Страница 97 из 109
Каждое из деревьев было представлено великолепным уникальным образцом борьбы за существование. Богатырские стволы, величественные кроны и настоящие многоярусные шатры из листьев. Как я ни вглядывался как не пытался поближе рассмотреть эти чудесные растения, так и не смог узнать ни одного знакомого мне вида.
Величие и чужеродность — вот, пожалуй, две основные отличительные черты, которым можно было описать открывшуюся картину. Тем не менее лес не выглядел зловещим или недружелюбным. Скорее, скованным и отстранённым, погружённым в собственные тайны.
Пока я отвлекался на метаморфозы окружающего пространства, с остатками тумана произошло не менее удивительное превращение. Он уплотнился до материальной составляющей и лёг мне на плечи, окутывая тело и ниспадая почти невесомой тканью, прикрывшей туловище и ноги до середины голеней.
Ба! Да это же настоящий греческий хитон немного нестандартной конструкции: без застёжек на плечах и следов каких-либо швов. Странным был и цвет. Если туман, из которого соткалось одеяние, был ослепительно-белым, то ниспадающий с моих плеч хитон выглядел скорее, как больничная простыня, претерпевшая сотни стирок и обработок прожаркой. Грязно-белое полотно со светло-коричневыми подпалинами, тем не менее не имело ни дыр, ни прорех, ни помятостей. Эдакий эллинский треш.
Никакой обувки на ногах так и не появилось, но я нисколько не страдал от этого, с удовольствием ступая по ковру из густой изумрудно-зелёной травы, лишь кое-где припорошённой сухими листьями и иголками. Ни тебе пеньков, каких-нибудь колючек или шишек. Благодать!
Может, я уже умер и это местный загробный предбанник? Тогда следует готовиться к неприятной беседе. Всё-таки от Миротворца у меня осталось одно название, да и то присвоенное на основании сомнительного утверждения Странника об избранности анавров.
Пришлось внутренне одёрнуть себя. Пора бы тебе, Гавр, привыкнуть, что перемены обстановки внутри сознания отнюдь не означают гибель нейротрона, а вероятнее всего, мы имеем в активе очередное представление кураторов. Ты в своей миссии начинаешь приближаться к искомому Демиургу, вот они и зашевелились. А что? Очень даже рабочая версия.
Остаётся только гадать, кто решил таким оригинальным способом устроить встречу? Смотрящие? Или сами Хранители через своих эмиссаров? Помниться о каких-то подобных способностях у Искателей мне Пашка за коньяком обмолвился. Или тогда он вроде бы говорил о манипуляциях с пространством, а не сознанием? Жаль, не стали углубляться тогда в эту тему.
Мои размышления были прерваны самым неожиданным образом: из чащи прямо ко мне под ноги кубарем выкатилась огромная лохматая белая собака. Отряхнувшись, она с интересом уставилась на меня большими маслянистыми карими глазами, слегка наклонив лобастую голову. Ни враждебности, ни какой-либо иной агрессии я не заметил. Тем не менее псина перегородила своей немаленькой тушкой тропу, по которой я шёл.
Я было попытался обойти её стороной, но собака тут же пресекла мою попытку, лениво разинув при этом пасть, продемонстрировав внушительные клыки и вывалив огромный розовый язык. Мне даже показалось, что в глазах её промелькнули весёлые искры.
— Вот так, значит. Понятно. Хода нет. Ладно, я не гордый, могу и постоять!
В ответ псина глянула с явным одобрением, плюхнулась на зал и стала тщательно вылизываться у себя под хвостом. Мне же ничего больше не оставалось, как ждать. Всё равно торопиться некуда. Причём в обоих вариантах: если я сплю или если я умер.
Не знаю, сколько на самом деле прошло времени, ожиданием я не тяготился. Вокруг было чем любоваться, а воздух после сырой осенней ночи в лагере и вовсе казался настоящим нектаром.
— Миротворец? — неожиданный возглас заставил меня вздрогнуть.
Кусты раздвинулись и на тропу вышел высокий худой старик с дочерна загорелой кожей, обряженный в почти такой же хитон, как и у меня. Разве что снежно-белого цвета.
Я не нашёлся что сказать сразу, так как вопрос был риторическим. А кто находится передо мной, я пока не мог определить. Абсолютно незнакомое лицо, да и голос… Но незнакомец сам разрешил все мои сомнения.
— Как ты сюда забрался, Гавр? Мы же попрощались? Ты…
— Лукреций? — не меньше Смотрящего удивился я, — а разве не ты меня сюда определил?
— Что значит «определил»? — нахмурился Смотрящий, — эта реальность табуирована и защищена от проникновения непосвящённых!
— Откуда же мне знать, Лукреций? Я просто заснул там, в своей реальности. Бац — и я уже в густом тумане. Иду голый и босой. Потом — бац! И я уже в лесу, вот в этой одёжке, — я дёрнул себя за полу хитона, — ну а потом и псина твоя нарисовалась. А за ней и ты, о благородный Смотрящий. Я никого не просил меня сюда доставлять. Просто хотел помедитировать и восстановиться. У меня там, — я указал большим пальцем себе за спину, — начинается завершающий этап по добыванию тушки Демиурга, если ты забыл.
— Но это же Сакральный Лес Ордена! Смотрящие проводят здесь время в медитациях и размышлении. Священная роща используется для посвящения в члены ордена… — удивление Лукреция сменилось выражением возвышенного возмущения.
— Ну а я причём? Может быть, меня таким оригинальным образом кто-то торопит? — я сделал многозначительное лицо и неопределённо повертел пальцами правой руки у себя над головой. Мне стоило огромных усилий, чтобы не заржать в голос: такой театральной озабоченностью дышало лицо Смотрящего. И вообще, Лукреций выглядел в этой тоге, да ещё с собакой. Хм… Он бы ко мне ещё в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой выперся… Это ж как нужно было поверхностно покопаться в моём подсознании, чтобы полагать, что я поведусь на весь этот цирк?
— Смеёшься, Гавр? — недоумённо уставился на меня Смотрящий.
— Нет. Плачу, Лукреций. Или как там тебя по-настоящему? Может, хватит Ваньку валять, а?
Стоявший передо мной старик замер всего на мгновение. Собака же едва ухом повела, встала, развернулась и убежала в лес, растворившись среди кустов, будто её и не было.
Черты лица собеседника вдруг задрожали, смешались и неожиданно сгладились, превратившись в абсолютно ровную поверхность кожи. Странно и жутко было смотреть на это, этого…человека с абсолютно отсутствующим лицом.
— Так лучше, Гавр? — голос собеседника был таким же бесцветным и приглаженным.
— Так хотя бы честнее. Рядиться под человека — это не ваше, уважаемый. И чего было этот театр устраивать? Шито же белыми нитками.
— А как ещё тебя расположить к доверительному общению? Почему бы и не воспользоваться образом Смотрящего? Это всё же лучше, если бы с тобой решила заговорить собака или одно из этих деревьев.
— А что, прикольно было бы… По крайней мере, чужеродность отталкивает меньше, чем фальшивка.
— И что, неинтересно даже спросить, кто я?
— Боюсь услышать ответ, что ты часть той силы, что всем желая зла, всё же совершаешь благо, — во мне стало нарастать раздражение. Снова какие-то кошки-мышки, недосказанности и прочие кандибоберы. Нет, чтобы чётко сказать, зачем позвал и чего хочет!
— Ты раздражаешься, Миротворец. Видимо, я не с того начал. Нехватка времени и вариантов. Я слишком давно не общался напрямую с носителями нейротронов. Всё больше образами и матрицами действий. Вот и стал жертвой стереотипов, которыми, кстати, переполнено именно твоё сознание. Прими мои извинения, Гавр. Я готов выслушать твои пожелания по условиям общения. Ведь именно я в нём заинтересован.
— Другое дело. Можешь вернуть лицо Лукреция. Так как-то привычнее. И говори прямо, чего надо. А то неровен час там на дороге немцы сюрпризом окажутся, придётся прерывать диалог.
— Не переживай, — махнул рукой собеседник. Его лицо вновь приобрело прежние черты, — долго я тебя не займу. Тем более, что время в нейротроне субъективно. И в этом ты мог убедиться раньше. Наша прямая встреча нужна, чтобы перед выбором, который тебя ждёт, ты полностью осознавал, с какой целью я обратил на тебя внимание. Можешь, кстати, задавать любые вопросы. Пусть это будет небольшой компенсацией от меня. Устраивает?