Иного не желаю

Так оборвалась единственная нить, ведущая к отцу и к самой себе.

Я …я не знала, как дальше строить свою жизнь – то, что передал мне отец, сильно влияло на мою жизнь, требовало подчинения, удовлетворения своих «животных» нужд и потребностей.

Тогда я впервые за многие годы пришла в квартиру родителей. Бабушка сохранила там всё по-прежнему – как музей своей дочери; не допуская даже мысли о продаже или сдаче квартиры в наём. Денег, как я уже говорила, благодаря Владимиру Баеву, на жизнь хватало…

Дома… я ходила по комнатам, по своей прошлой, по своей детской жизни, мгновенно взрослея – и теперь, глядя на всё другими глазами, понимала, что не только отец виновен в трагедии.

Они оба утратили над собой контроль. Отец – допустивший насилие над матерью, и мама, предпочевшая сдаться, а не бороться за наше счастье. Если она ненавидела отца, если она ненавидела меня, как его продолжение, она могла уйти, начать всё заново – но не бросать всё так… нелепо.

Глядя на мертвые вещи в мертвой квартире я поняла, что жизнь – это великий дар, и мы – только мы — можем ей распоряжаться. Независимо от того, что я получала в наследство от отца - я смогу это выдержать, смогу не поддаться.

Смогу.

Именно тогда, в пустой квартире моих родителей, родилось железное правило постоянного контроля над собой.

Не скажу, что удержать это правило было просто – это было невероятно сложно. Но, помянуя об истории моих родителей, я отчетливо понимала: выбора всё равно нет. Или сражаться с самой собой, или…

Но у меня получилось. Я поступила в Новосибирский технический университет на кафедру прикладной математики и информатики, закончила его с отличием, тут же получив выгодное предложение от одной московской IT-компании.

Переехала в Москву, стала продвигаться по карьерной лестнице, сбрасывая ненормальное сексуальное желание, как и прежде, в спортзале: несколько часов на тренажёрах отличный способ обмануть организм… Я так и не решилась «попробовать» запретный вид наслаждения, боясь, что после первого раза я не смогу остановится и превращусь в женскую версию своего отца… В перерывах я успела путешествовать и совершенствоваться.

Мой день всегда расписан по минутам, я никогда не позволяю себе сбиться с графика, а если график сбит не по моей вине – я тут же составляю новый, пытаясь найти способ, как избежать подобной проблемы в будущем. Я никогда никуда не опаздываю, всегда плачу вовремя по счетам, никогда не забываю о днях рождениях и памятных датах моих друзей и знакомых. Я даже никогда не наедаюсь по ночам: не потому что боюсь потолстеть, а просто потому, что это ослабление контроля над телом – то, чего я избегаю.

Я контролирую своё тело. И только я.

И даже сегодня, в день, когда мне исполнялось тридцать лет, я старательно удерживала самоконтроль, не позволив подружке заказать ещё одну бутылку вина.

— Но Тайка, — обиделась Наташка, — мы же только начали…

— Мне хватит, — покачала я головой, накрывая ладонью свой бокал. — Теперь только сок.

Подружка с укором посмотрела на меня.

— Так ведь праздник же…

— Вот мы уже и выпили, — согласно кивнула я.

— Всего два бокала вина, Тай, — рыкнула Наталья. – Два бокала… Даже для тебя этого будет мало.

—В самый раз, — подтвердила я.

Подружка обиделась, надув щеки.

— Ну, знаешь…

—Нат, ну прости, — повинилась я. – Ты же знаешь, как я плохо переношу алкоголь.

— Нормально ты его переносишь, — фыркнула лучшая подруга. — Не хуже, чем все остальные. Просто у Железной леди не может быть слабостей.

Я поморщилась.

— Не называй меня этим дурацким прозвищем.

— Тебя так весь отдел зовёт, — ухмыльнулась Наташка. — А кое – кто даже считает, что ты не человек.

— А кто? – почувствовав холодный липкий пот между лопатками и затаив дыхание, спросила я.

Наталья, ничего не почувствовав, хохотнула.

— Квантовый компьютер, ни больше ни меньше.

Тут уже захохотала и я. От облегчения. Когти под столом сами по себе втянулись в пальцы.

Пронесло.

Заметив на дисплее телефона пропущенный от бабушки, я попросила подругу заказать мне сока, пока я отойду поговорить с родственниками.

— Передавай им от меня приветы, — пробормотала подруга, изучая меню. Она уже давно знала, я никогда не праздную своё день рождения с родными. Родителям мамы всегда было слишком тяжело веселиться в день её гибели, поэтому мне всегда просто дарили подарок. За пару недель до праздника. И на этом всё.

Я и не настаивала. Праздники – не лучшее время для людей, которые только и пытаются, что удержать контроль над собой… И не продемонстрировать всему миру чудовище. Вот только не понимаю, зачем я сегодня поддалась на авантюру Натальи? Надо внести этот пункт в свой блокнот… и как можно быстрее закончить этот вечер.

Пообщавшись с бабушкой – в этот день меня традиционно не поздравляли, но звонили всё - равно обязательно, я вернулась в зал.

Наташка заказала мне какой-то дикий напиток: какофония вкусов, причем химических.

— У них не было сока, — поймав мой скептический взгляд, пожала плечами Наташка. – Но это тоже должно быть вкусно.

Оно и было.. Первый бокал. Второй. Третий. Я слишком поздно почувствовала в напитке алкоголь.

— Наташа, — рыкнула я. Подружка же только рассмеялась.

— Тая, да расслабься ты. Просто расслабься. Хотя бы впервые за свою жизнь.

А дальше… дальше мне захотелось приключений.

Ресторан, где мы отмечали мой день рождения, славился хорошей кухней и хорошей живой музыкой. Музыку, под которую люди с удовольствием едят и ведут беседу, но никак не танцуют вытянув руки вверх.

— Значит, расплачиваемся, и едем отсюда в ночной клуб, - предложила подруга. Я, потягивая очередную порцию непонятного коктейля (как Наташе удалось такой только здесь заказать), кивнула, попросив подружку подождать меня пару минут.

Сегодня ведь был не только мой вечер. Но ещё и вечер моих родителей. Когда исчез отец. Когда мама приняла решение меня бросить.

Поднявшись на сцену, я попросила музыкантов сыграть любимую мамину песню – я до сих пор помнила её наизусть. Бессмертная Пиаф и её « Я не жалею ни о чем».

Я всегда знала, что кроме отцовских плохих генов, мне достались хорошие гены матери: у меня был и слух, и голос… Я грассировала, исполняя реквием по моей матери, реквием по нашей семье и по той маленькой девочке, чьё детство оборвалось когда – то в феврале… Я пела, лениво обводя взглядом расслабленную публику.

— Хорошо поёт, — шептал пожилой мужчина своей спутнице.

— Наверное, француженка, — завистливо фыркнула за другим столиком молодая блондинка. – И это маленькое черное платье прямо как по учебнику.

— А её подружка?… нет, ты видела, она подмигнула моему Стасу, — зашептала ей рыжеволосая спутница.

Я же продолжала петь, усмехаясь про себя… петь… выплескивая всю ту горечь, что копилась долгие годы. Петь, пока…

Не натолкнулась на внимательный взгляд зеленых глаз.

Этот взгляд изменил всё. Мне словно ударили в грудь, сбив дыхание. Я замерла, оборвав песню на полуноте и продолжила, немного отстав от мелодии – так, что музыкантам пришлось подстраиваться под меня… А у зеленоглазого вдруг стали меняться глаза… желтеть, изменяться.

Я чувствовала странный – необыкновенно сильный зов, исходящий от него… мой контроль, ослабленный алкоголем, уже не мог сопротивляться этому зову, и всё же… всё же я отвела взгляд, пытаясь не допустить возникновения когтей на людях. Такого сильного приступа у меня ещё не было.

Допев припев, я быстро поблагодарила музыкантов и поспешила к Наташке, надеясь как можно скорее расплатиться и уйти.