Пустота

Я продолжал разглядывать корабль сквозь объектив фотокамеры, надо признать, он выглядел эпично! Огромный левиафан, парящий в черноте космоса. Его белоснежный корпус сиял в солнечных лучах на фоне бесконечной тьмы пространства позади него. Не удержавшись, я сделал ещё несколько снимков.

– Эй, может, поможешь мне со стыковкой? Я думаю, у тебя ещё будет куча возможностей сфотографировать корабль, – сказала Даша.

– А смысл? – Я продолжал смотреть в камеру. – Система прекрасно справится с этим сама, а вот сделать снимки с такого ракурса и расстояния мне вряд ли когда-либо удастся.

– Будь добр, не спорь со мной, а делай то, что положено по инструкции.

– Да, мамочка. – Вздохнув, я вернул камеру на место и обратил свой взгляд на дисплеи приборной панели. – Окей, ну что тут у нас?

– Ума не приложу, как тебя вообще приняли в экипаж с таким-то уровнем дисциплины, – проворчала Даша, глядя на приборы.

– Они не могли взять никого другого, ведь им нужен был лучший из лучших! – шутливо заявил я.

Даша лишь молча покачала головой.

Тем временем «Колибри» медленно сближалась с «Армстронгом».

– ЦУП, это «Прометей-1», прошли отметку три километра, сближение – пятнадцать метров в секунду, к включению маневровых готовы, экипаж на местах, груз закреплен, – передала в радиоэфир Даша.

– Это ЦУП, вас поняли, «Прометей», следим за вашей телеметрией, все в норме.

Я включил автопилот в режим стыковки и выбрал в качестве цели стыковочный порт № 1 – тот, что находился в носовой части корабля.

Даша тем временем, поколдовав над своей половиной панели управления, привела в готовность стыковочный узел нашей «Колибри»

– ЦУП, это «Прометей-1», прошли отметку тысяча, скорость пять метров в секунду, створки стыковочного узла открыты, отклонения по крену, тангажу и рысканию в пределах нормы, продолжаем сближение, – отрапортовала она.

В кабине челнока было тихо, лишь шум вентиляторов и редкие включения маневровых двигателей нарушали тишину. Мы оба внимательно наблюдали за тем, как автопилот делает свою работу, я, откровенно говоря, скучал. Автоматическая стыковка двух кораблей на орбите была совершенно обыденным и сотни раз отрепетированным спектаклем, который не вызвал во мне совершенно никакого интереса. Да, инструкция все ещё предписывала нам следить за действиями автоматики, чтобы в случае нештатной ситуации быть готовыми взять управление на себя, однако современные системы управления космических кораблей зарекомендовали себя настолько хорошо, что я, по правде сказать, не припомню ни единого случая за мою карьеру, когда из за действий автопилота возникла бы какая то нештатная ситуация.

Автопилот «Колибри» плавно вывел челнок прямо на середину стыковочного коридора, «пшикнули» маневровые двигатели, разворачивая челнок стыковочным узлом в сторону корабля.

– Дистанция сто, сближение один метр в секунду, отклонения по курсу в пределах нормы. Тангаж, крен и рыскание – тоже в норме.

– Подтверждаем, «Прометей-1». Показания телеметрии хорошие, параметры системы управления в норме, расход топлива в норме, сближение и стыковка – согласно плану.

– Согласно плану, принято, – ответила Даша.

Челнок завис в двадцати метрах от «Армстронга», наступал самый ответственный момент, скорость сближения упала до пятнадцати сантиметров в секунду. Два корабля, продолжая нестись по орбите, практически полностью сравняли свои скорости, застыв друг напротив друга. Корпус шаттла периодически, то тут то там, озаряли вспышки маневровых двигателей. Медленно сближаясь с целью, «Колибри» корректировал свой курс, мы с Дашей внимательно следили за показателями стыковочного компьютера. По мере сокращения расстояния между кораблями импульсы маневровых становились все чаще и все короче.

– Дистанция пять метров, – сказал я.

– Выдвинуть амортизаторы.

Я щелкнул переключателем на панели управления стыковочным узлом.

– Есть… Амортизаторы выдвинуты.

– Скорость ноль-пятнадцать метра в секунду, небольшое смещение по тангажу, в пределах нормы.

– Четыре метра.

– Выравниваемся.

– Три метра… Два метра.

– Показатели курса в норме.

– Индикаторы зелёные, к стыковке готовы, дистанция ноль-пять метра.

Плавно, словно в замедленной съёмке, узлы соединились, автоматически сработали замки, сцепляя два корабля воедино. Лёгкий, едва ощутимый толчок и серия громких щелчков – вот и всё, что мы почувствовали внутри челнока.

– ЦУ, это «Прометей», есть жёсткая стыковка, замки защёлкнуты, приступаем к проверке герметичности перехода и выравниванию давления, – отчиталась Даша.

Дверь, ведущая в пассажирский салон за моей спиной, открылась, и в кабину вплыл Рик.

– Ну, как прошло? – живо поинтересовался он.

– Идеально, как и всегда, – ответил я.

Рик Харрис был вторым пилотом нашей экспедиции. Я, будучи первым, отвечал за навигацию и управление основным кораблём, в то время как Рик пилотировал «Дедал» – челнок, на котором мы должны были спускаться на Титан; кроме того, в его ведении находились зонды, с помощью которых мы планировали вести разведку мест высадки, а так же «Икар» – исследовательский беспилотный аппарат, который, согласно плану миссии, мы должны были сбросить в атмосферу Сатурна.

Тем временем экран системы управления шлюзом перед нами вспыхнул зелёным.

– Так, кажется, герметизация в норме, давление по обе стороны выровнено, думаю, можно открывать двери, – сказала Даша и, зажав кнопку радиосвязи, обратилась уже к центру управления: – ЦУП, это «Прометей», докладываю: мы открываем люки.

– Поняли вас, «Прометей», можете начинать перегрузку. Напоминаю, что в восемнадцать часов у нас запланирована комплексная проверка систем корабля, к этому времени вы должны закончить с размещением экипажа. Потом у вас будет время поужинать и привести себя в порядок, а в двадцать один час у вас по расписанию прямой эфир, так что будьте готовы. Мы понимаем, что на фоне всех остальных ваших задач эта, может, выглядит несущественной, но всё же начальство категорически не хочет, чтобы вы налажали с этой трансляцией. Как поняли меня?

– Хорошо, Ник, постараемся сделать всё в лучшем виде. Я прослежу, чтобы Фёдор заранее проверил камеры и остальное оборудование, – ответила Дарья руководителю нашего полёта, Николасу Гарсии.

Пока шёл радиообмен, я вынырнул из кабины и подплыл к люку, ведущему в короткий переходной туннель. Сняв защитные крышки и выдернув пломбы, я повернул предохранительные рукояти, разблокировав тем самым замок, и, плавно потянув за ручку, медленно открыл люк. Нырнув в открывшееся отверстие, подплыл ко второму люку, ведущему внутрь корабля, и повторил процедуру. Оттолкнув его в сторону, я подтянулся на руках и оказался в цилиндрическом помещении длиной около четырёх и диаметром порядка двух метров. С обоих торцов этой комнаты находились полутораметровые люки, один из которых – внешний, я только что и отворил. Данный отсек представлял собой один из воздушных шлюзов, через который мы должны были выходить в открытый космос. Я подплыл к внутреннему люку, ведущему в недра корабля, и отворил его, заодно переведя в автоматический режим так, чтобы теперь им можно было управлять с консоли на стене или с мостика корабля. За ним меня ждал тёмный круглый коридор. Оттолкнувшись руками от краёв отверстия, я вплыл внутрь. Снизу и сверху вспыхнули лампы дневного света. Длина коридора составляла порядка десяти метров, примерно посередине его в потолке виднелся ещё один люк – он вёл на мостик, туда, где находились рабочие места группы управления, в которую входил и я. Противоположный конец коридора оканчивался переборкой с большой круглой гермодверью, за которой располагалась обитаемая часть корабля протяжённостью порядка семидесяти метров. Дальше, за жилой зоной, в сторону кормы, тянулась зона техническая, доступ к которой был возможен лишь снаружи. Там, на стометровой решётчатой ферме, располагались цилиндрические баки с дейтерием и гелием-3 для главного двигателя, радиаторы, баки с аэрозином и тетраоксидом диазота для двигателей системы ориентации, аккумуляторы, антенны и прочее оборудование. Вслед за всем этим, за круглой плитой биологической защиты, прикрывавшей жилую зону от радиации, находился небольшой отсек с двумя жидкосолевыми ядерными реакторами – именно они обеспечивали корабль энергией. Дальше, за реакторным отсеком, в самой корме располагался маршевый двигатель. О, то было настоящее произведение инженерного искусства! Именно в нём крылось главное отличие и преимущество «Армстронга» над всеми кораблями предыдущих поколений. Двигатель по сути представлял собой термоядерный реактор, какие вот уже на протяжении пяти десятков лет человечество использовало на Земле и Луне. Однако он не был предназначен для выработки электричества. Этот реактор, хоть и был подключён к генераторам корабля, поглощал больше энергии, нежели вырабатывал. Главным отличием его от земных собратьев была массивная решётчатая конструкция в форме колокола, установленная у задней стенки. Раскалённая до температуры в несколько миллионов кельвинов плазма из центральной камеры реактора подавалась в эту самую конструкцию, которая была не чем иным, как магнитным соплом. Благодаря мощным электромагнитным полям плазма не разлеталась мгновенно во все стороны, а в виде плотного потока выбрасывалась назад, создавая тем самым тягу. Удельный импульс, или, проще говоря, эффективность такого двигателя была на порядок выше, нежели у любого химического или ядерного, при этом, в отличие от ионных двигателей, он давал ещё и приличную тягу. Благодаря такой революционной силовой установке наша экспедиция могла достичь Сатурна всего за каких-то полтора года, в то время как кораблям предыдущих поколений для этого потребовалось бы в лучшем случае лет шесть-семь.