Высокая классика

В частности, Гомер, по Платону, вовсе не худо разбирался в том, какова сущность отдельных богов. Так, многие знатоки Гомера, с точки зрения Платона, совершенно правильно толкуют поэта, в том смысле, что "Афина воплощает ум и самое мысль" (Crat. 407 ab). Платон даже и вообще не отвергает мифов целиком и полностью. Он только требует от поэтов, чтобы выбирались и излагались лучшие мифы, без всякой морально-общественной двусмысленности (R. Р. II 377 с).

б)

Таким образом, в результате обзора положительных высказываний Платона о Гомере, необходимо думать, что вся приведенная у нас выше уничтожающая критика Гомера Платоном нисколько не мешает самой высокой художественной оценке Гомера у Платона. Единственно, чем уязвлен Платон, - это морально-общественным ригоризмом и суровостью, требованиям которых Гомер, конечно, далеко не всегда соответствует; и тут Платон, со своей точки зрения, совершенно прав. Однако глубочайшая оценка художественного творчества Гомера и даже несомненная интимная близость к нему чувствуются у Платона на каждом шагу; и он сам этого не только не скрывает, но даже постоянно подчеркивает.

6. Нейтрально-документальное отношение к Гомеру

а)

Кроме откровенных отрицательных и положительных оценок Гомера, Платон очень часто использует его для целей, которые мы бы назвали нейтрально-документальными. Большей частью Гомер привлекается у Платона просто ради иллюстрации мысли. Гомеровские материалы обычно никак не оцениваются в таких случаях как самостоятельные поэтические образы,, и поэтому часто бывает невозможно судить о том, как Платон оценивает эти гомеровские образы по их существу. Иной раз заметна некоторого рода положительная тенденция в оценке этих образов. Иной раз заметна аллегорическая тенденция. Иной раз тексты Гомера припоминаются Платоном просто ради красного словца. Здесь возможны всякого рода тонкие оттенки, не всегда уловимые. Основной же характер использования этих гомеровских текстов, как мы сказали, нейтрально-документальный, и большей частью совершенно не стоит пытаться разгадывать здесь существенно платоновскую оценку, раз сам Платон этой оценки не производит. Таких типов нейтрально-документального использования Гомера у Платона мы находим два - мифологический и вообще фактологический.

б)

Во-первых, такое нейтрально-документальное использование Гомера производится Платоном в местах мифологических.

Если идти сверху вниз, то наиболее древние боги (вернее, титаны), упомянутые у Платона в этом смысле, - это Океан и Тефия (Il. XIV 201-204, 302), которые, будучи связаны с водой, привлекаются Платоном (Crat. 402 b; Theaet. 152 е) для иллюстрации учения о всеобщей текучести.

Для теории загробных наград и наказаний (Gorg. 523 а-е) Платон ссылается на разделение мира у Гомера (Il. XV 187-195) на три царства - Зевса, Посейдона и Аида после свержения Кроноса, причем сказание это квалифицируется здесь не как сказка, но как истина (523 а).

От и Эфиальт, громоздившие Оссу на Пелион для достижения Олимпа, привлекаются Платоном (Conv. 190 b) как иллюстрация возможного нападения низших сил на высшие (Od. XI 307-320).

Гомеровский миф о золотой цепи (Il. VIII 19-27) трактуется у Платона (Theaet. 153 с) как учение о перводвигателе - Солнце, с прекращением движения которого в мире водворилась бы всеобщая смерть. Здесь не исключается аллегоризм, подобный рационалистической трактовке похищения Орифии Бореем, - правда, с весьма пренебрежительной оценкой такого рода аллегорических толкований (Phaedr. 229 с-е).

Зевс сопутствует иностранцу-гостю в целях его охраны (Soph. 216 а-d, с привлечением Od. IX 271-272).

При описании Тартара Платон (Phaed. 112 а) тоже вспоминает Гомера (Il. VIII 13-14, 481 - здесь с упоминанием Кроноса и Япета в Тартаре).

В другом месте Платон (R. Р. X 612) говорит о кольце Гигеса и шлеме-невидимке, которые делают богов и людей невидимыми. О шлеме-невидимке рассказывает и Гомер (Il. V 844-845), но о кольце Гигеса Гомер ничего не сообщает.

Желая противопоставить правильную и ложную концепцию рассудительности, Платон (Charm. 173 а) вспоминает гомеровский миф (Od. XIX 564-567) о появлении лживых сновидений через ворота слоновой кости и правдивых - через роговые.

Переходя от богов к людям, мы наблюдаем, что Платон (Gorg. 525 d) при изображении загробных наказаний берет из Гомера (Od. XI 567-600) примеры с такими царями и героями, как Титий, Сизиф и Тантал. Таким же подлинным образцом являются для Платона (526 d) праведные судьи в подземном мире - Минос (Od. XI 569-570), получавший для своего законодательства откровения на горе от самого Зевса (Legg. I 629 а, имеется в виду Od. XIX 172-179), и Радамант (имеется в виду Od. IV 569).

Для иллюстрации того, как можно героически сложить оружие на поле сражения и вернуться домой без позора, но с большой славой, Платон (Legg. XII 944 а) вспоминает гомеровское изображение гибели Патрокла (для чего можно привести несколько весьма ярких текстов из Гомера - Il. XVI 788-828. XVII 125-131, XVIII 83-84).

Платон (XI 931 b) говорит о силе проклятия родителей в отношении детей со ссылкой на историю Аминтора и его сына Феникса (эта история подробно изложена в Il. IX 447-460).

в)

Во-вторых, указанная нами нейтрально-документальная точка зрения на Гомера часто перестает быть иллюстрацией и пояснением, а переходит в то, что мы могли бы назвать фактологической точкой зрения. Здесь Гомер является для Платона энциклопедией разных интересных фактов без всякого отношения к теориям самого Платона.

При обосновании своего учения о хороших и дурных рабах Платон (Legg. VI 776 d - 777 а) ссылается на то место из Гомера (Od. XVII 322-323), где рабский труд самим Зевсом определен как неполноценный, хотя, впрочем, Гомер назван здесь "мудрым" (поскольку здесь у Платона не просто фактология, но уже и оценка).

Платон (Grat. 391 b) различает имена, даваемые вещам богами, и потому правильные, и имена, которые даются им человеком, - условные и даже ложные. Этот факт различения божественных и человеческих имен вполне известен Гомеру, и Платон на это ссылается: имя сторукого - Бриарей - дано ему богами, а люди называют его Эгеоном (Il. I 403); река Ксанф - у богов, а у людей она - Скамандр (Il. XX 73-74); когда царевна Ино стала богиней, она получила имя Левкофеи (Od. V 333-335); птица Халкида - у богов, а у людей она Киминда (Il. XIV 290-291). Могила Мирины - у богов, а у людей она - Батиеи (И. II 813-814). Волшебные скалы Планкты (Od. XII 61) и волшебная трава "моли" (Od. X 305) получили свое название от богов; но неизвестно, как они называются у людей. И хотя Платон специально не упоминает об этих волшебных предметах, но в своей теории двойных имен утверждает, что у Гомера и у других поэтов имеется много подобного. Наименование земли Гайа вместо обычного Ге (Гейа) Платон (Crat. 410 с) тоже подтверждает ссылками на Гомера, для которого оно обычно. Но и без указания на божественное наименование Платон (Crat. 353 а) различает и вообще более правильные и менее правильные наименования. По Платону (Crat. 393 cd), если у Гомера (Il. XXII 506) имя сыну Гектора Астианакс дали троянцы, то Платон отсюда делает вывод, что имя это дано мужчинами и что, следовательно, оно более правильно, чем имя Скамандрий, которое, очевидно, дали менее разумные женщины. Однако в другом месте Гомер (Il. VI 402-403) понимает дело иначе, а именно, что имя Скамандрий дал своему сыну сам Гектор, а все остальные троянцы называли его Астианаксом; следовательно, Платон здесь сам путается в толковании и происхождении имени сына Гектора.

Наконец, без специальной ссылки на Гомера, но с явным подражанием гомеровскому разделению божественных и человеческих имен Платон (Phaedr. 252 b) утверждает, что Эрос - имя, данное людьми, а у богов это не Эрос, но Птерос, то есть "Крылатый".