Страница 24 из 172
Яркий пример усадеб второго типа — Безымянный за́мок в Якке-Парсанском оазисе. Он представляет собой наиболее совершенный из известных пока прототипов позднейших усадеб-хаули узбеков Южного Хорезма. Планировка этой обширной (45×35 м) постройки отличалась строгой симметрией. Осью композиции плана служил широкий коридор с рядом столбов посредине, начинавшийся от входа, фланкированного двумя полукруглыми башнями, и сообщавшийся другим концом с большим крытым зимним двором. Всю западную часть дома занимали двухкомнатные жилые секции, в восточной находились помещения более парадного облика, в том числе четырехстолпный зал с суфами по периметру (прообраз будущей гостиной — михманханы). Тут же открыт летний дворик с навесами вдоль двух противолежащих стен. В северо-западном, наиболее удаленном от входа, углу располагалось культовое помещение с кирпичным постаментом на центральной оси и следом от жертвенного огня рядом с ним (табл. 3, 9, 10).
Особняком среди исследованных памятников стоит усадьба А, которую к третьему типу можно отнести только формально. Расположенная несколькими километрами севернее Безымянного за́мка, она представляла собой квадратное строение (33×33 м), северную часть которого занимал комплекс помещений, в южной находился большой двор. Планировка застроенной части отличалась симметрией. На центральной оси, ориентированной с юга на север, находились сводчатый айван с кирпичной двухступенчатой суфой внутри, квадратный бассейн и вход в усадьбу. Такое построение должно было, видимо, лишний раз подчеркнуть значимость композиции. Айван открывался к бассейну, куда вода поступала по узким керамическим желобам (табл. 3, 15). Среди окружавших бассейн помещений отметим четырехколонный зал. Наличие таких залов в раннесредневековых постройках Хорезма установлено лишь в последние годы.
Эти особенности планировки позволяют предполагать не обычную рядовую усадьбу, а «виллу» богатого землевладельца-аристократа, каким мог быть владелец Якке-Парсана.
В планировке большинства раскопанных усадеб, так же как и в за́мках, выделяются двух-трехкомнатные, гораздо реже многокомнатные ячейки с одной или несколькими жилыми комнатами того же типа, что и в донжонах. Но зато несопоставимы уровень строительной техники, качество отделки, высота и размеры жилых комнат. Например, лишь в кешках-донжонах открыты санитарные устройства — водосливы, сделанные из поставленных в яму горлом вниз крупных сосудов без дна. Специальные глиняные «шкафы для посуды» известны только в Якке-Парсане. Пищу в крестьянских жилищах готовили на открытых очагах, обведенных глиняным бортиком. В некоторых случаях на поверхности полов зафиксированы ямки от треножника. Для приготовления пищи могли использоваться и небольшие тандыровидные печки, которые ставились в угол комнаты на суфу. Продукты хранили в глиняных закромах или в ямах, тщательно обмазанных глиной. Для освещения комнат использовали глиняные светильники-чираги, ставившиеся в специальные ниши в стенах. Дневной свет проникал через двери и световые люки в крышах. Полы в жилых комнатах устилали циновками и войлоком, в кешках поверх них клали ковры.
Принимая во внимание площадь жилищ и наличие в них нескольких жилых ячеек для брачных пар, можно полагать, что в крестьянских усадьбах жили большие патриархальные семьи, уже дифференцированные в области потребления. С.П. Толстов полагает, что к жилищам более применим термин «кед», встречающийся в арабо-персидских источниках для обозначения более крупных построек (Толстов, 1948, с. 151), чем «бейт» — дом в узком смысле этого слова (Бартольд, 1963, с. 37).
В VII–VIII вв. в крестьянских усадьбах также появились донжоны и внешне все постройки хорезмийских оазисов приобрели единообразие, благодаря чему на первых этапах исследования они определялись единым термином «замки» (Толстов, 1948, с. 132–134). Однако донжоны крестьянских усадеб сильно отличались от жилых башен феодалов. Они, как правило, были однокамерными и рассчитанными на укрытие во время нападения, но могли выдержать только кратковременную осаду, поскольку не имели колодца. Зато последний являлся неотъемлемой принадлежностью кешков феодалов. Впрочем, существовали и уникальные башни-донжоны, где в центре единственного помещения находился большой колодец, и, казалось, само укрепление было создано для его защиты. В мирное время в отличие от феодальных кешков крестьянские донжоны использовались в качестве хранилищ, и в этом случае они разительно напоминают позднейшие туркменские динги. Интересно, что в других раннесредневековых среднеазиатских районах, за исключением Мервского оазиса, такие однокомнатные донжоны как будто бы не зафиксированы.
Хорезмийские раннесредневековые усадьбы и за́мки были построены из пахсы и квадратных сырцовых кирпичей размером (38–40) × (38–40) × 10 см, формат которых к концу периода заметно мельчает — (35–37) × (35–37) × 9 см. Внешние стены, цоколи донжонов и оборонительных башен возводились из толстых слоев пахсы (0,6–0,8 м), причем размеры нижних слоев превышали размеры верхних. Внутренние стены, детали интерьера делались из кирпичей. Применялся и комбинированный способ кладки, когда небольшие слои пахсы прослаивались одним или двумя рядами кирпичей (табл. 3, 5). Стены помещений толщиной 0,7–0,8 м выкладывались чаще всего из 2–2,5 ряда кирпичей. Толщина внешних стен за́мков понизу равнялась 2,5–3 м, в рядовых усадьбах — около 1,5 м. Высота помещений в донжонах достигала 3,5 м, в крестьянских жилищах она была гораздо меньше. Потолки были преимущественно плоскими, однако нижние этажи наиболее ранних зданий типа кешков перекрывались сводами. Встречаются своды и в верхних этажах донжонов, построенных в конце VII — начале VIII в. (за́мок 30). Своды делались из прямоугольных кирпичей размером 42×24(30) × (8–9) см, по-прежнему применялись для этой цели и трапециевидные кирпичи близких размеров. Очертания сводов приближались к эллипсу или параболе, но встречались и трехцентровые кривые. Техника кладки арок в это время клинчатая (табл. 3, 11–13). В некоторых случаях благодаря применению комбинированной кладки кривая арки приобретала стрельчатые очертания (Воронина, 1952, с. 102). Некоторое распространение получили в это время купола, возводившиеся из трапециевидных кирпичей. Замечено, что многие из среднеазиатских купольных построек имели культовое назначение, хотя в Хорезме так было не всегда: центральное купольное помещение Якке-Парсана культовым не являлось. Полы представляли собой утоптанные поверхности или же покрывались слоями глиняной обмазки с добавлением рубленой соломы.
Исследование хорезмийских жилищ VII–VIII вв. в архитектурно-типологическом отношении значительно расширило характеристику раннесредневековой культуры Хорезма в целом, став также основой для ряда важных в историко-культурном отношении выводов. Хорезмийские жилища обнаруживают известное сходство во внешнем оформлении кешков, интерьера жилых помещений, иногда в общей композиционной схеме с синхронными жилыми постройками других районов Средней Азии. Это, безусловно, объясняется сходным уровнем социально-экономического и культурного развития, формированием общих черт раннесредневековой культуры во всем обширном регионе. Вместе с тем нельзя не заметить и некоторые различия: в интерьере жилых помещений Хорезма отсутствуют характерные, например, для Согда выступы на суфах, использовавшиеся как «почетное место». Чрезвычайно редко встречаются четырехстолпные залы, столь типичные для других районов Средней Азии, и их облик иной. Глубокие арочные или полукупольные ниши с высокой суфой внутри, напротив, как будто бы нетипичны для остальных областей. Многими чертами своеобразия отмечен сам облик хорезмийских за́мков, выдерживающих сопоставление с синхронными им пока главным образом в общетипологическом отношении. Композиционно-планировочные решения среднеазиатских кешков многообразны, и лишь со временем отчетливее смогут выделиться локальные варианты. Сейчас же можно говорить только о направлении связей. И в данном плане становится все яснее, что архитектуре хорезмийских кешков наиболее близки мервские постройки Нагимкалы, Большой и Малой Кызкалы (Пугаченкова, 1958, с. 138, рис. 141) и, в меньшей степени, некоторые термезские здания (Лавров, 1950, с. 47, рис. 103). Не исключено, что они развивают ту же центрическую схему (с центральным композиционным ядром в виде квадратного или прямоугольного помещения, двусветного, иногда купольного), что и сасанидские дворцы в Фирузабаде, Каср-и-Ширин, Дамгане, Кише (Godard, 1962, p. 226, fig. 196; Ghirshman, 1963а, fig. 136, 137), но, разумеется, в гораздо более скромном варианте.