Страница 71 из 84
Таким образом, тут мы видим уже три элемента легенды: кабак возле церкви, денежное участие в строительстве церкви Петра I, название прежней церкви — «на Капле».
Переосмысление уточняющего названия церкви определения «на Капле» также можно проследить во времени. Речка Капля вытекала из болота на территории Мещанской слободы. К середине XVIII века это болото было осушено и застроено, речка заключена в трубу. Но осталось ее название, причем оно стало названием не речки, а местности, где она когда-то текла. При этом название претерпело изменение и стало употребляться в форме множественного числа: Капельки. Такая форма — в законах московской топонимики: Гончары, Каменщики, Ключики. Далее — пояснительная часть названия церкви Троицы также изменилась: она стала указывать не на речку Каплю, как прежде, а на название местности, именно так она обозначена в «Описании Императорского Столичного города Москвы» 1782 года: «Троица на Капельках».
Посещение кабака «Феколка» Петром I — вполне вероятный исторический факт. Старинный кабак с таким названием действительно был в Москве, он существовал еще в середине XIX века. Только находился не на Мещанской, а в другом месте — в Лефортовской части, где-то на Преображенке или в Семеновском. Уж тамошний-то кабак Петр вряд ли мог миновать.
Народная фантазия соединила все эти элементы в одном предании. Между прочим, сюжетный ход о бездетном богаче, пожелавшем оставить по себе добрую память строительством общественного здания, использован еще в одном предании Мещанской слободы, повествующем о причине строительства купцом Набилковым приюта и богадельни.
Церковь Троицы на Капельках была завершена в 1712 году и освящена по благословению блюстителя патриаршего престола Стефана митрополитом Иоанникием.
В XVIII, XIX и начале XX века церковь перестраивалась, в 1832 году возведена колокольня, в 1907 году пристроена трапезная. В 1929 году церковь была закрыта, в 1930-м снесена. На ее месте в 1938 году построен жилой дом для сотрудников ТАСС.
Малый Харитоньевский переулок
В XVII веке между нынешними Мясницкой улицей и Покровкой за стеной Белого города и до Земляного вала располагалась обширная Огородная слобода. По берегам речек Рачки и Черногрязки были разбиты огороды, стояли деревни, в которых жили огородники. Еще было тут несколько дворянских владений, небольшая немецкая слободка с «немецким попом» и три-четыре загородных боярских двора с каменными палатами. Вся эта местность в живой московской речи называлась Огородниками. Поэтому и деревянная церковь во имя иконы Владимирской Божией Матери, поставленная в начале XVII века примерно посреди слободы, в отличие от других церквей того же имени, к своему названию имела поясняющее прибавление: «что в Огородной слободе», или «в Огородниках».
В 1652–1661 годах при царе Алексее Михайловиче деревянная церковь была заменена каменной. Кроме основного храма Владимирской Божией Матери, тогда построили «придел под колоколы», то есть колокольню с церковью в ней, «во имя отца нашего Харитона Исповедника». В России церкви и приделы во имя этого святого мученика IV века из Иконии, устроителя обители с особо строгой подвижнической жизнью, необычайно редки; в Москве, например, среди ее сорока сороков только одна эта. Не является Харитон и покровителем огородников, хотя для слободских церквей характерно, что их возводили во имя святых покровителей той профессии, которой занимались слобожане. Тут причина была другая: придел Харитония в церкви царской Огородной слободы появился по распоряжению царя Алексея Михайловича, так как он венчался на царство 28 сентября 1645 года в день памяти святого Харитона.
Возведенная церковь была очень красива, она воплощала в себе лучшие черты так называемого московского барокко. Богато было и внутреннее убранство. За новым храмом утвердилось и новое название: не Владимирской Божией Матери, а Харитония Исповедника.
С середины XVIII и до конца XIX века наиболее распространенная форма московского адреса была такова: сначала указывалась церковь, прихожанином которой был и, значит, жил поблизости адресат, далее следовали прочие пояснения о местонахождении его дома или квартиры. Так поступил и А. С. Пушкин, указав в «Евгении Онегине» адрес московской тетки, у которой останавливаются мать и дочь Ларины:
Пушкин знал эти места по детским воспоминаниям. В 1797 году его бабушка Ольга Васильевна купила небольшую усадьбу, находившуюся на месте современного дома № 7 по Малому Харитоньевскому переулку. В ней жили бабушка, дядя Василий Львович, тетушки Анна и Елизавета Львовны. Усадьбой они владели до 1808 года, так что Александр Сергеевич наверняка здесь бывал.
Однако московское предание упорно утверждало, что в «Евгении Онегине» поэт имел в виду не эту усадьбу, а другой дом, стоявший на углу Большого и Малого Харитоньевских переулков, против церкви, на другой стороне переулка. В путеводителе «Пушкинская Москва», изданном в 1937 году, в столетнюю годовщину гибели поэта, когда дом этот еще не был снесен (церковь Харитония снесли раньше, в 1935 году), приводится его описание: «На углу Большого и Малого Харитоньевских переулков доживает последние годы дряхлый деревянный одноэтажный домишко № 11/14, обитый горизонтально досками „рустами“, с ставнями на окнах, очень характерный для пушкинской эпохи.
Его даже называют „Ларинским домиком“, в который, по „Евгению Онегину“, приехала с матерью Татьяна Ларина. Два-три года назад с его крыльца сняли типичный железный стильный зонт». В отличие от автора путеводителя местные старожилы были твердо, без всяких оговорок, уверены в истинности предания, для них Татьяна Ларина была живым человеком, а не литературным персонажем.
Точность пушкинского описания подтверждают свидетельства мемуаристов. Н. М. Загоскин описывает барскую усадьбу — «деревянные хоромы на Чистых прудах»: «Я не знаю, что больше меня поразило, наружная ли форма этого дома, построенного в два этажа каким-то узким, но чрезвычайно длинным ящиком, или огромный двор, на котором наставлено было столько флигелей, клетушек, хлевушков, амбаров и кладовых, что мы въехали в него, точно в какую-нибудь деревню».
Но кроме всего прочего, Пушкин в указании адреса — «у Харитонья в переулке» — очень верно и проницательно уловил дух и законы московской топонимики. В его время Харитоньевского переулка не было; вернее, он был, но не назывался Харитоньевским. Большой Харитоньевский назывался улицей Хомутовской, или попросту Хомутовкой, по фамилии давнего, с 1730-х годов, домовладельца, лейб-гвардии Семеновского полка сержанта Ивана Алексеевича Хомутова. Малый же Харитоньевский в конце XVIII века имел одновременно несколько названий: Харитоньевский, Мальцов и Урусов (оба по домовладельцам), Заборовский (по Заборовскому подворью Чудова монастыря), Огородническая улица. Пушкин из всех вариантов выбрал самую верную и наиболее устойчивую модель названия с упоминанием приходской церкви. Он не дает собственно название переулка (когда писалась VII глава «Евгения Онегина», его называли преимущественно Заборовским), а только указывает его местоположение, но в такой форме, от которой до настоящего названия — один шаг.
Пушкинская подсказка благодаря популярности романа была принята, и, хотя продолжало стоять на том же месте Заборовское подворье, переулок стали называть не иначе как Харитоньевским. Одновременно Хомутовка стала Харитоновкой, затем Большим Харитоньевским переулком.