Страница 6 из 49
Согласно Джувайни, во время похода в страну тангутов Чингизхана постигла серьезная болезнь. Он вызвал к себе своих сыновей — Чагатая, Угедея, Тулуя, Кулкана, а также Джурчитая, Орчана (по другим источникам, оба последние из перечисленных сыновей умерли еще до 1226 года; см. выше) — и объявил им, что назначает своим преемником Угедея. Угедей отличается твердой волей и здравым рассудком, продолжал Чингиз-хан и он надеется, что эти его качества обеспечат приготовленному государству территориальную целостность и процветание. Затем Чингизхан потребовал от своих детей, чтобы они дали письменное обязательство, что после смерти отца согласны признать ханом Угедея, будут выполнять все его распоряжения и что не переиначат это завещание отца. Все братья Угедея сделали такое письменное заявление. Тем временем болезнь владыки стала усиливаться, продолжает Джувайни, и четвертого рамазана 624 года хиджры (18 августа 1227 г.) Чингиз-хан скончался [Джувайни, изд., т. 1, с. 142–144; пер., т. 1, с. 180–183].
Нет надобности выделять здесь особо пункты расхождения в сообщениях Джувайни и рассказах Рашид ад-Дина: для внимательного читателя они очевидны сами собой. Важно то, что Чингизхан, согласно обоим историкам, подтвердил политическое завещание о назначении своим преемником царевича Угедея незадолго до своей кончины. Однако то, что имело место после смерти Чингизхана — междуцарствие — требует разъяснения, ибо, как будет показано дальше, междуцарствие наступало и после смерти первых преемников Чингизхана и продолжалось по несколько лет.
Дело в том, что власть нового суверена могла быть признана законной, только если она освящена авторитетным мнением курултая — общего собрания членов дома Чингизхана и военачальников. Именно на курултае политической и военной элиты страны совершался акт торжественного провозглашения хана, принятия присяги и т. п. На подготовку же всемонгольского курултая царевичей уходило немалое время. Наступало междуцарствие. На время между смертью хана и курултаем назначался временный правитель государства — регент.
Согласно известиям как мусульманских, так и китайских источников, доля исполнять роль первого по времени регента в государстве монголов выпала на царевича Тулуя [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 109; История дома Чингисова, с. 143]. Оно, конечно, и понятно. Тулуй был самым младшим из „Четырех кулуков“ Чингиз-хана, „отчигином“ („владыкой домашнего огня“), и после смерти отца, согласно его распоряжению, получил в наследство 101 тысячу из 129 тысяч человек монгольской регулярной армии, „коренной йурт, который состоял из престольного города и великих станов Чингизхана“, а также все его имущество и казну [The Succesors of Genghis Khan, p. 18, 163]. Именно по приглашению Тулуя, как главы коренного йурта и ставок Чингизхана, со всех концов обширной империи стекались в Монголию принцы и принцессы, гражданские управители и военачальники, чтобы отдать последний долг основателю империи.
После похоронных церемоний, когда были исполнены обряды оплакивания и останки Чингиз-хана преданы земле, когда другие братья и царевичи все уехали каждый в свой йурт, Тулуй занялся заботами правления государством. Подробности его деятельности в качестве временного правителя Еке Монгол улуса в источниках не освещаются. Однако известно, что Тулуй так вошел в роль регента, что неохотно, под давлением китайского министра Елюй Чу-цая (о нем см. Мункуев, 1965), согласился на созвание курултая. По монгольской хронике 1240 г. и „Юань ши“, курултай царевичей, на котором они подняли на ханство царевича Угедея, произошел в год Мыши (1228 г.) в Керуленском Кодеу-арале. По словам Рашид ад-Дина, после смерти Чингизхана около двух лет престол пустовал и государству недоставало государя — лишь затем занялись подготовкой великого курултая, который состоялся наконец-то в 1229 году. Эта дата принята многими исследователями.
Таким образом, период первого междуцарствия, когда регенствовал царевич Тулуй, длился не менее полутора лет; и все это время в государстве соблюдался порядок, что имеет для нашей темы большое значение.
Итак, после некоторого промедления воля основателя монгольской династии Чингизхана все же была исполнена: согласно его завещанию, наследный принц Угедей при всеобщем одобрении царевичей, других ближайших своих родичей и военачальников взошел-таки на престол. Первый преемник Чингиз-хана правил лет двенадцать-тринадцать. Как отметил еще академик В. В. Бартольд (1869–1930), „разницу между царствованием Чингиза и Угэдэя и характер намерений последнего понимали даже сами монголы; в монгольском сказании Угэдэю приписываются слова:
„Наш царь Чингис с большими трудами создал царский дом. Теперь пора доставить народам мир и довольство и не отягощать их“. Это стремление умиротворить страну и защитить мирных жителей от притеснений и поборов было причиной главных мер Угэдэя — учреждения должности таньмачи, установления нормы податей и учреждения почты“ [Бартольд, т. 1, с. 534].
При Угедее были сделаны обширные завоевания на Дальнем Востоке (Северный Китай, Корея) и в Восточной Европе, так что в год смерти великого хана (1241) западная территория Монгольской империи включала всю местность в устье Дуная.
Все исторические источники прославляют нравственные качества первого преемника Чингизхана и с восторгом говорят о его великодушии, кротости, справедливости и щедрости. Но тот же великий хан Угедей имел, однако, весьма существенный недостаток: он был горьким пьяницей и страдал запоем, особенно в последние годы жизни. Угедея неоднократно увещевали, но хан не слушал; тогда, однажды: китайский министр Елюй Чу-цай, показывая Угедей-хану железный ободок весь изоржавевший от вина, сказал:
„Это железо, будучи вином съедено, приняло такой вид. Что же сказать о пяти черевах человека?“ [История дома Чингисова, с. 286]. После этого монгольский государь несколько уменьшил меру употребления вина. Но ненадолго. Кстати, вино и положило конец жизни Угедей-хана: он умер пьяным после очередного кутежа. Это случилось в ночь с десятого на одиннадцатое декабря 1241 года [Джувайни, изд., т. 1, с. 158; Рашид ад-Дин, т. 2, с. 43; The Successors of Genghis Khan, p. 66].
В Монгольской империи вновь наступило междуцарствие. На этот раз временной правительницей государства сделалась Туракина-хатун, одна из главных жен великого хана Угедея. По словам Джувайни, Туракина приняла регенство над царством с согласия Чагатая и других царевичей, которые будто бы объявили, что правительницей на период междуцарствия должна быть назначена мать старших сыновей покойного хана [Джувайни, изд., т. 1, с. 196; пер., т. 1, с. 240]. Рашид ад-Дин приводит иную версию ее прихода к власти. „Когда Угедей-каан скончался, — пишет он, — его старший сын Гуюк-хан еще не воротился из походов в Дешт-и Кипчак, вскоре умерла и Мука-хатун (старшая жена Угедея. — Т. С.). И Туракина-хатун, которая была матерью старших сыновей, ловкостью и хитростью, без совещания с родичами, по собственной воле захватила власть в государстве, она пленила различными дарами и подношениями сердца родных и эмиров, все склонились на ее сторону и вошли в ее подчинение“ [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 114–115].
По одной версии, Туракина-хатун сама происходила из племени меркит; по другой — она была только женой главы племени меркит и была взята в плен во время покорения меркитов Чингизханом, который отдал ее в жены своему сыну Угедею. Туракина была некрасивой властолюбивой и мстительной женщиной. Еще во времена Угедей-хана она была сердита на некоторых из государственных мужей и придворных и в душе ненавидела их. Теперь, когда порфироносная вдова хитростью и ловкостью сделалась полновластной правительницей монгольской державы, она захотела воздать каждому по заслугам. В результате в резиденции регентши пышным цветом расцвели интриги и произвол.
В начальные годы регенства Туракина все дела при ней вязали и разрешали пленная персиянка Фатима, наперсница ханши, и мусульманский министр Абд ар-Рахман. Главным из выдающихся государственных деятелей прошлого царствования, мусульманину Махмуду Ялавачу, управителю Китая, и уйгуру-христианину Чинкаю (по „Юань ши“, он был из монгольского племени кереит), главе гражданского управления империи удалось спасти свою жизнь только благодаря великодушию монгольского царевича Кутана; на требование Туракина-хатун выдать беглецов Кутан, по словам Джувайни, ответил так: „Птичка, ищущая убежища от когтей сокола, в траве находит спасение; они прибегли ко мне, выдать их было бы противно чести и великодушию“ [Бартольд, т. 1, с. 553]. Китайский министр Елюй Чу-цай — главный советник, инициатор и проводник административных, финансовых и прочих реформ Угедей-хана, был лишен власти и умер в 1243 г. под Каракорумом, столицей Монгольской империи, находившейся в долине р. Орхон [Мункуев. 1965, с. 22–23, 86]. А эмир Масуд-бек, который был наместником великого хана в Восточном Туркестане и Мавераннахре, увидев такие дела, не счел за благо оставаться в своей области и отправился в Кипчакские степи, к Бату, ища у него убежища. Постепенно Туракина сместила всех вельмож прошлого царствования [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 116–117]. По свидетельству Плано Карпини, во время его пребывания в Каракоруме в 1246 г., Туракина-хатун отравила великого князя Ярослава. Его смерть была такая. Ярослав Всеволодович был приглашен к Туракина-хатун, которая, как бы в знак почета, дала ему есть и пить из собственной руки; он вернулся в свое помещение, тотчас же занедужил и умер спустя семь дней, и все тело удивительным образом посинело [Плано Карпини, с. 77].