мы и можем встретить конъюнктив, то этот последний говорит здесь только об условности того или иного времени, или той или иной причины, как это мы видели в конъюнктивах, согласно I закону сложного предложения (§4, п. 1 и §5, п. 1). Но временные и причинные предложения с таким оттенком условности гораздо лучше выражаются по-латыни самими же условными предложениями, потенциального или ирреального типа; и потому в этих условных временных и условных причинных предложениях, собственно говоря, нет никакой надобности. Время и причина в их объективном смысле есть царство индикатива.
Однако в этих предложениях нет такого модального напора, как в предложениях цели и следствия с их конъюнктивом. Очень рано и те и другие предложения начинают получать вместо объективного и логическое значение. Союз cum, в начале только пространственно-временной, скоро начинает нести на себе и чисто логические функции, то есть обозначать причину в логическом смысле, которая в логике обычно называется основанием. Образуется так называемый cum causale, то есть cum обосновывающее, которое в архаической латыни все еще имеет тенденцию к индикативу, поскольку в этом обосновании у Плавта и Теренция все еще не выветрилось первоначальное пространственно-временное утверждение. Однако потребность выражать логическое основание иными средствами, чем причинное объяснение, была у римлян так велика, что в дальнейшем cum causale навсегда закрепилось с конъюнктивом и резко противопоставилось всем индикативным объективно-причинным союзам, вроде quod, quia, quoniam, quando, quatenus и прочих. Следовательно, прямым полюсом для конъюнктивных предложений цели и следствия являются только те причинные предложения, которые выражают объективную причину, но не логическое основание, и которые поэтому навсегда и остались с индикативом.
Точно так же и предложения времени являются полной модальной противоположностью предложения цели и следствия только в том случае, когда они выражают собою исключительно временные отношения, лишенные всяких других логических элементов. Как указывает всякий элементарный учебник, предложение времени может носить и целевой оттенок (когда, например, союз времени мы переводим по-русски «пока не»), и тогда здесь необходим конъюнктив. Только в чистом виде предложение времени есть прямая модальная противоположность предложения цели и следствия.