Слезы на льду

– Олег!

Он приостановился:

– Что-то еще?

Я открыла крышку ноутбука.

– Простите, что лезу не в свое дело. Здесь – все выступления ваших ребят в прошлом сезоне. Фотосъемка. Обратите внимание, нет ни одного кадра, где Таня и Максим смотрели бы друг на друга. Ни одного! Может быть, именно поэтому их никто не воспринимает как пару?

В глазах Васильева мелькнул интерес.

– Гм… Я подумаю над этим. В любом случае – спасибо.

А полтора месяца спустя случилось страшное. Выступая на этапе «Гран-при» в Питтсбурге, Таня упала с поддержки.

Такие трагедии неизбежно заставляют людей переосмыслить всю жизнь. Можно только представить, что пережил в Питтсбурге Маринин, пока партнерша находилась без сознания, как мучительно он избавлялся от кошмаров и страхов, когда тренировки возобновились, но изменилсяи он.

На льду январского чемпионата Европы в Турине – на том самом катке, где год спустя было суждено пройти Олимпийским играм, Таня и Максим впервые предстали единым целым. С первого до последнего такта музыки Максим не отрывал от Тани глаз. Его движения выглядели не просто привычно отточенными, но крайне бережными. Возможно, они сами не отдавали себе отчета в том, насколько по-другому стало восприниматься их катание, но это действительно было так.

Собственно, именно с этого момента акции Тотьмяниной и Маринина начали неудержимо расти. В Америке, где они продолжали постоянно тренироваться, их наперебой приглашали в самые престижные телепередачи, брали интервью, болельщики толпами осаждали каток в надежде на автограф или совместную фотографию. Мне же доставляло истинное удовольствие наблюдать за действиями тренера. На протяжении двух сезонов он не сделал ни одного неверного шага. Безупречным выглядело все: выбор программ, музыки, костюмов. Умением просчитать заранее все возможные расклады и подготовить к этому своих спортсменов Васильев порой до боли напоминал мне его собственного тренера – Тамару Москвину. В чем-то даже превосходил ее.

– В чем вы видите свою главную тренерскую задачу на Играх? – спросила я Васильева на олимпийском катке.

– Уберечь ребят от возможной нервотрепки. Бывают моменты, когда мы обязаны принимать участие в каких-то мероприятиях, давать пресс-конференции, но даже при этом я стараюсь, чтобы нагрузка на психику у моих спортсменов была минимальной. Это достаточно тонкий момент: с одной стороны, неизбежно приходится кому-то отказывать в интервью, но с другой – я прекрасно понимаю, как легко можно кого-то обидеть. И естественно, стараюсь избежать этого. Честно скажу, тренерская работа для меня намного привычнее. Но пока, кажется, справляюсь.

Точно такой же вопрос несколькими годами раньше я задавала Москвиной. Она тогда ответила:

– Учить элементы на этой стадии, как понимаете, бессмысленно. Остается создавать спортсмену положительный настрой. Хвалить, успокаивать, следить, не повышается ли уровень стресса до недопустимого, вовремя подносить воду, салфетки, смотреть, чтобы не потерялась аккредитация, чтобы не опоздать на разминку, – то есть постараться снять с человека все проблемы, за исключением собственного выступления. В то же время где-то вовремя улыбнуться, встретиться с журналистами – способствовать тому, чтобы план выступления соответствовал твоему собственному сценарию и не был сорван в связи с непредвиденными ситуациями.

Тогда Москвина добавила:

– Начиная работать с парами, я не имела ни малейшего представления, сумею ли чего-то достигнуть. И долго-долго на протяжении этой работы видела перед собой, извините за образное выражение, только попы. Собственного мужа, Станислава Жука, Чайковской, Тарасовой. Их спортсмены были так далеко впереди, что я даже не мыслила, что когда-нибудь встану рядом. А вот когда хотя бы раз прошел дорогу до золота, то, начиная работать с новыми группами, уже совершенно иначе представляешь, куда идти, как добиваться цели. Ведь опыт – это не что иное, как некий комплекс действий, необходимый для достижения результата. Уже можешь себе позволить срезать углы, чтобы найти наиболее короткий путь к цели. Каждый раз, правда, это бывает по-новому…

После того как Тотьмянина и Маринин одержали в Турине совершенно блистательную победу, трудно было не признать: Васильев оказался превосходным учеником.

Победа Татьяны Навки и Романа Костомарова в танцах стала седьмой в российской олимпийской истории этого вида фигурного катания. И первой – в тренерской карьере Александра Жулина. Так что не было ничего удивительного в том, что даже после соревнований он никак не мог в нее поверить. Принимал поздравления коллег, а в глазах все еще стояло выражение полного неверия в то, что это именно его спортсмены делают круг почета по глади катка, поднимаются на пьедестал и уже оттуда машут всему миру, сжимая в руках золотые медали.

Ровно за 12 лет до этого момента я сидела на полу коридора Дворца спорта в норвежском Хамаре – под дверью, ведущей в раздевалки фигуристов, – и ждала, когда оттуда выйдут Майя Усова и Александр Жулин. На часах было полвторого ночи, журналисты и участники давно разъехались, завершив танцевальную пресс-конференцию, а серебряные призеры Игр так и не появлялись. То была моя первая зимняя «журналистская» Олимпиада, я отчаянно болела за «своих», разрывая душу между двумя российскими парами, каждая из которых в равной степени заслуживала олимпийского золота, и совершенно искренне не понимала, как можно уйти, не поглядев в глаза и не сказав какие-то слова поддержки тем, кто проиграл.

Что говорить людям, жизнь которых только что на моих глазах разлетелась в мелкие куски, я не знала. Да и говорить не пришлось ничего. Но та ночь, которую мы прожили по разные стороны тонкой фанерной перегородки, каким-то необъяснимым образом спаяла наши судьбы на всю жизнь.

Потом было еще много лет, на протяжении которых мне приходилось переживать самые разные победы и поражения. Видеть, как в раздевалке фигуристов в Нагано, куда мне удалось прорваться, врачи приводили в чувство вмиг обессилевшего от испытанного напряжения Евгения Платова после его второй олимпийской победы. И одновременно утешать бьющуюся в истерике Оксану Грищук («Да сделайте же что-нибудь! Ему же плохо!»).

Мои герои взрослели, расставались друг с другом, заводили новые семьи, я же понимала, что все они – не просто спортсмены, о которых приходится писать. А очень близкие и по-настоящему любимые люди. И как же я боялась увидеть первое олимпийское поражение Жулина-тренера!

Понимал ли он сам, насколько близка была Таня Навка – девочка, появившаяся в его жизни как раз после той, проигранной в Лиллехаммере Олимпиады и родившая ему ребенка, – чтобы повторить его собственный и очень горький для выдающегося спортсмена олимпийский путь? Думаю, что да. Ведь точно так же, как многие другие, не мог не чувствовать, что в сознании большинства арбитров Татьяне Навке и Роману Костомарову уже почти уготовано серебро. В лучшем случае – серебро.

Такой расклад диктовали негласные правила фигурного катания. К началу танцевального турнира Россия уже выиграла два «золота», а значит, настало время делиться.

– Когда силы тех, кто борется за золото, равны, «убрать» с пьедестала любого из конкурентов не составляет никакого труда, – грустно вздохнула по этому поводу Татьяна Тарасова. И добавила: – Причем «опустить» куда легче, чем «поднять».

Все четыре года, что Навка с Костомаровым подбирались к золоту Турина, мое отношение к этой паре было слегка снисходительным. Я искренне уважала танцоров за нечеловеческий труд в тренировках, с удовольствием общалась с ними вне соревнований, но каждый раз, когда Навка и Костомаров выходили на старт и побеждали, не могла не думать, что по сравнению с выдающимися чемпионами прошлых лет им не хватает чего-то главного. Быть уверенным в успехе, когда твои интересы негласно отстаивает такая страна, как Россия, – не бог весть как сложно. Если этой поддержки не будет, что тогда?