Страница 134 из 172
Хронология уструшанских монет пока не может считаться надежно установленной. О.И. Смирнова в одном случае указывала, что они датируются «археологически не позднее VI — начала VII в.» (Смирнова, 1971, с. 62; 1981, с. 7), в другом — она относила их «к концу VI–VII вв.» (Смирнова, 1981, с. 35). Иконографические аналогии крылатым коронам, приводившиеся О.И. Смирновой (Смирнова, 1971, с. 62; 1981, с. 32), относятся ко второй и третьей четверти VII в., что, вероятно, позволяет исключить из их датировки VI в. и, по крайней мере, первую четверть или первую половину VII в. В Пенджикенте одна из групп уструшанских монет (с именем Сатачари) представлена в слоях и кладах первой половины VIII в. (Беленицкий, Маршак, Распопова, 1980, с. 15, 18; Беленицкий, Распопова, 1981, с. 11, 13). Все это позволяет предположить, что чеканка уструшанских монет началась не ранее второй половины VII в., и продолжалась в первой четверти VIII в. Такая датировка лучше согласовывалась бы и с общими представлениями о денежном хозяйстве Средней Азии, но решающее слово в уточнении хронологии монет уструшанских правителей должно, видимо, принадлежать стратиграфическим данным — новым находкам на Пенджикентском городище и на памятниках с территории Уструшаны (включая и сведения об обстоятельствах находки двух кладов на Калаи Кахкаха I — объект VI, помещение 8 и объект V, помещение 1, которые пока не опубликованы).
Неустановленность точной хронологии затрудняет использование уструшанских монет для археологических датировок, а также в качестве исторического источника: имена правителей (Чирдмиш, Сатачари, Раханч), как их прочла О.И. Смирнова, не встречаются в письменных источниках. Сравнительно скромный титул «государь» (MR’Y), засвидетельствованный монетами, указывает на зависимость уструшанских владетелей от правителей более высокого ранга, что согласуется со сведениями Сюань Цзяна (629 г.) о подчинении правителей Уструшаны тюркам, однако, если монеты начали выпускаться во второй половине VII в., политическая ситуация могла и измениться.
Экономическая природа уструшанских монет пока не ясна: были ли они соотнесены в стоимостном отношении с серебряными монетами (и какими), или принудительный курс для них был установлен без такого соотнесения. Присутствие уструшанских монет в Пенджикенте (вне Уструшаны) как будто бы свидетельствует в пользу первого предположения, но в целом вопрос остается открытым.
Сведения о находках неуструшанских монет на территории Уструшаны, важные для выяснения и политическо-экономической ориентации этой области, и общей картины денежного обращения в раннесредневековый период, не публиковались. Две находки раннечачских монет на территории Уструшаны: курган 1 могильника Оутсай и поселение Кайрагач в Юго-Западной Фергане (Брыкина, 1982, с. 89, рис. 60) — пока остаются единственными свидетельствами непосредственных контактов Уструшаны с Чачем в период, предшествовавший появлению в Уструшане своих монет. Об определенных связях с Самаркандским Согдом во второй половине VII — первой четверти VIII в. дают представления находки там (в частности, в Пенджикенте) монет уструшанских государей, но стоят ли за этими торговыми контактами и какие-то политические отношения, пока остается не вполне ясным. Еще меньше известно о взаимоотношениях раннесредневековой Уструшаны с Ходжентом в сфере денежного обращения: монеты раннесредневекового Ходжента если и чеканились, то остаются невыделенными.
«Белым пятном» в истории денежного обращения Уструшаны остается и период борьбы за независимость против арабов, продолжавшийся в Уструшане дольше, чем, например, в Самаркандском Согде. Можно предполагать, что в последней четверти VIII в. в Уструшане уже обращались арабские дирхемы и фельсы, а хождение местной монеты прекратилось.
Хотя первые чачские монеты — шагающий лев, «вилообразный» знак и согдийская легенда (табл. 123) — были выделены почти сорок лет назад (Смирнова, 1952, с. 39–43; 1958, с. 251–253; 1961, с. 130–134) среди пенджикентских монет (с учетом находок на Актепе близ Ташкента, Мунчактепе у Беговата и др.), их изучение далеко от завершения. Широкое и систематическое изучение археологических памятников среднего течения Сырдарьи (Канка, Кендыктепе, Ханабадтепе, Юнусабадское Актепе, Мингурюк и др.) дало резкое увеличение монетных находок. Сейчас накопление материала продолжается, разрабатывается (в первую очередь благодаря работам Э.В. Ртвеладзе) систематика чачских монет, решаются вопросы их хронологической и исторической атрибуции, уточняется локализация разных групп монет.
О том, что сферу серебряного обращения в Чаче обслуживали в раннесредневековый период драхмы «бухархудатского» образца, было известно давно (Массон М., 1955а), но, как показала Е.А. Давидович (Давидович, 1979, с. 106, 115), здесь осуществлялся и выпуск таких монет («первый тип» по ее классификации). Дальнейшая разработка вопроса о чачском серебре «бухархудатского» образца непосредственно зависит от накопления данных о находках таких монет: они опознаются по сочетанию второстепенных иконографических деталей и не отличаются от «бухархудатских» монет, выпускавшихся в других центрах, ни легендой, ни изображениями, ни дополнительными элементами монетного типа. Дополнительные арабские и согдийские надписи, которые появляются на «бухархудатских» монетах Самарканда и Бухары со второй четверти VIII в., на чачских выпусках не выявлены, что, возможно, связано с иным политическим статусом областей по средней Сырдарье — с их меньшей политической зависимостью от арабских наместников в Хорасане и Мавераннахре. Отсутствие таких дополнительных легенд (с чем бы оно ни было связано) осложняет изучение чачских выпусков «бухархудатских» драхм, разработку их относительной и абсолютной хронологии. Выпуск «бухархудатского» серебра в Чаче начался, видимо, не ранее второй половины VII в. (позднее, чем в Самарканде) и продолжался, по крайней мере, до первой четверти IX в., когда оформилась металлическая, курсовая и «терминологическая» разница между дирхемами мусайаби, мухаммади и гитрифи, также восходящими к «бухархудатскому» серебру (Давидович, 1966, с. 119–125), а возможно, и несколько позднее (Давидович, 1979, с. 114–115).
Самые ранние чачские выпуски из меди — монеты (табл. 123) с изображением на л. ст. головы правителя влево (или, значительно реже, вправо), а на об. ст. — особой разновидности тамги и согдийской легенды, в которой В.А. Лившиц с уверенностью читает только титул «государь», переданный гетерограммой MR’Y в измененной форме — MY’R (Археология СССР, 1985, табл. CXLIX, 15; Брыкина, 1982, с. 89, рис. 60). Сейчас известно около 1500 раннечачских монет (в том числе большой клад с городища Канка, находки на Кендыктепе и других памятниках), сильно различающихся по весу (от 3 до 0,15-0,2 г), по степени схематизации изображений, по фактуре кружка и т. п., но явно составляющих единую типологическую группу. Видимо, нет оснований относить начало выпуска этих монет к III в. н. э. (Археология СССР, 1985, с. 303). Характерная для них тамга (на об. ст.) точно повторяет тамгу, с которой начинается согдийская надпись на блюде из Керчева (Смирнов, 1909, табл. XXV, 53), упоминающая «чачского государя» (Лившиц, Луконин, 1964, с. 170–172; Лившиц, 1979, с. 57). Само блюдо с изображением сасанидского кушаншаха Варахрана II (Луконин, 1967, рис. 1, с. 25–26, 31) датируется последним десятилетием IV или самым началом V в., но согдийская надпись на нем (как и тамга) явно была выполнена позднее времени изготовления, уже после того, как блюдо попало в Чач (попытка видеть в этом блюде произведение «местных торевтов» нуждается в более серьезном обосновании, чем обнаружение в Чаче серебряных рудников (Буряков, 1987, с. 36), — блюдо изготовлено в сасанидских традициях и, несомненно, сасанидским мастером, не в «Бактрии или Согде» (Пугаченкова, 1981а; ср.: Буряков, 1987, с. 36) вообще, а в сасанидском Кушаншахре). Так устанавливается терминус-пост-квем для раннечачских монет — не ранее V в. Но это не исключает для них и более поздних дат в пределах VI или ранней части VII в.: монеты, судя по их многочисленности и типологическому разнообразию (разновременные серии с явными признаками постепенного накопления отклонений от исходного образца, схематизации и т. п.), выпускались долго, а смена их другими группами чачских монет происходит только в VII в. Нет никаких оснований предполагать, что существовал перерыв в чачской чеканке, между раннечачскими сериями и выпусками VII–VIII вв.