Страница 2 из 8
– Конечно, узнаешь, – сказала тётя Петра. – Ты как их увидишь, вообще забудешь, что они уезжали.
Попасть в порт можно было только через проходную, и тёте Петре пришлось показать документы, чтобы их пустили.
– Вижу причал! – закричал Уле-Александр и уже собрался побежать туда, но тётя Петра поймала его за руку.
– Нам вон туда, наверх, – сказала она и показала на довольно высокий домик. Они поднялись по лестнице, вошли в большой зал ожидания и через него вышли на длинную-длинную террасу. Все встречающие стояли здесь.
– Они сойдут на берег там, внизу, и вообще нас не увидят, – волновалась Ида.
– Это очень высокий корабль, – объяснила тётя Петра. – Поэтому они сойдут на берег прямо здесь, на втором этаже, где мы с вами стоим.
– Он такой огромный, этот корабль? – спросила Ида.
– Конечно, он же океан переплывает.
– Вон он! – объявил Уле-Александр, но это оказалась обычная моторка из тех, что ходят по фьорду.
– Мне кажется, я его вижу, – наконец сказала тётя Петра. – Вон там далеко, на горизонте, разве не большой корабль?
– Они наверняка тоже стоят на палубе и высматривают нас, – ответила Ида.
Уле-Александр взглянул на Монса. Красивый американский платок ярко краснел у него на шее поверх ветровки. Мама и папа Иды наверняка издали заметят его и сразу поймут, что Монсу подарок очень понравился. А праздничную рубашку никто под курткой не увидит. И все могут подумать, что Уле-Александр вообще не захотел её надевать. Он стал незаметно расстёгивать ветровку. Тётя Петра смотрела только на корабль, и Монс с Идой тоже. Уле-Александр справился с последней пуговицей и стянул с себя ветровку. Осталась кофта, но у неё были такие простые пуговицы, что дело сладилось в две минуты. Уле-Александр зажал под мышкой ветровку и кофту и поднял глаза, теперь он тоже смог посмотреть на корабль. Ой! Уле-Александр даже испугался, он не думал, что корабль будет такой огромный. Да он высотой с дом! И приближается очень медленно. Ещё бы – нелегко пришвартовать такую громадину. Уле-Александр мёрз, ветер продувал его насквозь, но ждать оставалось недолго. Сейчас он поздоровается с мамой и папой Иды, они увидят его рубашку, и можно будет снова утепляться.
Корабль причалил, и в ту же секунду громко заиграла музыка – исполняли гимн Норвегии, и все на судне и на причале замерли и молча слушали. От торжественности момента Уле-Александр задрожал сильнее, а тётя Петра заплакала.
– Ты так огорчаешься, что приехали родители Иды? – тихо спросил её Уле-Александр.
– Нет, – покачала головой тётя Петра. – Но я чувствую, будто это я возвращаюсь в родную Норвегию из далёких странствий. На корабле наверняка много людей, которые не были дома много-много лет, и родина их встречает. Представляешь, что значит для них этот момент?!
Музыка заиграла снова, теперь американский гимн, и все стояли и внимательно слушали.
Едва музыка смолкла, в тишине кто-то крикнул:
– Ида, доченька!
Уле-Александр посмотрел наверх. Мужчина и женщина махали им изо всех сил, женщина смеялась и плакала одновременно.
– Мама! – закричала Ида. – Папа!
Она стала махать им руками, и Уле-Александр с Монсом тоже замахали.
– Я их узнала! – выдохнула Ида. – Я их сразу узнала!
– Как вы?! – крикнула мама Иды.
– Отлично! – ответила тётя Петра. – Спускайтесь поскорее, а то Ида сейчас от восторга в воду сиганёт!
У этого корабля и трап был не такой обычный, который матросы могут поднять и поставить. Нет, здешний был похож на маленький мост, и его ставил на место подъёмный кран!
– Ещё несколько минут, – сказал папа Иды.
– Мы ждём тут, – кивнула тётя Петра.
Поскорее бы они уже пришли, думал Уле-Александр. От холода у него стучали зубы, но он всё равно хотел встретить родителей Иды так, чтобы рубашку было хорошо видно. Снова заиграла музыка, на этот раз марш, и все стали пританцовывать на месте.
Прошло ещё немало времени, но вдруг Ида закричала:
– Вот они!
Она сорвалась с места и кинулась на шею маме, потом папе, потом снова маме, и родители выпустили из рук чемоданы и подняли её высоко над толпой.
– Как же ты выросла! – говорили мама и папа. – Ничего себе! Дай поздороваемся со всеми. Здравствуй, здравствуй, тётя Петра! А это друзья Иды, да?
– Монс, – сказал Монс и протянул руку.
– А ты Уле-Александр, наверно, – сказала мама Иды.
– Угу, – просипел Уле-Александр.
– Да у тебя руки ледяные, ты замёрз, похоже.
– Угу, но теперь я могу одеться.
Потом они все вместе поехали к тёте Петре. Их ждал накрытый стол и встречал приветственный плакат на двери.
Ида сидела между мамой и папой, но то и дело вскакивала и бежала поцеловать тётю Петру. Ещё не хватало, чтобы тётя решила, будто Ида её забыла. Она её так любит!
Уле-Александр так согрелся, что пыхал жаром. Он не мог взять в толк, как он умудрился замёрзнуть на пристани. Само слово «мёрзнуть» казалось ему странным. И в голове творилось что-то непонятное. Голоса за столом то грохотали, то едва слышались, не разберёшь, что и говорят.
Над ним вдруг склонилась тётя Петра.
– Ты, часом, не заболел, друг дорогой? У тебя глаза блестят и ты какой-то красный.
– Нет, просто эта рубашка ужасно жаркая. Я выйду на балкон проветрюсь.
Он вышел на балкон и мгновенно замёрз, но что удивительно – голова по-прежнему пыхала жаром, как печка.
Надо высунуть наружу только голову, сообразил Уле-Александр, и тут его манёвры заметила тётя Петра.
– Чем это ты странным занимаешься? – удивлённо спросила она. – Иди лучше обратно к нам.
Родители Иды как раз рассказывали о корабле.
– Представляете, – говорила мама Иды, – там три банкетных зала. И в каждом по вечерам играет оркестр и подают очень вкусную еду.
– Но таких чудесных кексов, как вы напекли, нам, конечно, не давали, – добавил папа Иды.
После еды тётя Петра намекнула Уле-Александру и Монсу, что им пора домой, потому что родителям Иды надо с дороги отдохнуть, а потом спокойно разобрать чемоданы.
Уле-Александр пошёл к себе наверх, но лестница в этот день казалась бесконечной. И в голове что-то стучало и звенело. Он тащился до своего этажа неимоверно долго, а потом ещё долго-долго плёлся через всю площадку до двери квартиры. Наконец дошёл.
– Сейчас ты мне всё-всё расскажешь, – сказала мама. – Только не мог бы ты сначала сбегать вниз в магазин?
– Сил нет, – ответил Уле-Александр.
– Что ж ты, мне не поможешь? Такой ты лентяй?
– Сейчас уже ночь всё равно, – пробормотал Уле-Александр. – Видишь, как я устал.
И он улёгся в постель не раздеваясь, прямо в брюках, рубашке и галстуке. Тут уж и мама поняла, что Уле-Александру плохо. А он чувствовал себя хуже некуда. На холодном ветру на причале он в своей тонкой рубашке промёрз насквозь и разболелся. «Какое счастье, что я уже в кровати и могу лежать, сколько захочу», – думал он.
Визит врача
У тебя когда-нибудь была высокая температура? Голова раскалывается, ломота в теле и боль в груди, так что ни вздохнуть ни выдохнуть. Вот так себя Уле-Александр и чувствовал. Если у человека слишком высокая температура, он иногда заговаривается: говорит вслух, а что говорит, и сам не понимает. Уле-Александр произносил целые монологи:
– Я жил в Америке очень долго, теперь так странно возвращаться домой. Нет, мне не холодно в одной рубашке, она очень тёплая. Мне просто сначала показалось, что я замёрз, но потом стало аж жарко. На корабле три банкетных зала, и в каждом подают домашнюю выпечку.
Утром он проснулся от маминых слов, она стояла у его кровати, склонившись над ним.
– Сынок, ты нехорошо дышишь, слишком быстро, – сказала мама.
– У меня на голове что-то тяжёлое лежит, – пожаловался Уле-Александр. – Убери, пожалуйста.