Страница 92 из 172
Еще одна разновидность грунтового могильника исследовалась В.С. Соловьевым в верховьях Каратагдарьи (Гиссарский хребет). К числу грунтовых могильников следует отнести и захоронения VI–VII вв. на уже заброшенном городище Дальверзинтепе, стены которого, по словам Л.И. Альбаума (Альбаум, 1966, с. 63), использовались как кладбище. Ранее, во второй половине IV–V в., совершались одиночные захоронения в заброшенных зданиях городища (Альбаум, 1966, с. 63; Пугаченкова, Ртвеладзе, 1978, с. 73–74, 181).
В Гиссаре на открытой возвышенности Бабатага Б.А. Литвинским и А.А. Абдуллаевым вскрыты погребения в грунтовых ямах. Погребенные положены на спину в позе всадника, головой на северо-восток. Имеется коллективное захоронение в подпрямоугольной яме. Открыто погребальное сооружение в виде неправильного овала; в двух ямах — эллипсоидные углубления, заполненные золой, кусками древесного угля и обожженными кусками глины, перенесенными сюда, судя по отсутствию следов огня на стенах ямы, из другого места. Погребальный инвентарь весьма скудный, во рту одного из погребенных найдена монета, отнесенная Е.В. Зеймалем к VI в. н. э., другая монета — подражание монете Евкратида. Грунтовые могильники в раннесредневековый период остаются для местного населения традиционным типом захоронения.
Таким образом, для IV–VI вв. характерно бытование традиционных для Северного Тохаристана способов захоронения — трупоположения и погребения предварительно очищенных костей. Сохраняется обычай помещения в погребение разнообразного инвентаря, в ряде случаев, как в погребальных ямах Актепе II, весьма обильного, иногда среднего уровня (Каратепе, Фаязтепе) или очень скромного (Дальверзинтепе). Не исключено, что такая дифференциация связана с социальным рангом погребенных лиц, а не с этническими и культовыми изменениями. Кое-где сохранялся обычай помещения в могилу монет.
Для этого времени характерно отсутствие специально отведенных участков в городе или поселении для некрополей и специальных архитектурно оформленных наземных погребальных сооружений. Для погребений используются заброшенные жилые дома, храмы и даже керамические печи. Подобные тенденции наметились уже в позднекушанское время, когда погребения устраивались или в заброшенных оборонительных стенах (Кампыртепе), или в зданиях покинутого города (Кухнакала). На наш взгляд, это очевидный показатель того, что данные явления в погребальном обряде рождены в первую очередь внутриобщественными переменами, а не только результат воздействия внешних факторов. Второе обстоятельство лишь усугубило процесс, выразившийся в отсутствии некрополей Северного Тохаристана, что, вероятно, стоит в одном ряду с общими явлениями значительного упадка многих областей материальной культуры в Средней Азии в период становления феодализма.
Однако весьма существенно, что эти изменения коснулись главным образом тех сторон погребального обряда, которые требуют затрат труда большого коллектива людей и средств (возведение погребальных зданий), или наличия социально крепкого сообщества (устройство специальных некрополей в соответствии с общей регламентацией городского благоустройства). Эти изменения не коснулись культовой и совершенно очевидной генетической преемственности. По всей вероятности, ранние некрополи принадлежат коренному бактрийскому населению пришедших в упадок древних городов и поселений Северного Тохаристана. В этом отношении исключительно важны исследованные Т.К. Ходжайовым серии черепов из могильников Дальверзинтепе и Старого Термеза (Курган) IV–V вв. н. э. Этот автор пришел к выводу, что обе серии принадлежали европеоидному населению восточносредиземноморского типа или переходного к типу среднеазиатского междуречья, генетически связанных с населением этих городов кушанского времени (Ходжайов, 1980, с. 137–138).
Вероятно, в V в. н. э. уже начинают появляться специально возведенные погребальные сооружения. К ним относится погребальное здание «Курган» в Старом Термезе, но примечательно, что оно следует архитектурным традициям аналогичного типа построек, в частности Дальверзинского науса.
Погребальные сооружения последующего времени отличаются достаточным разнообразием: однокамерные склепы, выбитые в скальных грунтах (Биттепе) или в старых крепостных стенах (Дальверзинтепе), наземные одиночные (Шуроб-Курган) и многокамерные («Курган») наусы, керамические саркофаги (Каратепе), грунтовые могильники (Джулусай), курганные могильники (Ляхш II, Байтудашт). Они имеют много общего с погребальными сооружениями предшествующего времени. Так, раннесредневековые склепы Дальверзинтепе и Виттепе продолжают архитектурные традиции кушанского времени. Отличия заключаются в большем разнообразии архитектурно-планировочных композиций. Продолжают сохраняться многокамерные и двухкамерные наусы («Курган», Шуроб-Курган), свойственные Северной Бактрии в кушанское время (Тепаишах, Ялангтуштепе). Можно отметить и общность в строительном материале, приемах кладки стен и сводов и в других элементах строительной техники.
Особняком стоят своеобразные керамические саркофаги, зафиксированные в нескольких пунктах Северного Тохаристана (Литвинский, Седов, 1984, с. 138–140).
В целом типы погребальных сооружений, существовавших в Северном Тохаристане в раннем средневековье, продолжают развивать традиционную для этой области погребальную архитектуру. Это в какой-то мере свидетельствует об устойчивости здесь погребальной обрядности, подтверждаемой, в частности, почти полным отсутствием, как и прежде, оссуариев, которые в раннем средневековье широко распространяются почти по всей Средней Азии, охватывая, помимо древних областей их бытования — Хорезма и Маргианы, также Согд, Уструшану, Чач и Семиречье. В этом, как нам представляется, одно из главных отличий тохаристанского погребального обряда от погребального обряда центральных областей Средней Азии, в основе которого лежат, возможно, более принципиальные различия в культовых воззрениях. Второе отличие состоит в слабом распространении в Северном Тохаристане способа захоронения, связанного с предварительным выставлением трупов, которое почти повсеместно заменяет трупоположение на спине, что, вероятнее всего, было вызвано какими-то культовыми причинами.
Памятники культового характера, раскапывавшиеся в Северном Тохаристане, целиком подтверждают сведения письменных источников о широком распространении здесь буддизма. Однако нет оснований считать, что в правобережье Амударьи господство буддизма, начиная от его расцвета в кушанскую эпоху и до арабского завоевания страны в VIII в., было непрерывным и безраздельным. В конце IV — начале VI в. все буддийские монастыри, построенные и функционировавшие в кушанское время (Каратепе, Фаязтепе, Уштурмулло и др.), были заброшены, частично разрушены и использовались местными жителями для захоронений. Сейчас выявлены восстановительные работы на этих памятниках, производившиеся, видимо, уже в VI в.: в комплексе Уштурмулло, на берегу Амударьи в Шаартузском районе Таджикистана, неподалеку от Тепаишах (Зеймаль Т., 1987), была восстановлена (а по существу, возведена заново и частично реконструирована) главная ступа, а сам монастырь остался лежать в развалинах; на Фаязтепе была отремонтирована и превращена в крестовидную одна из ступ; на Каратепе возведено небольшое святилище, заново украшенное скульптурой. Разрушение буддийских сооружений в Северном Тохаристане во второй половине IV в. можно связывать с военно-политическими причинами (оккупация правобережья Амударьи сасанидскими наместниками в Кушаншахре). Их частичное восстановление в VI в. косвенно отражает изменение политической ситуации: уже не существовало официального запрета на буддизм и активной ему оппозиции.
К VII — началу VIII в. относится сооружение в Северном Тохаристане целого ряда буддийских храмов и монастырей: Аджинатепе (табл. 87, 4), состоявшего из собственно монастырской и храмовой половин и расположенного в непосредственной близости от городища Чоргультепе (Литвинский, Зеймаль Т., 1971, 1973; Зеймаль Т., 1980, и др.); храма (табл. 87, 3) на городище Калаи Кафирниган (Литвинский, 1981, 1983; Litvinskij, 1981); купольной часовни на цитадели городища Кафыркала (Литвинский, Денисов, 1973; Литвинский, Соловьев, 1985, с. 22–23). О врастании буддизма в социальную жизнь Северного Тохаристана свидетельствуют и находки буддийских текстов в городах и за́мках. Около 50 фрагментов рукописи на бересте письмом брахми было найдено на городище Кафыркала (Литвинский, Соловьев, 1985, с. 143), остатки не менее 12 санскритских рукописей буддийского содержания обнаружены при раскопках Зангтепе (Альбаум, 1963, с. 58–61; 1964, с. 73–83; Воробьева-Десятовская, 1963, с. 93–97, рис. 1, 2; 1983, с. 65–69; Бонгард-Левин и др., 1965, с. 154).