Камелия. Похищенная ученица

Мужская часть коллектива приняла его довольно прохладно, если не сказать враждебно. Сухонький крошечный старичок с большим носом, преподаватель словесности, долго переспрашивал имя и должность Эдмана, и никак не мог правильно их расслышать. В конце концов он решил, что Эдвар Приви – молодой выскочка и невежа, отвернулся и больше ни разу за весь вечер к нему не обратился.

Долговязый, нескладный преподаватель арифметики на учтивое приветствие Эдмана буркнул что-то неразборчивое и уткнулся в свою тарелку. Черты его сморщенного лица казались размытыми, линия подбородка – сглаженной. Жидкие волосы он зачесывал набок, безуспешно стараясь прикрыть раннюю лысину.

Полный, краснощекий преподаватель истории и географии, ярый поклонник оперы взъерошил копну черных кудрей, подкрутил пышные лоснящиеся усы и усадил дайну Монд возле себя. При этом он бросил ревнивый оценивающий взгляд в сторону Эдмана и ответил на его пожелание приятного аппетита небрежным кивком.

Разговор за ужином поддерживали в основном дайна и Лавинас, при этом каждый раз, когда одна из бонн пыталась вставить хоть слово и выяснить у Эдмана подробности о его семейном положении или предыдущем месте службы, ее тотчас перебивали и больше не позволяли рта раскрыть. Лавинас своей грузной фигурой заполнял уйму места, травил сумбурные байки, перескакивая с одного на другое и громко смеялся своим же шуткам. Эдман утомился от пустой болтовни, спешно закончил довольно пресную, но питательную трапезу, простился со всеми и ретировался в свою комнату.

«Да уж, – подумал он, лежа в постели и наслаждаясь покоем и тишиной, – если так пойдет и дальше, то приемы пищи станут настоящей пыткой».

Эдман хотел еще раз перед сном повторить имена и должности всех, с кем успел познакомиться за день, и сделать несколько пометок в небольшой, размером с детскую ладошку, записной книжке, но глаза сами собой закрылись, и он уснул крепким сном, так и оставив страницы не заполненными.

Глава 6

Когда Жози повела выпускной курс на ужин, Беатрис получила приказ подняться в спальню и приготовить все ко сну. Гренда торжествовала и посмеивалась со своими подпевалами: рыжеволосой с многочисленными веснушками на лице Далией Ванг и белобрысой Ленокс Фос. Она с победоносным видом проследовала за бонной, чтобы получить награду, поскольку именно Гренда стала на этой неделе второй по количеству баллов после Беатрис.

– Вот дрянь паршивая, – буркнула себе под нос Беатрис и отправилась на четвертый этаж, где располагался дортуар, общая спальня выпускного курса, занимавшая почти все правое крыло.

Ее одолевало жгучее желание сделать гадость Гренде немедленно, но тогда мерзавка тут же пожалуется бонне, и та с радостью отвесит незадачливой адептке еще несколько розог, а этого Беатрис допустить никак не могла. Она продержалась в лучших адептках почти четыре года, и до заветной мечты, заключить выгодный контракт с высокопоставленным максисом и получить возможность вращаться в высшем обществе, осталось совсем немного. Гренда не испортит все ее труды, Беатрис наберется терпения и проделает все незаметно, так, что никто ничего доказать не сумеет.

В дортуаре царили сырость и полумрак. Заходящее солнце проникало через широкие окна внутрь и раскрашивало стены в багряно-алые тона. Беатрис приоткрыла несколько створок, чтобы в комнату проник свежий воздух, и стало хоть немного уютнее. Голые серые стены, ледяной каменный пол, бесконечные ряды облупленных тумбочек и одинаковых жестких кроватей с тонкими матрасами настолько ей опостылели, что захотелось рыдать в голос и биться в истерике, пока не охрипнешь. Но за подобные выходки Жози тоже любила наказывать, ведь в школе все должны вести себя достойно и быть образцом спокойствия и благообразия.

Тяжело вздохнув, Беатрис смахнула предательские слезинки. Есть хотелось зверски, живот сводило голодной судорогой, а до завтрака нужно было еще пережить ночь. Питание адепток в Камелии никогда не отличалось обилием или разнообразием, поэтому девушки, как правило, с трудом дотягивали от одного приема пищи до другого. Лишение ужина считалось одним из тяжелых наказаний, поскольку именно во время вечернего приема пищи давали самое значительное количество еды, да еще и поощрение для лучших адепток курса в виде сладкого, которое всем остальным не полагалось в принципе.

Беатрис зажгла неугасимые свечи на стенах, и дортуар тут же озарил мягкий желтоватый свет. Это новшество ввели совсем недавно, поскольку обычные свечи расходовались слишком быстро, и их заменили на те, что могли гореть несколько недель к ряду. Она принялась разбирать постели и наполнять водой кувшины для умывания. Беатрис ненавидела эту работу и училась, как проклятая, лишь бы ее не исполнять. Для адепток Камелии не было ничего позорнее и унизительнее, чем прислуживать своим же однокурсницам. Обычно этим занимались либо наказанные, либо последки, ученицы с самым маленьким среди остальных резервуаром маны. А Беатрис наравне с Грендой относилась к примам, обладательницам запаса энергии почти в триста единиц, и для нее подобные обязанности были во стократ тяжелее, чем для любой другой адептки. Всегда невыносимо больно падать с пьедестала, особенно если ты тянешься к нему всем сердцем и лелеешь мечту взобраться еще выше.

В спальню вбежала запыхавшаяся, растрепанная Фибиан Эфрад и тут же подлетела к Беатрис:

– На, ешь. – Она сунула ей в руки несколько кусков серого хлеба. – Быстрее. Они уже близко.

В обычный день Беатрис поостереглась бы что-то брать у странноватой и непредсказуемой последки Фиби, но сегодня голод довел ее до полного отчаяния, и она готова была съесть даже пучок травы, если бы ей позволили это сделать.

Она быстро запихала в рот хлеб, и начала усиленно жевать, но, торопясь поскорее проглотить сухие куски, закашлялась, схватила кувшин и принялась хлебать воду прямо из горлышка.

– Что здесь происходит? – раздался строгий голос Жози, и в дортуар вошли остальные адептки выпускного курса.

– Ничего, бонна Виклин, – отозвалась последка Фиби. – Я почувствовала дурноту во время ужина и поднялась в спальню, а здесь нашла Сонар на постели. У нее разболелась голова, и я напоила ее водой.

– Это правда? – метнула Жози подозрительный взгляд в Беатрис.

– Да, бонна Виклин, – отозвалась та, успев в последний момент все проглотить. – Но мне уже лучше.

Бонна покосилась на нее, не доверяя словам, и хотела отправить в лазарет, но тут вспомнила, что лекарка уехала в город по срочному делу, и решила дождаться завтрашнего утра.

– Ладно, отдыхай, – сказала наконец Жози. – Но если станет хуже, обязательно сообщи мне. Я провожу тебя в лазарет.

– Хорошо, бонна Виклин, – ответила Беатрис, мечтая, чтобы Жози поскорее ушла в свою комнату, которая находилась тут же, в конце дортуара, и была отгорожена от общей спальни адепток перегородкой.

– Всем доброй ночи, – пожелала Жози и направилась к себе. – Долго не болтайте.

– Доброй ночи, бонна Виклин, – раздались со всех сторон девичьи голоса.

Беатрис выдохнула и направилась к своей кровати, за ней поспешили ее подруги, крепкая небольшого роста Хельга Дорн и миловидная синеглазая Элиза Хаксли.

– Как ты, Бетти? – шепотом спросила Элиза, когда они уселись все вместе на кровати Беатрис. – Сильно есть хочешь? Прости, я так и не смогла ничего утащить для тебя.

– Я в порядке, – ответила Беатрис.

Она не собиралась никому рассказывать, что последка Фиби принесла ей хлеб. Кто-нибудь из адепток мог подслушать их разговор и доложить обо всем Жози или патронессе, и тогда чудачку Фиби высекут, а она до обморока боялась боли. На памяти Беатрис ее наказали всего лишь раз, еще на первом курсе за устроенную истерику с дикими воплями, и тогда Фиби не выдержала даже трех ударов, забилась в припадке и потеряла сознание. С тех пор все на курсе сторонились ее, а Жози остерегалась наказывать. Да Фиби и сама больше не лезла на рожон и старалась вести себя примерно, чтобы никому и в голову не пришло стегать ее розгами.