Страница 100 из 102
Глава 44
Утром допросили «добрых молодцев», но те, которых бросили, оказались куда языкатее, чем сбежавшие. Часть из них оказалась «нашими», хоть и не графы, а пониже статусом, но тоже хороши, а часть – как раз те самые, присланные королем Асталии. Вот они-то спали в конюшне и за Амиром не подумали бы ехать. Им важнее был принц.
Бирка сменил сын, и когда тот приехал, допросил еще по-своему. Тут мы узнали, что остальные в столице и надеются попасть в Магистратуру. Я написала письмо Его Величеству, описав все как есть. Снарядили обоз и отправили с охраной в столицу – там с ними пусть вошкается сам король.
Пару раз за месяц я навестила Грегори. Отметила, что обжили они лачугу – некоторые дома еще позавидуют. Парнишка сам принимал активное участие, и ему только успевали подвозить кованых гвоздей. Мужчины сначала относились к этой его очумелорукости, как к прихоти, которая пройдет через пару дней, но через неделю загорелись сами.
Снег растаял через два месяца. Ярмарка так и не случилась. Мимо нас сначала ехали верхом и в телегах по развезенной грязи мужчины, которых, как я предположила, подтягивали поближе к столице, а когда у меня зачесались руки вернуться в замок и начать заниматься рассадой, люди потянулись обратно. Это наводило на мысли о том, что все прошло. Ну, или заканчивается. Больше всего я боялась увидеть раненых. Это значило бы, что война и правда не шуточная, и король ошибся в оценке своей силы.
Варис приехал, чтобы заменить меня. По моему рисунку он построил себе ходунки. Такие мне навязывала Лизавета, боясь, что упаду вечером, когда в темноте хожу закрывать ворота, или зимой разметаю от снега дорогу. Я тогда посмеялась, привязала к ним корзину и использовала вместо небольшой тележки, в которой доставляла домой убранный с огорода урожай.
Он изготовил себе эти ходунки с небольшими колесами и жестко скрепил железной лентой, отчего на них можно было и присесть, и поупражняться. Ноги его еще дрожали, но упражнения, которые он делал, я уверена, сквозь слезы, дали свои результаты.
— Думаю, завтра с рассветом ты можешь ехать. Представляю, как у тебя руки зудят, - начал он, как только вышел из кареты, выставив перед собой свои ходунки.
— Да, и Мариса, и Лидия, все возвращаются домой.
— Как ты и велела, земли начали пахать. Мы подготовили все, что нужно. Лошадей у нас хватит. Тройка быков осилит самые тяжелые участки.
— Ты здесь нужен сейчас не меньше, Варис. То же самое нужно сделать здесь для людей, живущих в деревне. Им нужно пахать землю, они с первым теплом начали выкорчевывать и выжигать поляны от поросли. Я обещала, что плуги у них будут, а сама буду искать зерно, чтобы дать им засеять земли. Эти люди зимой не раз выручили нас.
— Согласен, Алисия. Если бы не ты, я даже не знаю, как бы мы пережили ее.
Мы оба молчали об Истане и Амире. Новостей не было. Казалось, там, за столицей поставили огромную стену. И никто не спрашивал есть ли новости, потому что сказали бы о них сразу.
Мария встретила меня в слезах, тут же усадила за стол и принялась кормить. Причем, Марису и Лидию она усадила со мной, настояла, чтобы все мы сели и выслушали ее.
Признавшись, что ждет ребенка и боится сказать об этом мужу, она расплакалась, как дитя. Когда удалось ее успокоить, оказалось, что боится она рассказать только потому, что Варис планирует полностью выздороветь, а потом заводить детей. Очень уж ему понравился мой рассказ про то, что он может с детьми играть как любой отец, если только приложит к этому все силы.
Я надеялась, что сам он понимает, что дело и так идет неплохо. Пока я ждала его приезда в отеле, научила одну из служанок массажу. Самому простому, который поможет расслабить мышцы, сделает процесс восстановления более приятным. Ему я приказала слушаться девушку, которая будет массировать его ноги с утра, как только он встанет. Только после этого он может начинать упражнения и дела. Бирк пообещал следить за тем, чтобы тот не отлынивал.
Я не стала говорить ей, что, возможно, полностью он не встанет на ноги, или же ходить ему придется с тростью. И это не самый худший вариант. Наговорив кучу приятных вещей о детях, так увлеклась, что наткнулась на ее гримасу недоверия:
— А ты то откуда все это знаешь?
— У меня три брата, Мария, и я видела малышами каждого из них, - отбрехалась я и решила заговорить о посевной. Обещала не говорить ничего Варису, но и попросила Марию пообещать мне рассказать ему как можно скорее. Эта радость должна ускорить его реабилитацию. Да и радостей в последнее время было так мало, что молчать об этом чуде было просто кощунством.
Разгар лета мы встретили во всеоружии: у нас был весь необходимый инструмент, поливальные машины, огребалки и пололки любого масштаба. Теперь любой крестьянин из нашей деревни мог пользоваться тем инструментом, что имелся в замке.
Мысли о том, что моя «коллективизация» поспешна и наделает множество бед, посещали, но я отметала их. Ссылалась на то, что эти люди прошли со мной огонь и воду, и если они захотят жить, как я, в замке, что, на деле, ни капельки не хорошо, особенно в морозы, ведь домишко прогреть дровами куда быстрее, чем трехэтажную каменюку, то пусть построят его в свободное от земли время.
Через месяц должна была начаться осень, и тогда-то я и потеряла весь свой запал, не могла больше уговорить себя словами, работой, планами и чутьем, которое якобы обязательно подсказало бы мне, если с Истаном и Амиром что-то случилось.
Люди вокруг помогали, как могли. Старик Рамин приходил во двор замка вечерами с детьми и садился у озера на наши камни. Рассказы его были похожи на сказки, и многие были бы смешными, если бы я не слышала чего-то подобного раньше. Я знала, что все это он делает только для меня.
Старая травница, выходившая меня, когда я только появилась здесь, перешла жить в замок, как только узнала, что Мария станет мамой. С ней было интересно тогда, когда она была в моментах просветления, понимания происходящего. Она рассказывала о своих травах, и часть ее монолога я успевала запомнить, чтобы потом записать и сохранить. Ведь кроме нее здесь некому было нас всех лечить от той же простуды.
В один из таких дней она долго рассказывала мне историю этого мира. Но позже, когда она снова начала нести чушь, я расстроенно выдохнула, отложила листы бумаги и прилегла на край кровати. Для нее сделали большое и уютное кресло, которое поставили в моей комнате. Я сама так хотела. Мне нравилось, как она засыпает в нем, наболтавшись, а потом засыпала и сама. Было ощущение, что она оберегает меня. Уходила в кухню к очагу она только ночью, я и не слышала этого.
Я расплела волосы, перевязала их лентой, чтобы не путались, залезла под одеяло и приготовилась слушать бред, под который, как ни странно, спалось просто божественно.
— Матушка говорила, что раньше все совсем не так было, как я тебе рассказываю и как мне бабка рассказывала. Да только матушку все считали сумасшедшей. Она говорила, что и языки были другие, и королевства тоже другие. И было их так много, что людям на короля не надо было работать. Все свои дома имели и могли через море перелететь на большой птице. И садились на птицу целой деревней… И называли ее «самый лёт».