Поздний эллинизм

Однако то, что Симплиций здесь говорит о Модерате, есть уже чистейший неоплатонизм. Точно так же вполне неоплатонически звучит то, что Порфирий (Vita Pyth. 49 Nauck) говорит о группе пифагорейцев, куда входил Модерат: "Принцип единичности (tes henotetos logon), а также тождества и равенства и причину единодушия и симпатии целости и спасения того, что держится в соответствии с тождеством и взаимной одинаковостью, они объявили Единым".

Подобного рода античные сообщения о Модерате вызывают большое сомнение. Однако несомненно то, что у Модерата уже были какие-то намеки на позднейшую неоплатоническую триаду и, возможно, на учение о Первоедином, потому что, как известно, это учение в яснейшей форме давал уже Платон (R. Р. VI 509 b). Правда, у Платона это учение далеко от всякой системы и производит впечатление какого-то мгновенного озарения. Может быть, таковым оно было и у Модерата, то есть вне всякой систематической концепции. В.Тейлер эти сообщения вообще называет "историко-философским анахронизмом"{10}.

Далее необходимо указать Никомаха из Герасы (Сирия), философа уже гораздо более позднего времени, вероятно, II в. н.э. В своем трактате "Введение в арифметику" он дает философское предисловие, где вся область чисел объявлена прообразом для всего мироздания и имеет надкосмическое значение. В другом же трактате, "Арифметическое богословствование", Никомах дает мифологическое объяснение Также и отдельным числам.

В заключение этого списка неопифагорейских авторов мы бы указали тех двух авторов, воззрения которых совершенно противоположны друг другу - но именно поэтому они и представляют огромный интерес. Эти два автора свидетельствуют об исчерпании той философско-эстетической позиции, которую занимал эллинистический неопифагореизм. Возникнув, как и весь эллинизм, на ступени чрезвычайно ярко выраженной субъективности, в самом начале новой эры, неопифагореизм уже проявляет черты весьма запутанной философско-эстетической мысли, впадая в крайности, очень плохо согласованные одна с другой, хотя обе они и вытекают из основ неопифагореизма.

Первый из этих памятников - это анонимные "Золотые стихи", наполненные на первый взгляд сплошной моралистикой и потому как будто бы Не имеющие отношения к эстетике. Памятник относится приблизительно к I в. до н.э. Однако в контексте всего неопифагореизма, да и в контексте всей античной мысли, эту моралистику ни в каком случае нельзя понимать в европейском смысле слова. Тут кроется свое собственное космологическое представление, да и все содержащиеся здесь "моральные" предписания обладают характером общепифагорейских предписаний о чистоте и внутренней аскезе человеческого поведения. Это какой-то, мы бы сказали, античный монашеский устав. Эллинизм сказывается здесь не столько в содержании отдельных предписаний, сколько в общей, весьма продуманной и ставшей каким-то кодексом человеческого поведения философии, так что рефлексия здесь даже берет верх над содержанием предписаний.

Другой писатель - на этот раз здесь уже не аноним, но вполне историческая личность - это знаменитый Аполлоний Тианский (I в. н.э.). У него имеются кое-какие философские суждения, но он знаменит вовсе не своей теорией. Это был весьма экспансивный, до самой настоящей патологии возбужденный человек, сознававший себя волшебником, магом, чудотворцем и проводивший свою жизнь то в аскетизме, то в каких-то фантастических предприятиях, мечтавший быть богом или богочеловеком и совершенно выходивший за рамки всякого нормального человеческого поведения. Писатель III в. н.э. Флавий Филострат изобразил его жизнь в сочинении, которое производит впечатление самого настоящего фантастического романа. Несомненно, у Филострата было много выдумок, и вообще образ этого странного неопифагорейца Аполлония Тианского и при его жизни и в сознании потомства оброс неимоверной фантастикой и разного рода сказочными представлениями. Но всякий историк знает, что в таких легендарных и полумифических личностях ни в каком случае нельзя считать все только одной выдумкой. Несомненно, вся эта экстравагантность поведения Аполлония Тианского была в значительной мере свойственна ему самому вполне реально и вполне исторически. И поэтому, нисколько не отвечая за всю романистику у Филострата, современные исследователи всегда находят те или иные фантастические черты или черты романтического приключенчества уже и в самом Аполлонии Тианском, этом чудаке и психопате I в. н.э.

Для нас фигура Аполлония Тианского важна потому, что в значительной мере она представляет собою полную противоположность той уравновешенной и глубоко аскетической моралистике, которую мы находим в "Золотых стихах". Это - одна из крайностей эллинистического субъективизма, как была таковой и аскетическая строгость "Золотых стихов". Неопифагореизм и так просуществовал уже два столетия. Его напряженная эстетика, то уравновешенная и созерцательная, то буйная и сумасшедшая, давала в период своего распадения именно эти патологические крайности. Эстетика "Золотых стихов" неимоверно высока и даже до такой степени, что является уже фактически невыполнимой. Но и образ Аполлония Тианского тоже чересчур эксцентричен и чересчур далек от обычных жизненных норм, и притом так, что даже переходит в самую настоящую психопатологию. Поэтому изложение жизни и поведения Аполлония Тианского, как это делает Флавий Филострат, мы тоже считаем необходимым при том широком понимании эстетики, которое имело место в течение всей античности.

Из указанных сейчас материалов мы изложим и проанализируем одно кратко и бегло, другое - подробнее, имея в виду определенный план и размеры, а значит, и запланированное содержание нашего настоящего тома.

§2. Оккел и Тимей

1. Оккел Луканский (писали также Окелл)

а) Поскольку значительная часть неопифагорейской литературы является анонимной, постольку и об Оккеле и Тимее можно спорить, существовали ли они именно с такими именами, а не с другими.. В век неопифагорейства любили сочинять произведения в древнепифагорейском духе и публиковать их под разными именами, известными еще из древнего пифагорейства. Однако этот вопрос совершенно не играет никакой существенной роли при изучении этих авторов, поскольку в науке уже давно твердо установлено, что трактаты этих авторов относятся приблизительно к I в. до н.э. или к I в. н.э. Большого историко-философского интереса эти трактаты не представляют, но они интересны своим систематическим изложением пифагорейского учения, в то время как сами древние пифагорейцы либо не писали систематических трактатов, либо трактаты эти до нас не дошли. Поэтому не может не представлять интереса попытка изложить в системе то, что мы знаем без всякой системы из случайных источников. Кроме того, самый дух систематизма уже характерен для эпохи эллинизма, создававшего как раз не столько новые идеи, сколько приводившего в систему более ранние философско-эстетические материалы.

Попробуем сейчас ознакомиться с этими двумя авторами, каждый из которых якобы сочинил систематический трактат, причем ввиду очень малой популярности этих авторов и их трактатов мы попробуем изложить хотя и не в виде точного перевода, но в виде достаточно близкой, передачи греческого текста Оккела и несколько меньше скажем о Тимее.

Под именем Оккела из Лукании дошел до нас трактат под названием "О природе вселенной (pantos)". Здесь необходимо иметь в виду, что греческое слово "pan", очень мало употребляемое в греческом языке (здесь обычно фигурирует множественное число - panta, "все"), большей частью употребляется в философском языке и указывает не просто на известную совокупность тех или иных предметов, но понимается именно философски. Это - или логическая категория "все", или указание на вселенную, то есть на совокупность всех вообще существующих предметов и существ. Трактат, о котором мы сейчас будем говорить, конечно, имеет в виду это второе значение термина, то есть значение космологическое. Поэтому данный термин здесь нужно переводить или как "Вселенная", или как "Все". Но это Все, во избежание недоразумений, пришлось бы писать с большой буквы.