Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 68



2. Перенос столицы монгольской империи

В XIII в. Каракорум был одним из крупных городов на Востоке. Он представлял собой тогда не только политический, экономический и культурный центр Монголии, но и крупный узел международных отношений.

Монголы объясняют название Каракорум по-разному, именуя его «хара хорин» («черная запретная крепость»), «хара курэм» («черные камни»), «хара хорум» («черные обломки»), «хара кэрэм» («черный замок»), «кор или кол хорин» («место, о котором запрещено говорить» или «место, куда запрещено ступать ногой») и «хорин гэр» («двадцать юрт») и т. д. Изучение значения всех этих словосочетаний, возможно, покажет, что они не совсем необоснованны. Например, в древности отводились специальные места, где собирались со всех сторон вожди племен для обсуждения государственных дел. Их называли «когэр хориху гэр», «йарилчаху гэр» или «когоролдэху гэр» («юрта, о которой запрещено говорить», «юрта переговоров» или «юрта бесед»), поэтому город назвали «когэр хорин» — «запретная крепость». Во Внутренней Монголии до недавних пор сохранялись земляные фундаменты двадцати юрт, поставленных рядами, как на улицах города, и назывались они «хорин гэр» — «двадцать юрт». Местные жители сообщают: «История говорит о том, что во времена Чингис-хана монголы поставили двадцать юрт в ряд и создали свою столицу. По этой традиции ставится княжеская ставка из двадцати юрт». Во времена Лигдэн-хана (1604–1634) отдавалось предпочтение княжеским ставкам, состоявшим из двадцати юрт. Вплоть до гоминьдановского периода во Внутренней Монголии ставилось двадцать юрт в самой середине юрточного города, собиравшегося во время пиров, устраивавшихся ноянами хошунов и сеймов.

Название Каракорума в китайских источниках передается как «Хэ-ла хэ-линь». Наши исследования осложняются тем, что едва ли возможно транскрибировать «курэм» или «хорум» как «хэ-линь». Тем не менее при рассмотрении каждого компонента сочетания становится ясным, что китайское «хэ-ла хэ-линь» происходит от монгольского «хара курэм» — «черные камни».

Некоторые историки считают, что город был назван Каракорум на том основании, что его построили на старых развалинах уйгурского города Каракорума (VIII в.). Тюркское «кара корум» — «черные обломки» соответствует монгольскому «хара курэм». Нет основания утверждать, что в монгольском языке это словосочетание заимствовано непременно из тюркского или что в тюркском — из монгольского. Так как когда-то было выбрано тюркское название Каракорум, несмотря на наличие монгольского «Хара курэм», и употреблено в литературе, в настоящей работе я также применяю это название, вошедшее в обиход и зарегистрированное в исторических трудах.

Известно, что Каракорум существовал уже в VIII в., но в XIII в. он сильно вырос. В «И-ту-чжи» («Карты и описания всей империи») и других китайских источниках периода Цин отмечается, что Чингис-хан в 1220 г. построил г. Каракорум и сделал его своей столицей. Как указывает X. Пэрлээ, в европейской литературе название «Каракорум» впервые зарегистрировано как «Кара-корон» в 1246 г.[123].

Из работ иностранных и монгольских историков, изучавших историю Каракорума, исследования X. Пэрлээ представляют наибольший интерес. Он рассматривает монгольское содержание термина на основании сравнительного анализа находок, содержащихся в прежних исследованиях, и редких материалов из исторических источников.

Хотя Чингис-хан в 1220 г. и решил основать столицу своего государства в Каракоруме, но едва ли он успел выстроить город до своей смерти. Каракорум стал настоящей столицей империи во времена Огодэй-хагана.

По сообщению «Юань ши», в 1-ю луну года бин-шэнь, т. е. в 1236 г., монгольские князья и нояны собирались на пиршество по случаю завершения строительства дворца «Десяти тысяч спокойствий». В расширении города участвовало 1500 мастеров[124].

Монкэ-хаган продолжил расширение Каракорума, и можно сказать, что именно при нем город достиг наивысшего расцвета. Однако, как отчетливо показал в своем исследовании X. Пэрлээ, в правление того же Монкэ-хагана Хубилай принял решение перенести столицу в другое место[125].

В «Юань ши» встречаются сообщения, в которых авторы, искажая действительное положение, пренебрежительно пишут, что хотя Каракорум в самом деле являлся столицей Монголии, но монгольские хаганы там не жили. Однако при исследовании положения Каракорума в эпоху Юань оказывается, что, хотя город в это время и не был главной столицей всей империи, он по-прежнему оставался политическим центром Монголии. Так, торжества по случаю наследования хаганского престола проводились главным образом в Каракоруме. Царевичи, императорские родственники и другие нояны, следующие по рангу за великим ханом, которые управляли коренной Монголией, также жили в Каракоруме. Главные силы монгольской армии размещались в районе Каракорума и в случае необходимости вызывались в Китай и другие страны.

По сообщению «Юань ши» и других китайских, источников, к концу XIII в. в Каракоруме получили большое развитие различные ремесла, и туда стали собираться купцы из многих стран мира. В городе проживало особенно много богатых купцов. Кроме того, в монгольских и китайских военных гарнизонах культивировались земледелие и огородничество. По всем этим причинам в эпоху Юань Каракорум не был покинут и по-прежнему оставался политическим и экономическим центром старой Монголии.

В источниках сообщается о том, что в период правления Тэмур-хагана (1294–1307) Каракорум был перестроен, но не уточняется, какие работы там были произведены.

В Каракоруме намечалось построить красивый дворец для Хубилая, который по приказу Монкэ-хагана управлял северными округами Китая. В этот же период Хубилай лелеял мысль сесть на хаганский престол после Монкэ. По данным некоторых источников, он доставлял старшему брату (любителю выпить) всевозможные китайские вина и, спаивая его, тайно беседовал с ним о важных государственных делах. К этому времени он уже решил построить себе дворец, не уступающий по красоте каракорумскому, вблизи Долоннора в южной части Монголии. Монкэ-хаган поддержал эту затею.



В 1252 г. китайский чиновник Яо Шу посоветовал Хубилаю построить новый город в местности Цзиньляньчуань и назвать его Кайпин[126]. Хубилай, приняв предложение Яо Шу, собирался немедленно начать строительство нового дворца, но столкнулся с противодействием других монгольских крупных ноянов. В частности, нояны Ариг-Бог и Аландар, разгадавшие замысел Хубилая, неоднократно напоминали Монкэ-хагану о таящейся в этом опасности для трона. Тем не менее возможно, что в 1255 г. Монкэ-хаган дал Хубилаю разрешение построить новый город. Тогда Хубилай не ставил вопроса о переносе столицы Монголии в другую часть страны, и такая мысль, очевидно, не приходила в голову Монкэ-хагану. Позволяя Хубилаю построить новый город, Монкэ-хаган рассматривал последний лишь как административный центр для управления Китаем.

Получив разрешение Монкэ-хагана, Хубилай в начале 1255 г. поручил китайскому чиновнику Лю Бинчжуну составить проект нового города. По указу Монкэ-хагана Лю Бинчжун подготовил проект строительства Кайпина в течение того же года[127]. Многие искусные мастера, штукатуры и строители, которые были заняты на работах по расширению Каракорума, отправились на сооружение Кайпина.

Строительство Кайпина, начатое в разгар лета 1256 г., было в основном завершено к концу 1259 г. Новый город, появившийся в южной части Монголии, впоследствии стал известен как Шанду (монг. разговорное «шанд», на старописьменном монгольском языке пишется «шангду»). То, что Кайпин был назван Шанду, связано с названием реки Шанду, протекающей вблизи города. Город по-китайски именуется Шанду, и это сочетание в переводе означает «Верхняя столица». Поэтому некоторые историки, исходя из значения компонентов китайского сочетания, пишут о городе как о Верхней столице.

123

X. Пэрлээ. Монгол Ард улсын эрт, дундад уеийн хот суурины тов-чоон, с. 83.

124

Юань ши. Гл. 2, с. 5а-б.

125

X. Пэрлээ. Монгол Ард улсын эрт, дундад уеийн хот суурины товчо-он, с. 84; Книга Марко Поло. М., 1956, с. 84.

126

Юань ши. Гл. 2. Цзиньляньчуань — местность, связанная с выдающимися событиями в истории монголов.

127

Юань ши. Гл. 157, с. 8а.