Страница 11 из 11
Дрожащими пальцами навожу мышку на кнопку «плей» и коротким щелчком запускаю последний трек Богдана под названием «Фонари». Сначала ушей касается неспешная ритмичная музыка, пропитанная сочными, немного дребезжащими битами, а потом из динамика раздается до боли знакомый голос. Низкий, прокуренный, хрипловатый.
На какое-то время все чувства, кроме слуха, отключаются, и я тотально погружаюсь в монотонный речитатив. В целом, композиция звучит довольно приятно, слова хорошо рифмуются друг с другом, а в тексте прослеживается смысл, который, кстати говоря, не так уж и примитивен. Но, несмотря на это, я не могу сказать, что песня мне нравится.
Во-первых, я не привыкла к мату в музыке. В мое время цензура в творчестве была как-то построже. Во-вторых, сама манера исполнения кажется мне немного странной: во время прослушивания создается ощущение, что Богдану очень лень открывать рот, и свои рифмы он выдает будто нехотя, из-под палки. Причем эта тенденция прослеживается из трека в трек.
Не знаю, может, я безнадежно отстала от моды, а, может, у меня просто плохой музыкальный вкус, но я, хоть убей, не понимаю всего этого ажиотажа вокруг его творчества. Во времена моей юности тоже был рэп: Децл, Многоточие, Каста. Но они читали по-другому — понятнее, энергичнее как-то… Хотя, справедливости ради стоит признать, что и их музыка не находила отклика в моей душе.
Поймите правильно, я родом из интеллигентной семьи. Мой отец — ректор небезызвестного московского ВУЗа, мать — некогда знаменитая прима-балерина Большого театра. До шестнадцати лет я была примером идеально воспитанного ребенка: отлично училась, играла на фортепиано, печаталась в Мурзилке и никогда не перечила родителям.
Естественно, это все не могло продолжать вечно, и в десятом классе у меня случился подростковый бунт — я покрасила волосы в красный, стала курить и связалась с плохими ребятами. Но даже невзирая на это, в душе я всегда оставалась ценителем прекрасного.
Меня искренне восхищало творчество Шишкина, потому что, если долго-долго смотреть на его картины, можно заметить, как шевелятся кроны деревьев. Я любила музыку Рахманинова, зачитывалась Булгаковым и заучивала наизусть стихи Ахматовой. Мне правда нравилось то, что принято считать классикой.
И тут Богдан. Весь такой современный, продвинутый и… Совершенно мне не понятный. Начиная от манеры общения и заканчивая способом заработка на жизнь. Мы с ним настолько разные, что сам факт нашего знакомства можно отнести к области фантастики. Юный рэпер и возрастная писательница… Видите, даже звучит смешно!
Но, несмотря на различия и абсурдность нашей связи, мне было хорошо с ним. До умопомрачения хорошо. И это обстоятельство страшит меня больше всего остального. А друг я увижу Богдана и снова сорвусь в пропасть? Вдруг потеряю разум и опять рухну в его объятья?
Нет, понятное дело, ничего такого я делать не собираюсь, но все же… Единожды сорвавшись, я больше себе не верю.
Глава 11
Карина
В клубе очень людно и невыносимо накурено. Вентиляция работает из рук вон плохо и почти не справляется со своей функцией, поэтому волосы и одежда, вне всяких сомнений, провоняют дымом.
И зачем я только напялила пиджак от Баленсиага? Он совершенно не соответствует формату вечеринки и сразу выдает во мне белую ворону. А еще его легко могут облить чем-нибудь липким и трудноотстирываемым. В общем, глупое было решение.
Миновав узкий коридор, который буквально кишит молодыми людьми, самозабвенно исследующими рты друг друга, я вхожу в основной зал и с замиранием сердца устремляю взгляд на залитую неоном сцену.
Богдан стоит у самого края и, поднеся микрофон ко рту, энергично начитывает:
А нам бы просто неба, чтобы птицей в нем летать,
А нам бы просто денег, чтоб могли не воровать,
А нам бы просто смелости, чтоб воплотить мечту.
Скажи, ну разве много надо просто пацану?
В жизни его голос звучит гораздо более резко и громко, чем в записи, но все равно утопает в шуме толпы, которая одновременно с ним пропевает слова песни. Очевидно, присутствующие знают весь текст наизусть. Вот это я понимаю, любовь к творчеству.
Делаю пару шагов по диагонали и пристраиваюсь у перилл лестницы, ведущей вниз. На танцпол спуститься не решаюсь — судя по неистовым визгам и давке, там правят самые ярые фанатки Богдана, готовые на все, чтобы оказаться поближе к сцене. Мне, конечно, тоже любопытно поглядеть на исполнителя вблизи, но все же не настолько, чтобы из-за этого получить локтем в глаз.
Бросаю короткий взгляд на наручные часы, чтобы прикинуть сколько еще продлится эта вакханалия, именуемая концертом, и прихожу к выводу, что, наверное, не больше получаса. Мероприятие началось в восемь вечера, а сейчас уже почти одиннадцать. Вряд ли Богдан будет распинаться перед зрителями дольше трех часов. Не думаю, что за переработки ему платят.
Делаю глубокий вдох, запасаясь терпением, и вновь гляжу на сцену. Маленьким полотенцем, висящем на шее, Богдан утирает со лба пот и приступает к исполнению очередной композиции. На этот раз более мелодичной и медленной.
Едва я успеваю проникнуться мягкими звуками музыки, как почти весь свет в клубе гаснет и пространство погружается в полумрак. Ничего не понимая, я принимаюсь озираться по сторонам и вскоре убеждаюсь, что такой расклад удивляет исключительно меня. Будто это само собой разумеющееся, молодежь достает из карманов мобильники и, развернув их камерой к сцене, включает фонарики.
Теперь танцпол напоминает небо в яркую звездную ночь. Должно быть, со сцены это зрелище выглядит по-настоящему фантастично. Несколько сотен огоньков, покачивающихся в такт твоей музыке — что может быть лучше?
Богдан крепит микрофон на специальную стойку и затягивает какую-то лирическую балладу о любви к девушке, которой от него нужны были только деньги и которая в него не верила. Не знаю, отражен ли в песне реально пережитый им опыт, или это просто красивый вымысел, текст все равно цепляет за живое. Заставляет проникнуться и сопереживать парню, который их кожи вон лезет, чтобы доказать любимой, что он ее достоин.
И хоть этот трек, как и все другие, не соответствует моему вкусу, я не могу не признать, что он сделан талантливо. Да, в нем легкий перебор с драмой, да, игра слов могла бы быть чуть более оригинальной, но некой самобытности и душевности у него не отнять. А в творчестве это, наверное, самое главное.
Богдан одет в какую-то совершенно ужасную драную футболку и до неприличия низко сидящие джинсы, однако это не мешает ему выглядеть потрясающе притягательно и, я бы даже сказала, сексуально. В вызывающей небрежности и ленивой расслабленности, с которыми он держится и поет, есть свой необъяснимый магнетизм. Вероятно, будь я двадцатилетней девочкой, уже бы все трусы промочила, любуясь им.
Зачарованная звуками его хриплого голоса, я ненадолго прикрываю веки, а, распахнув их, тотчас упираюсь взглядом в золотое кольцо на безымянном пальце. Забавно, но когда-то похожие эмоции я испытывала, слушая пение Олега.
Правда, то был обычный московский двор, а не сцена, да и музыка для мужа являлась лишь хобби, а не делом жизни. Но я все равно обожала, когда он бряцал на гитаре песни Цоя. Тогда Олег был проще, веселее и естественнее. Как, впрочем, и я.
Богдан заканчивает свою лирическую композицию, нежно поглаживая стойку микрофона, словно в его ладонях не бездушная палка, а горячо любимая девушка. От созерцания этой картины в памяти ярким пламенем вспыхивают воспоминания о том, как эти сильные, забитые татуировками руки скользили по моей коже, сжимали грудь и сминали ягодицы…
Конец ознакомительного фрагмента.