Сердце моё

Суууука, как же больно! Хочется выть. Упасть на землю и выть в голосину, выплескивая свое горе. На задворках сознания свербит мысль-" это тебе, зарвавшийся ублюдок, за то, что посмел хвалиться своим счастьем, упиваться им"- да, я не был из тех тряпок, что боятся показаться недостаточно мужественными, признавшись в чувствах жене излишне романтично. Что из последних сил плетутся бухать с друзьями, лишь бы те их не сочли подкаблучниками. Нет. Я говорил о своей любви, жил ею....А как жить теперь...как?! Каждый день просыпаться, заново ощущая эту боль? Прокручивая в голове всего лишь одну мысль " почему это произошло с ними?" Не со мной, взрослым, успевшим изрядно нагрешить, мудаком. А с маленькой глупой девочкой, что лишь строила из себя роковую женщину, и так и не увидевшим белый свет младенцем...

Где ты, Бог?! Нахуя им нужны огромный каменный склеп, что построили за нереально короткий срок нанятые мной люди, море ебучих цветов, венки с дебильными надписями от порой чужих совершено людей?! Они хотели жить! Просто жить!

****

В доме так пусто- вся прислуга в оплачиваемом бессрочном отпуске, даже охрану - и тех отпустил. Если кто-то из конкурентов решит убрать меня сейчас- я сам с радостью выйду навстречу.

Впрочем, и этого не придется ждать- мой бывший боевой товарищ, Сокол, Леха Соколов, что сейчас стал мэром нашего долбаного городишки, самолично следил за тем, чтобы из моего дома вынесли всё оружие. А у ворот поставил своих людей- чтобы я не смог никуда уехать. Вот только ушлый сучонок не просчитал, что человек, доведенный до крайности, весьма изобретателен. Особенно бывший военный.

Сидя спиной к стене, я наблюдал, как моих исполосованных запястий толчками вытекала кровь. Воздух вокруг пропитался ее железным запахом. Я лично всадил пулю в лоб той мрази, что лишила меня самого дорогого, Ураеву. Этой черно..пой мрази, что покусилась на святое в попытках обойти меня в бизнесе и власти, выбить меня из колеи. Теперь никакие долги меня уже не держат на этой земле, я смело могу идти к своим девчонкам. Пускай обо мне и скажут, что сдох как истеричная баба- вскрылся заостренной ложкой.

-Алексей Александрович, тут это...- как сквозь толщу воды до меня доносился голос одного из гориллоподобных охранников, что приставил ко мне Сокол. Его испуганная физиономия нависала надо мной, отравляя последние минуты жизни. Я бы послал его нахуй, да вот только сознание то и дело ускользало, и всё расплывалось перед.глазами.

Очнулся я в больничной палате, весь в бинтах и капельницах, а рядом- два бугая не из моих. У моих хоть угасающие остатки интеллекта на мордах присутствуют. Сокол, сука! Его бойцы! Успел, падла! Ничего, я - мальчик взрослый, не вечно будет опекать. Немного оклемаюсь- первым делом отблагодарю его за такую навязчивую " помощь". С ноги отблагодарю. В печень. Пару разиков для выражения " огромного спасибо", думаю, будет достаточно.

Траурная морда Сокола, легок на помине, крысеныш, вырисовывается в дверях палаты. Заходи, родной, ты-то мне и нужен.

Сокол, с болью в глазах окинул меня взглядом. Ну, рад? Хуле кривишься- вот на такую жизнь ты решил обречь меня, получай-распишись! Даже немного полегчало от злорадства.

Бугаи при его появлении вскакивают с табуретов, чудесным образом до этого удерживающим их огромные туши:

-Здравия желаем...- гаркают они в унисон, ну чисто дрессированные макаки, блядь!

Сокол парой слов заставляет их заткнуться и выйти. И хорошо- мне лишние свидетели ни к чему- Соколу -то ещё жить и жить, а как вернуть былое уважение тому, кого отпиздил лежачий полуинвалид?

-Ты как?- хрипло бросает он, усаживаясь на табурет. И снова морщится- хорошо хоть, сам осознает, какую глупость брякнул. Я охуенно, а что, не видно?! Как ещё может чувствовать себя человек, потерявший семью в один миг? Странным образом боль клубится внутри меня, выдавая мне поминутно все наши с Аленой счастливые моменты- вот она, после первых операций, с круглыми и блестящими от слез глазами смотрит в зеркало, все еще не веря, что эта охренительная красотка напротив неё -она. С визгом она бросается мне на шею, перемежая поцелуи с громкими " спасибо". Этой ночью ее благодарность была гораздо раскрепощённее, чем обычно. А я был просто счастлив от того, что была счастлива она.

Вот наша свадьба- десятки гостей, на которых нам обоим одинаково фиолетово. Мы дышим друг другом. Я едва не выругался у алтаря, увидев ее, такую нереально красивую, такую воздушную, в этом белом платье...

Вот она, таинственно улыбаясь, протягивает мне коробочку, а в ней- тест с двумя полосками...

Эта боль будет со мной вечно. Терзать, грызть, рвать на части. А еще- стыд, подступающий к горлу при мыслях о том, что Алену я люблю ( я не могу даже в мыслях сказать " любил"), а дочку, что так и не увидел, так и не взял на руки- всего лишь жалею. Иногда въедливый голосок внутри меня ехидно шепчет:" Если бы был выбор, кому остаться жить, кого бы ты выбрал? Жену или ребенка?".

-Что тебе нужно? - хриплю пересохшим, сорванным от крика горлом, в котором знатно поковырялись и врачи. Трубка, по которой шёл воздух, была закреплена на щеке с помощью большого куска белого лейкопластыря. Но даже боль физическая, когда я сдирал с себя все эти шнуры, провода и датчики, не перекрыла боли душевной. Если она осталась, душа.

Сокол, пытаясь не выдать жалость в глазах, смотрит куда -то сквозь меня, подавая мне стакан с водой. Смачиваю больное горло, живительная жидкость бежит прохладным ручейком вдоль пищевода.

-Соболь- Леха никогда не был мастером словесности, а тут и вовсе растерялся. Вся его здоровая фигура сникла, он нервно щелкает суставами пальцев - его мерзкая рпивычка, бесившая меня ещё со времён армейки- ты жить должен - наконец, решается он рубануть сплеча- у тебя...

-Леха, только пиздани сейчас про " всё будет, семья, дети" - и я сам лично вырву тебе кадык! - осаждаю я его попытки побыть моим личным психологом.

-Но не так же.... Алёна бы этого не хотела- пытается он выдвинуть аргумент, что удержит меня на этом свете.

"Ты-то откуда знаешь, чего она хотела?!"- едва не реву вслух. Сокол всегда был не особо лояльно настроен по отношению к Аленке, хоть и пытался это скрыть.

Молча, превозмогая простреливающую боль, охватившую всё тело разом, отворачиваюсь к стене- все потеряло смысл. Мне не хочется даже говорить с ним, каждое лишнее слово- ненужная эмоция, удерживающая меня здесь, в этом гребаном мире. Мире без неё.

Слышу, как за спиной кряхит табурет, потом шаги по комнате - Сокол всегда ходит взад -вперед, как полоумный тигр в клетке, когда на нервяке. Наконец, он бросает:

-Ты можешь жить хотя бы ради той девчонки, которой в больнице её сердце пересадили. Она, получается, не умерла навсегда...- и тут же Сокол задыхается, давясь словами- с поистине нечеловеческой силой я слетаю с кровати, ноги, только что едва ощущаемые, пружинят, когда я бросаюсь на него, хватая за горло:

-Скажи, что ты пошутил- рычу я, всматриваясь в его побледневшее лицо. Это ж какая сука ему посоветовала этот бред мне выдать? В надежде, что я клюну на подобную чушь.

-Э...тт...тооо...пппп...ррра...ввдаа..- хрипит Сокол мне в лицо, не делая, впрочем, никаких попыток освободиться. Я отталкиваю его в сторону, собираясь с мыслями. Что за хрень?

Сокол, испуганно косясь на меня, потирает свою шею. Я сажусь обратно на кровать, впиваясь в него глазами. И молча жду, пока он придет в себя. Наконец, вновь усаживаясь на табурет напротив, он тихо начинает:

-В тот день...Ну, когда....это...ну, случилось- он похож сейчас на двоечника, что не может связно рассказать домашку, трясясь у доски- Ну, ее же привезли, оформили как ДТП ( да, ДТП. Такое вот обычное ДТП, в котором тормозной шланг оказался перерезан в трех местах- для верности). А там это... Девочка лежала, от фонда операция была, донор нашёлся. Ну, тоже в ДТП умерла...а ее перепутали...ну, это...с Алёной... Ну вот, а потом не вытаскивать же обратно...