Страница 49 из 54
На поле боя мне предстоит ни что иное, как очередной экзамен.
И если вы думаете, что надравшись накануне самого важного дня в жизни, я поступил по-идиотски — таки вы не правы.
Попробуйте как-нибудь сами.
Вы жутко удивитесь, каких высот находчивости и изобретательности может достичь человек, который желает только одного: вернуться домой, выпить бутылку холодного пива и рухнуть мордой лица в подушку.
Так вот, гобелен.
— Э... Ларри, подойди на секунду.
— Да, милорд.
— Скажи, что ты видишь? — и я ткнул пальцем в гобелен.
— Сцену знаменитой битвы вашего прославленного предка, Золтара Шестирукого и Князя Драконьего Двора, Литопса Каменнокрыла. Вышила её, стежок за стежком, его дражайшая супруга, Аурика Коммод.
— Э... Супруга дракона вышила гобелен?
Перед глазами развернулась эпическая картина: громадная дракониха, зажав в когтистой лапе иголку, остервенело тыкает ею в тряпочку, размером с носовой платок...
— Да нет же, сир, — только этикет не позволил мажордому закатить глаза. — Вышиванием увлекалась супруга вашего прадедушки Золтара.
— И звали её Аурика Коммод, — я кивнул своим мыслям.
Что ж. Это многое объясняет.
— В девичестве, сир. Выйдя замуж, она взяла фамилию мужа.
Ну конечно. Как же иначе.
Развивать тему я не стал. Просто указал мажордому на интересующий меня фрагмент.
Хотел кое-что проверить...
— Слушай, Ларри, это копьё такой интересной формы, или на него наколот глаз?
— Не могу знать, милорд.
— Не можешь, или не хочешь?
— Согласно этикету, не могу. Но по-сути... Да, это драконий глаз. Простите, милорд, но создавая полотно, королева Аурика придерживалась исторической правды.
На мажордома было больно смотреть. Сегодня он блистал желтым париком, таким же камзолом и панталонами. Высокие ботфорты — бездна вкуса! — были позолочены, и украшены золотыми кисточками.
В моём похмельном разуме мажордом представлялся упитанной канарейкой, которая зачем-то напялила парик.
— Ладно, пошли, — решив больше не мучать мужика, я царственно склонил голову, и тут же поморщился от боли в затылке. — Пари само себя не выиграет.
— Разрешите вопрос, сир.
— Валяй.
— Вы правда собираетесь выиграть?
Я вздохнул. А потом не удержался, и закатил глаза. Глазные яблоки, пока я спал, какой-то шутник обернул влажной туалетной бумагой, так что удовольствия от процесса я не получил.
— Посмотри на меня, Ларри.
— Великолепно выглядите, милорд. Стеклянные бриллианты почти не отличить от настоящих.
— Да, спасибо. Но... неужели ты думаешь, что я строю из себя клоуна, заранее зная, что проиграю?
— Вы правы, милорд. Благодарю за напоминание. Золотовы всегда выигрывают.
— Вот видишь!
— Кроме тех случаев, когда им случается проиграть.
И тут послышалось громкое, и довольно злобное ржание...
Забыл сказать: за этой непринуждённой беседой мы покинули мою спальню и гобелен, и буквально через пару минут оказались во внутреннем дворике, очень милом, тенистом, с живописным фонтаном и кустами в кадках.
И я бы с удовольствием присел отдохнуть на гостеприимную лавочку, в тени струй, если бы...
Ах, это всемогущее "если бы".
В моём случае оно воплотилось в довольно крупную скотину белой масти, с позолоченными копытами, золотыми нитями в хвосте и гриве и с золотым рогом между злобных, налитых отборным гранатовым соком, глаз.
Мышцы перекатывались под белой шкурой, как шары для боулинга.
Да, вы уже правильно догадались.
Это был боевой единорог, на котором я, горемычный, должен продефилировать через весь город.
Сие деяние представлялось мне не менее трудным, чем своеобразное наказание, имеющее практику в белогвардейской армии, и именуемое "сквозь строй".
Происходило это так: провинившийся офицер, в одних кальсонах и даже без сапог, прогонялся сквозь двойную шеренгу солдат, каждому из которых по такому радостному случаю выдавался гибкий, вымоченный в рассоле шомпол. Надо понимать, что любой подчиненный, на законных основаниях, будет только рад хлестнуть начальство, — а учитывая, какие отношения царили между солдатами и офицерами в царской России...
Я взглянул единорогу в глаза.
Тот напрягся, поднял хвост и выдал большое и ароматное конское яблоко. А потом улыбнулся.
Я горько вздохнул.
Нет, я умею ездить на лошадях. Бабуля, вероятно в рамках подготовки к карьере правителя Заковии, несколько лет гоняла меня на Лосиный остров. Я этого терпеть не мог, но обманывать бабулю совесть не позволяла, так что в седле я держался, как Д'Артаньян.
И могу сказать, по опыту: лошадь, которая улыбается — замышляет что-то недоброе.
И тем не менее, нам НАДО подружиться... А как ещё добраться до позиций?
Нет, воевать я всё ещё не собираюсь.
Но там, на позициях, будут наши противники — то есть, драконы. А вот они-то мне и нужны.
— Привет, Лютик! — со всей отпущенной мне смелостью я подошел к единорогу и улыбнулся. А что? Ему можно, а мне нельзя?
Единорог опешил.
Эта холёная, откормленная чистым сливочным маслом скотина знала себе цену. Наверняка имела родословную длиннее, чем мой... Впрочем, не важно.
И звали его, судя по всему, Сокрушитель, или Зубодробитель — как-то так.
А я ему:
— Привет, Лютик! — и, пока он не опомнился, подошел — аккуратно избегая морды, передних копыт, задних копыт и хвоста... — и сказал, в самое ухо: — Слушай, чувак. Мне и самому всё это не нравится. Но видишь ли, у нас с тобой есть работа. И мы должны её выполнить. Зато потом — обещаю — я найду лужок, где пасутся самые симпатичные непарнокопытные девушки, с задницами, как две свиньи, завёрнутые в одеяло, и рогами, настолько тонкими, что на них можно жарить шашлык... Доступные, не обременённые моральным кодексом и приличиями... И я отпущу тебя к ним. Идёт?
Налитый гранатовым соком глаз на мгновение прикрылся белым бархатным веком.
А потом единорог фыркнул.
Я счёл это фырканье знаком согласия и попытался легко и непринуждённо вспрыгнуть в седло...
С третьей попытки удалось. А всё проклятый негнущийся костюм — словно картон, хорошенько намазанный клеем и высушенный до полной невменяемости.
И вот, наконец, я появился перед парадной лестницей Златого Замка.
Все были в сборе: и любимые родственнички, и придворные в ассортименте, и Розарио с Крючкотворсом.
Тигр, как всегда, блистал сногсшибательным костюмом, законник — его отсутствием.
В смысле, он как всегда был в своём затрапезном, лоснящемся на локтях лапсердаке, а на смазку сапог у него ушел такой крошечный кусочек сала, что им побрезговала бы даже церковная мышь.
Лилит поражала своим отсутствием.
Это тоже входило в мои планы, так что я не удивился.
Но самое главное, отсутствием поражал и генерал Мортиферус.
Я ожидал увидеть: стройные когорты гвардейцев, полки Бесстрашных Грифонов и Яростных Мантикор, ополчение, наконец...
Но замковая площадь была пуста. Как колено.
— Эм... — я подозвал Захарию. — А где все?
— Честно говоря, сам в шоке, — ответил брат.
— Значит, война отменяется?
— На этот вопрос могу ответить я, — к нам торопливо подошел господин Фаберже. К сожалению, запомнившийся мне колюще-режущий взгляд никуда не делся. — Конечно же, война не отменяется.
— А... Где войска?
Не то чтобы я ГОРЕЛ ЖЕЛАНИЕМ повоевать. Но ведь так положено, да? Если назначено мероприятие — должны быть и участники. Иначе, какие же это боевые действия?
— О, все уже на позициях, — улыбнулся господин Фаберже. Как пиранья, убеждающая маленькую наивную рыбку, что они — большие друзья. — Генерал Мортиферус выступил ещё на рассвете, чтобы к вашему появлению, мой принц, подготовить всё как можно лучше. Расставить войска, занять выгодные позиции... Ну, всё в таком духе.
— То есть, я там как бы и не нужен?
— Ну что вы, сир. Как вы могли такое подумать? Вы на этой войне — главное действующее лицо, — улыбка казначея стала ещё более зубастой, а выражение лица сравнилось по жизнерадостности с черепом, пролежавшим пять тысяч лет в фамильной усыпальнице. — Не беспокойтесь. Без вас не начнут.