Страница 2 из 102
Проснулась я от лая соседской Таи – собаки размером с кошку, не больше, а голосу такого противного, будто бензопила. Вспомнила про Андрея, чертыхнулась про себя, что заснула, старая развалина, встала и подошла к окну. Даже если приехал пока спала, свет он ни за что на крыльце не выключит. Самому не платить, чего бы не пожечь?
Света у крыльца не было, как, впрочем, и в доме. Посмотрела на часы. Три ночи. И чего проснулась в такую рань? Не заснуть теперь, к гадалке не ходи. Только если к утру.
Вдруг, мне показалось, что свет мелькнул в окне напротив. Словно быстро включили и выключили. Или с телефоном кто у окна стоял. Да не могло, - быстро одернула я себя и пошла в кухню включить свет. Коли не спится, можно чеснок разобрать на семена. Повернувшись к выключателю, я снова посмотрела на окна напротив и снова заметила всплеск света.
Нет, теперь точно не показалось. Вот ведь засранец. Приехал-таки. А может и на такси. Пьяный, поди, - подумала я и решила, что надо проверить и заставить сестре написать. А чего ж тогда он без света сидит, дурак? Или не хочет, чтобы я знала? Тогда тем более, надо проверить.
Я нажала на клавишу выключателя, но свет не загорелся. Вон оно чего! Электричества значит во всей улице нет!
Быстро накинув халат, я вышла, перешла дорогу и толкнула тяжелую калитку соседей. Она сразу открылась. Значит, дома, - решила я и, нащупав в кармане телефон, увереннее пошла к крыльцу. Если телефон у мальчонки разряжен, хоть с моего наберем, успокоим девку. Рубь за сто даю, не спит она все еще.
Дверь легко подалась, я вошла в дом. Тишина. Тикают большие напольные часы в зале, в подвале тонко пищит датчик – дает знать, что электричество выключилось. Мне Палыч осенью такой же обещал настроить, чтоб газовый котел подключить, а не дровами топиться.
— Андрейка, - крикнула я и затихла. Шорох на втором этаже, что-то будто упало мягко, вроде как пульт падает на ковер. – Андрейка, это баба Валя. Слышишь? Чего настежь-то все? Гляди, ненароком и чужой кто зайдет, пока спишь? Эй?
Писк датчика в подвале разливался в голове противным зуммером, и казалось, от него начинает болеть голова.
— Андрей, етишкина ты мать, - разозлившись, я шагнула на лестницу. Он точно был на втором этаже. – Если ты, засранец, там пьяный спишь, имей в виду, не отзовешься, полью водой.
Лестница давалась мне теперь нелегко. Больные колени поднимали меня, семидесятилетнюю худенькую женщину, словно весила я больше ста килограмм.
Когда до площадки осталась пара ступеней, я остановилась и, тяжело дыша, еще раз крикнула Андрея. Услышала шепот. Слов было не разобрать, но то, что это шепчут люди, я была уверена.
Моей ошибкой стала идея включить на телефоне фонарик. Вот тогда-то в конце коридорчика у кабинета Палыча и увидела я троих незнакомцев. Холодок по спине пробежал такой, какого я не чувствовала за всю свою жизнь.
— Зря ты это, бабка! – сказал один из них сиплым шепотом и двинулся на меня.
Что он хотел со мной сделать я так и не поняла, потому что потеряла сознание. Темнота накатила будто битум, кипящий в ведре. Густая и плотная. Сквозь нее, казалось, я все еще слышу этот монотонный писк из подвала. Больше ничего.
Плач Лизоньки я слышала где-то далеко, но могла разобрать даже отдельные слова. Было много других голосов, но я вслушивалась, выбирая ее тихий, но милый моему сердцу шепоток: «Баб Валь, ну как же, как же так? Дура я, заставила Андрейку ждать, да куда бы он делся? Спала бы себе, баб Валь, а утром я молока бы привезла, печенье твое это овсяное. Чай бы пили сидели сейчас».
Другие голоса, совершенно незнакомые мне перебивали родной голос все сильнее, напористей, и вот уже слышно только Лизкины всхлипы, а на переднем плане мужские:
— Она если умрет, не видать нам не имени, ни дома. Все продать придется, - первый голос словно ломающийся, как бывает у подростков.
— И чего делать тогда? – второй голос точно принадлежал мальчишке. – Да я и говорил тебе, что надо послать за той старухой, что отца выхаживала, а ты плюнул.
— Скажи, чтоб привели, - первый голос, хоть и был напуган, но, держался хорошо. Только чуть дрогнувшая нотка моментально снова стала крепкой.
— Сам скажи, коли господин тут, - младший явно почувствовал, что прав и решил показать, что он тоже не последнее звено.
— Ты пререкаться будешь со старшим братом? Может плетей дать? – старший явно решил показать, кто здесь хозяин.
Послышались шаги, а потом новый голос прошептал что-то и все затихло. Женщина. Не молодая.
Я сколько могла искала среди этих голосов Лизонькин, но он пропал полностью. Было так тихо, как не было даже в самые первые годы в нашем саду. Когда все только начали строить домишки, и мы с мужем ночевали там в палатке. Дочке было лет семь, и для нее это было первым приключением в жизни. Мы в темноте укладывались там втроем и сочиняли частушки. В основном это были детские, про огород, про то, что урожая у нас будет завались.
Шаги точно были рядом, но я никак не могла открыть глаза, чтобы увидеть этих людей. Словно у меня и не было глаз. Темнота по чуть снова начала засасывать меня, а я мечтала лишь об одном – хоть на секундочку увидеть еще раз лицо Лизы.
— Коли встанет, чудо будет, - скрипучий старческий голос заставил вздрогнуть. Легкие вдруг начали наполняться воздухом, и запахи, которые будто взорвались в носу, обязательно вызвали бы рвоту, но желудок был пуст, а горло слиплось от сухости.
— Ну, значит чудо началось, - уже знакомый голос раздался вдруг так близко, что я распахнула глаза и махнула руками. Передо мной стоял парень лет семнадцати: тощий, чуть пробивающийся пушок над губой, тонкий, будто вылепленый нос, брови с изгибом, голубые глаза, красиво очерченные губы.
— Пить, - с огромным трудом смогла выдавить из себя я, превозмогая боль в горле.
— Вот, вот, госпожа, пей, ну, значит, жива, жива-а, - протяжно подвывая в поле зрения появилась старая, морщинистая, как шарпей, старуха. Почти бесцветные глаза ее смотрели на меня безотрывно. Грязный платок, весь усыпанный семенами каких-то трав, прилипающих как репейник или деряба, сполз на бок, открывая не больно приятную картину – седые волосы были свалены в один колтун.
Край кружки, толстый, как барнка, прижался ко рту, и вода потекла мимо по шее, охлаждая кожу. Тело начало покрываться мурашками, но я не обращая внимания на это глотала и глотала холодную, чуть пахнущую рыбой и рекой воду.
— Где я? – слова дались мне так сложно, будто надо было не языком ворочить, а подняться по лестнице.
— Дома, госпожа, дома, - бабка суетилась, но я увидела в ее взгляде такое искреннее переживание за себя, что решила молчать. Да и сил не осталось совсем. – Спи еще, спи, а завтра и легче все станет, легче, - она кутала мои плечи, но холод, залезший под ворот рубашки с холодной водой я побороть никак не могла. Так и заснула, трясясь, как осиновый лист.
«Голова болит, скорее всего, от холода. Так бывает, когда замерзнут ноги» - моя первая мысль, когда я проснулась, удивила меня. Голова и правда, болела, но ноги были теплыми. Темноту разрезал еле-еле забрезживший рассвет. Я увидела его в окне. Окно? Да нет, это какой-то каменный вырубок в стене.
Стена, и правда, оказалась каменной,. Из открытого окна веяло прохладой, пахло туманом, но мне не было холодно. Что-то тяжелое лежало на мне, и двигаться я просто не могла, да и не хотелось.
Отсутствие рамы в окне поразило меня больше всего. Может это один из недостроенных домов? Нет, не похоже. Давно уже никто не делает окна аркой. Это модно было в девяностых, а теперь нет. Откуда я знала об этом? Из разговора соседей за высоченным забором. Точно. Они обсуждали один из строящихся домов на задних улицах поселка.