Страница 46 из 46
— Товарищ полковник!..
Ладилову хотелось сказать многое: что он уже не прежний, не тот, который любил козырнуть перед товарищами своей незаурядностью, даже хвастался при случае, не тот, который считал, что давно уже все знает и умеет и всякие там занятия, розыгрыши для него — пустая формальность, нужная главным образом начальству, не тот, который, впервые получив в руки штурвал самолета, посчитал себя уже законченным летчиком.
— …Товарищ полковник! Я понял… Обещаю вам: на деле докажу! Если мне позволили… Вернусь еще в бомбардировочную авиацию. Обязательно вернусь!
Полковник встал, вышел из-за стола, протянул руку:
— Верю. Потому и отстаивал вас в штабе. Если поняли, будете настоящим летчиком. О своей службе напишете мне?
— Я сам хотел вас просить об этом!
— Буду ждать. И… надеяться на ваш будущий успех.
Ладилов с чувством пожал командиру руку.
На вокзале обычная сутолока. Поезд только что подошел. Ладилов и Коноплин стояли у входных дверей, оглядывались по сторонам.
— Не придет, — сказал Евгений. — Зачем ей? Пойдем, Леша!
Теперь он повторил слова, сказанные у кинотеатра когда-то Коноплиным.
— Стоянка тридцать минут. Успеем. По-моему, придет. Обещала. Сама предложила мне.
— Едва ли.
— Разве… А вот и не угадал! Эля пришла!
— Где?
— У автобуса, видишь?
От остановившегося на углу площади автобуса спешила Эля. В руках у нее был большой букет цветов.
— Я, пожалуй, отойду, Женька. Хочешь? — тихо спросил Алексей.
— Что ты! Больше секретов у нас нет. Мы с ней остались друзьями. Но и только.
— Мальчики, здравствуйте! Автобус чуть было не подвел. Такая досада! А это тебе, Женя, — протянула она букет. — Ни пуха тебе, ни пера на новом месте!
Евгений засмеялся.
— Я вспомнил один случай. В училище у нас был южанин — Махмет. По-русски говорил слабовато. Перед экзаменами обратился к другу, напутствует: «И пух тебе и прах!» Тот пошел сдавать, вернулся бледный, ругается — провалился. Вот как бывает!
Эля засмеялась. Но тут же спохватилась:
— Ой, что же мы стоим? Сейчас же на перрон! Ничего не забыли? Алеша, а вы проследили за товарищем?
— Проследил, — ответил за друга Евгений. — Даже спрашивал не раз, куда путевку положил.
— Какую?
— Путевку в жизнь — предписание в новую часть.
Алексей взял чемодан друга, Эля отобрала сверток. Евгений шел по вокзалу с одним букетом.
— Я как на… — хотел сказать «на свадьбу», спохватился, — …праздник шествую.
Ребята зашли в вагон, положили вещи. Эля ждала на перроне.
Из вагона Ладилов вышел за Коноплиным.
— Хоть и дареные, но примите от друга — лучшим друзьям, остающимся в граде сем! — Он достал из-за спины две большие розы — еще в вагоне успел вытащить их из букета.
И, как всегда бывает у поезда перед его отправлением, все трое заторопились, заговорили сбивчиво, немножко нервно и больше о пустяках.
— Заходи в вагон, не на век прощаемся, — торопил Алексей.
— Ни пуха тебе, Женя!
Девушка подала руку Евгению.
— Спасибо!
— Нет, не так!
— Ах, да! К черту!
— Вот теперь правильно!
Она уронила розу. Евгений быстро нагнулся, подал ей.
— Вы, Эля, меня многому за это время научили. Спасибо вам большое!
Алексей старался смотреть в сторону.
— А ты не отворачивайся! У меня секретов больше нет. Держи руку, поезд уже тронулся, бегу!
Евгений вскочил на подножку.
— Вы мне смотрите, не забывайте тут друг друга без меня! — закричал он уже с площадки вагона. — Не ссорьтесь!
— Счастливо, Женя! — подняла руку Эля. — Не забудем!
— До встречи, Женька! — донесся голос Алексея.
Это были последние слова, которые расслышал Ладилов. Поезд уже грохотал колесами на стрелках.
Фигурки друзей на перроне становились все меньше и меньше. Вот Эля схватилась левой рукой за волосы — их растрепал ветер, другой рукой — за локоть Алексея.
«Красивая пара будет!» — невольно подумал Ладилов.
Остро резануло в груди: впервые в жизни влюбился по-настоящему, и вот…
Алексей и Эля стояли рядом, плечо к плечу, махали ему. Евгений видел их долго, до тех пор, пока поезд не вышел на поворот.
Скрылся перрон. Исчезли двое, стоявшие рядом. Позади оставался город, аэродром, авиационный полк, где столько прожито и пережито. Впереди — другой полк, новые друзья. И служить он, Ладилов, будет по-новому — это твердо. Иначе нельзя.
Этому учила сама жизнь.