Страница 19 из 88
Оставшись одна, Пруденс вспомнила наконец о синяке на бедре. Она подняла юбки и внимательно его изучила. Красное пятно диаметром в несколько дюймов находилось прямо на берцовой кости. Прикасаться к нему было очень больно. И что удивительно: оно до сих пор не изменило цвет. А синяки ведь обычно становятся багровыми. Наверное, не так уж сильно она ушиблась. Пруденс быстро опустила юбку. Пора приниматься за работу.
Она развернула ткань, которую принес Росс, и разложила ее на полу. Отличный муслин! Мэннингу, конечно, пришлось немало заплатить за него. Надо будет записать все расходы. Джеми вернет потом деньги. Пруденс отрезала несколько кусков, чтобы выкроить из них рубашки. К ее большому удовольствию, материи осталось довольно много. Значит, можно будет залатать подол платья, не жертвуя нижней юбкой.
Потом она свернула куски муслина, аккуратно положила их стопочкой на скамью и, нахмурившись, подумала, что не следовало проявлять такое упрямство и отказываться от предложения Росса. Ей очень хотелось прогуляться по палубе и немного проветриться. Но уступить Мэннингу?! Нет, даже одна мысль об этом невыносима. Тем более что доктор, судя по всему, решил, будто она, словно ребенок, в конце концов послушается его.
«Котеночек, по ведь упрямство и есть проявление ребячества», – часто говорил отец.
Да, это – ребячество и глупость. И вот теперь в голове у нее что-то бухало, словно там выбивали ковер. Смирив гордыню, Пруденс направилась было к двери, но услышала тихий стук. В ответ на приглашение войти в каюту шагнул молодой матрос.
– Доброе утро, мадам! – сказал он, поклонившись. – Меня зовут Томпсон, я прислуживаю мистеру Мэннингу, убираю его каюту. Но если я причалил сюда не вовремя, вы не стесняйтесь и скажите мне. Я исчезну быстрее, чем червяк с крючка, когда идет косяк трески.
– Нет-нет, – ответила Пруденс, довольная столь любезной речью. – Я как раз собиралась прогуляться.
Она прошла по коридору и заглянула в кубрик. Росс сидел за столом, а перед ним выстроились с полдюжины моряков. Рядом со шкафчиком, где хранились медицинские принадлежности, стоял краснолицый мужчина, одетый получше, чем матросы: на нем был простой, без знаков отличия китель, жилет и видавший виды парик.
Когда Пруденс появилась на пороге, Росс поднялся со стула, с трудом скрывая насмешливую улыбку.
– Так быстро?
Слава Богу, можно сослаться на Томпсона!
– Мне не хотелось мешать уборке каюты, – надменно заявила она. – И поэтому я решила принять твое любезное приглашение прогуляться по палубе.
Росс указал на человека в парике.
– Позволь представить тебе Бэйли, одного из моих помощников.
Тот улыбнулся и склонил голову:
– Добро пожаловать на борт нашего корабля, миссис Мэннинг! – Его улыбка стала еще шире. – Понимаете, я не просто помощник, а первый помощник врача. И мне очень приятно служить под началом вашего мужа.
– С комплиментами повремени до конца плавания, – фыркнул Росс и указал Пруденс на дверь. – Постой-ка в коридоре, женушка. Я должен закончить дела с этими людьми…
«Нет, ему не удастся выгнать меня, да еще так грубо и бесцеремонно!»
– Я подожду здесь, – твердо сказала Пруденс. – В коридоре слишком душно. Впрочем, если желаешь, я могу пройтись по палубе и без тебя, муженек.
Холодные синие глаза Мэннинга сузились, превратившись в щелочки. Пруденс вздрогнула и приготовилась удалиться. Но Росс, передумав, подвинул ей стул.
– Оставайся, если хочешь.
Пруденс уселась, изо всех сил стараясь сохранить независимый вид.
Росс поманил пальцем матроса, стоявшего первым в ряду:
– Подойди-ка сюда!
Лицо у матроса было осунувшееся, кожа сухая и воспаленная. Росс пощупал ему пульс, положил руку на голову и покачал головой.
– У тебя лихорадка. Может, ты сам знаешь причину?
– Так точно, сэр! – Моряк закатал рукав и показал большую рану на предплечье, из которой сочился густой желтоватый гной. Кожа вокруг покраснела и распухла. – Два дня назад мне в руку воткнулась щепка, сэр.
Мэннинг раздраженно поморщился.
– И ты решил, что рану вылечит сам Господь Бог, а помощь врача не нужна. Прочисти гнойник, Бэйли, и наложи компресс, – приказал он своему помощнику. – А потом пошли этого беднягу к Ричардсу, в лазарет. Он не сможет нести вахту, пока не пройдет лихорадка.
Пока Бэйли вводил зонд в рану, Росс начал осматривать следующего пациента. Этот матрос стонал, вздыхал и жаловался на добрую сотню болезней. Росс тщательно обследовал его. Закончив, он скрестил руки на груди и хмуро взглянул на притворщика.
– Клянусь Господом, – проворчал Мэннинг, – ты просто ленивый сукин сын и дурак в придачу! Ни черта у тебя не болит! Иди-ка и занимайся своим делом, пока я не доложил боцману, что ты увиливаешь от службы. И поблагодари Создателя: твоему здоровью можно только позавидовать!
Матрос уныло повесил голову и бочком проскользнул в дверь. Вслед за ним к Мэннингу подошел мужчина, который, дожидаясь своей очереди, все время ожесточенно чесался. Он протянул руки, показывая их Россу. Кожа была покрыта зеленоватыми струпьями, похожими на мох. Они перемежались с красными гнойниками. Пруденс содрогнулась при виде такого зрелища. Она уже раскаивалась в своем необдуманном решении остаться в кубрике.
– Меня совсем замучила чесотка, мистер Мэннинг. Вряд ли я смогу нести службу, – посетовал матрос.
Росс быстро осмотрел его.
– Если б всех, кто страдает чесоткой, освобождали от военной службы, у нас бы и в армии, и во флоте осталось человек десять. Перестань чесаться, парень! Из ранок течет гной, а от него болезнь распространяется на другие части тела. – Он взял ручку, нацарапал несколько строк на листке бумаги и отдал его своему помощнику. – Бэйли, приготовь-ка лекарство вот по этому рецепту для нашего чесоточного друга.
Очередной пациент подошел к Мэннингу, едва волоча ноги и согнувшись пополам от боли.
– На что жалуетесь? – нетерпеливо спросил Росс. Матрос откашлялся, поскреб затылок и тревожно оглянулся на Пруденс.
– Ну, сэр, я в Лондоне сошелся с одной… ну в общем, оказалось, что она – «горящий корабль». И ведь ничего мне не сказала! А теперь вот… – Он опустил глаза и тихо выругался.
Росс возвел очи горе.
– Будь я проклят. Ждать честности от шлюхи! Ладно, показывай.
– Но, сэр… – Матрос побагровел и опять украдкой взглянул на Пруденс.
– Показывай!
Матрос вздохнул, приспустил брюки и задрал рубаху. Пруденс вихрем вылетела из кубрика.
Несколько минут она стояла в коридоре, дрожа от ужаса и пытаясь забыть увиденное. Красные, воспаленные мужские гениталии, сплошь покрытые язвами. Папа умер очень быстро, маму свел в могилу какой-то непонятный тайный недуг. И сейчас Пруденс впервые в жизни поняла, как болезни могут изуродовать человеческое тело. Когда Росс вышел в коридор, ее еще продолжало трясти.
– Я… я не думала… – робко начала Пруденс, подняв на него глаза с наворачивающимися на них слезами.
Если она и рассчитывала на утешение, то ледяной взор Мэннинга быстро рассеял эти надежды.
– Я имею дело с самой жизнью. А вы строите себе воздушные замки и населяете их преданными возлюбленными, живете в придуманном мире. Если медицина отпугивает вас своей грубостью, никогда не входите в кубрик без моего разрешения.
Пруденс охватило чувство стыда. Ее гордыня была усмирена. Мэннинг попросил ее уйти, потому что хотел избавить от неприятного зрелища. Он вел себя властно, приказывал, по ради ее же блага.
– Я… простите меня, – еле выговорила Пруденс. Ее губы дрожали.
– Таково суровое пробуждение от сладких грез, – смягчился Мэннинг. – Я тоже прошу у вас извинения. – Он протянул ей руку. – Идемте на палубу.
Пруденс взяла его под руку, и ее смятение понемногу улеглось. Едва оправившись от пережитого, она спросила Мэннинга:
– А что будет с тем матросом, у которого лихорадка?
– Если начнется гангрена – а я боюсь, что так оно и случится, – придется ампутировать ему руку.