Талант новичка

Девчонка фыркнула.

— ЧАСАМИ отрабатывать ловкость рук. Или искусство невидимости. Залезть в карман к бюргеру так, чтобы этого не заметил не только он, но и окружающие. В идеале, сделать так, чтобы пропажи не заметили никогда.

— Это невозможно, — теперь мне захотелось спать. Вот хоть режь. — Если у тебя были, к примеру, дорогие часы, а потом осталось только воспоминание...

— Никаких воспоминаний, — тряхнула короткими вихрами Зорька. — Искусство заимствования заключается в том, чтобы... — она пошевелила в воздухе тонкими пальчиками. — Чтобы этих часов как бы не было вообще. Никогда. Смекаешь?

— Нет.

— Это магия.

— О. Тогда конечно.

— Всего один балл, никто не парится. Но чтобы овладеть ремеслом, нужны ГОДЫ. Так что — да, это работа. Причём, тяжелая.

— Но это всё равно воровство.

— А вот и нет. Магия должна принадлежать всем. Золото у жителей Заковии в крови. Запретив колдовать, у нас отняли даже её.

— Конечно, фигурально выражаясь, ты наверное права...

— Да причём здесь какие-то фигуры?..

Зорька мгновенно выхватила свой любимый ножик и не успел я вякнуть, как она надрезала себе палец. На подушечке выступила большая и яркая капля крови.

— Смотри! — она подняла палец повыше, подставив под свет фонаря.

Я наклонился.

Мне кажется, или я вижу золотые искры?.. Ну да, точно. И в глубине, и на поверхности капли сияли золотые песчинки.

Да нет. Не может быть. Это всё свет фонарей...

— Дай сюда нож.

Девчонка повиновалась.

Я надрезал собственный палец и тоже поднёс к свету... Моя кровь была темнее.

Золотых песчинок было гораздо меньше, но они были. Я видел их совершенно отчётливо.

— Если кровь высушить, то останется золотая пыль, — сказала Зорька. — Золото у нас в крови и в костях. Мы дышим золотой пылью.

— А это не вредно?

Девчонка усмехнулась.

— Учитель говорит, что магия обеспечивает сенсибилизацию. Он много путешествовал, и специально изучал этот вопрос. Люди Заковии не могут жить подолгу в других местах. Мы — заложники нашей благословенной родины.

Она выплюнула эти слова, как будто они жгли язык.

А я вспомнил Сигоньяка.

Он пытался вырваться. И чуть не загнулся, совершая попытку. Но...

Меня, например, увезли из страны во младенчестве. Возможно, преследуя именно такую цель: чтобы я стал независимым от притяжения золота.

А вот бабушка...

Никогда не задумывался, почему она умерла. Доктора сказали, порок сердца, я и не заморачивался. Но... В нём ли было дело?

К нам приближался отряд гвардейцев. Все они были в белоснежной форме с золотым кантом, и только высокие шнурованные ботинки — белые — выдавали, что это — рабочая одежда, а не парадка.

— Ты можешь сидеть тихо и не двигаться, и тогда они просто пройдут мимо, — сказала Зорька, едва шевеля губами. — Или можешь привлечь их внимание и сказать, кто ты такой.

— А что будет с тобой? — так же тихо, уголком рта, спросил я.

— Я тебе уже говорила. Ничего хорошего.

Я промолчал.

Златый Замок подождёт. Розарио с Крючкотворсом большие мальчики, и смогут о себе позаботиться. В крайнем случае, им поможет де Сигоньяк. А что касается Лилит...

Думаю, к моему возвращению все придворные будут есть у неё из рук и просить добавки.

А я хочу кое-в-чём разобраться.

Путешествуя по городу, я видел всё новые части головоломки под названием Заковия.

И противный звоночек в голове тренькал всё громче.

Я ОБЯЗАН познакомиться с этим её учителем, этим великим гуманистом, который посылает людей сбить королевский вертолёт и убить наследника трона.

И всё это, видите ли, потому что не хочет, чтобы продолжалась война...

И потом, мне не давал покоя новый кусочек пазла: золото и кровь. Кровь и Золотовы... Что-то крылось во всей этой истории, какая-то тайна.

Я должен непременно её разгадать. И тогда всё встанет на место.

Гвардейцы в нашу сторону даже не глянули.

Я аккуратно свернул платок, убрал в карман и посмотрел на Зорьку.

— Ну что? Идём к твоему Учителю?

Девчонка молча поднялась, поправила лямки рюкзачка и зашагала в противоположную от гвардейцев сторону.

Я закатил глаза. Ну что за манеры у ребёнка?.. А потом вскочил и припустил за ней.

Башня из серого гранита возвышалась в центре площади. Вблизи она производила не менее гнетущее впечатление, чем издалека.

Мрачные фронтоны, готические арки, каменные горгульи — те, кто построил это здание, явно пребывали в сумеречном состоянии души.

На фоне симпатичных бюргерских домиков с белыми стенами и яркими черепичными крышами, она выглядела настолько чужеродно, что так и хотелось стереть её резинкой.

— Башня Голода, — тихо поведала Зорька, когда мы остановились на краю площади. — В старые времена на её вершину помещали узников, которые сходили там с ума. Они могли наблюдать жизнь внизу, могли чуять вкусные запахи, но... спуститься уже не могли. Их крики слышал весь город.

— Да, ты уже говорила, — я постарался выглядеть как можно смелее. — Мило, мило...

— Но в последние двадцать лет башня стоит пустая, — продолжила экскурс в историю Зорька. — После того, как последний узник спрыгнул вниз.

— Ты же говорила, что его сбросили.

— Ему предоставили выбор: покончить всё одним махом, совершив короткий полёт, или сойти с ума от голода и тоски, сидя на неприступной площадке наверху.

— Какие добрые люди, — восхитился я. — Ну прямо светочи гуманизма.

Внезапно для меня открылась ещё одна грань моей милой, доброй и просвещенной семейки.

Я вспомнил глаза отца. А потом подумал: этот — мог. Спокойно стоять у окна своего кабинета и наблюдать, как летит к земле крошечная фигурка...

Понаблюдал — и пошел дальше, руководить страной.

Ну а я — не такой. Нет во мне должного холоднокровия, этого рептильего отношения к жизни.

Первым же указом прикажу снести к чёртовой бабушке это уродство, — пообещал я себе. Убрать обломки, вымести площадь и поставить на этом месте... ну не знаю, карусель, что-ли. Или кафе-мороженное.

Площадь была пуста.

Не цокали копытами единороги, развозя августейших хозяев по закрытым вечеринкам; не суетились лавочники, спеша продать залежалый товар со скидкой; не бегали мальчишки, гоняя консервные банки вместо футбольного мяча... И даже бродячие собаки обходили башню Голода стороной — ведь здесь нечем было поживиться.

— Значит, твой Учитель устроил себе лежбище прямо в башне, — заметил я, когда мы с Зорькой бесшумно, как две призрачные тени, скользили по гладким камням площади. — Умно.

"Кошачья головка", вот как называются такие камни, — вспомнил я отрывок из некогда прочитанной книги. — Круглые, и как раз укладываются в руку... Самое доступное оружие пролетариата. Которому, как известно, нечего терять, кроме своих цепей.

Вход в башню был заколочен.

Зорька прошла мимо, даже не повернув головы в сторону дверей, широких, двустворчатых, усеянных тяжелыми заклёпками.

Эта башня — родная сестрица Башни Орловского в Лимбе, — сообразил я. — Наверное, в каждом измерении найдётся нечто подобное: Маяк в Сан-Инферно, Башня Орловского в Лимбе, Бурж Халифа в Дубае...

Люди определённого склада всегда стремились селиться повыше. Как стервятники — с высоты удобнее высматривать жертвы.

Зорька тем временем нажала какой-то неприметный рычаг и в стене образовалась узкая, едва протиснуться, бойница.

Как мышь, ввинтилась она в эту дыру, а я застыл.

Это напомнило мне переход через портал. А оказаться, вот прямо сейчас, где-нибудь за тридевять земель — я был не готов.

— Ну что ты телишься? — в проёме показалась недовольная физиономия девчонки. — Шевели булками, пока никто тебя не заметил.

Я решился.

— Как ты разговариваешь с особой королевской крови? — проход был узким, как покрытая паутиной кишка. И пахло в нём соответственно.

— Как умею, так и разговариваю, — буркнула Зорька.