Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 130 из 172

Выделение «чаганианского» и «вахшского» ареалов требует комментариев с точки зрения особенностей обращения местных подражаний сасанидским драхмам. Эти подражания (по сравнению с прототипами) пониженного веса: в кладе из Чоргультепе подавляющее большинство подражаний драхмам Пероза с надчеканом «тохарский» имеют вес от 1,7 до 2,1 г; для чаганианских подражаний драхмам Хосрова I Э.В. Ртвеладзе называет несколько более высокий вес — 2,4–2,5 г. (Ртвеладзе, 1987, с. 124), при весе собственно сасанидских драхм того же Хосрова I свыше 3,5 г. Учитывая, что замкнутые зоны обращения для каких-то групп монет возникают, когда стоимостное содержание монеты (в данном случае — количество серебра, пошедшее на ее изготовление) оказывается ниже установленного «курса», можно представить, что обращение тохаристанских подражаний сасанидским драхмам осуществлялось и в «чаганианском» ареале, и в «вахшском» на штуки, без проверки веса монеты, как если бы каждое такое подражание было полновесной драхмой, а за пределами той территории, для которой каждая группа подражаний была предназначена, такая пониженного веса «драхма» значительно обесценивалась, так как ее стоимость уже определяло только количество серебра в монете. В связи с этим получают объяснение и многочисленные надчеканы, которыми удостоверялось право монеты на хождение по определенному «курсу» в определенных территориальных границах. Видимо, контуры монетного ареала должны были совпадать с границами юрисдикции тех властей, которые выпускали такие монеты и метили их надчеканами, т. е. с границами политико-административных единиц (владений), существовавших в раннесредневековый период в Северном Тохаристане и эксплуатировавших право монетной чеканки. И чаганианские, и вахшские подражания содержат примерно одинаковое количество серебра. Вахшские подражания драхмам Пероза несколько ниже по весу, но в чаганианских подражаниях драхмам Хосрова I больше примесей меди, цинка и свинца (Ртвеладзе, 1987, с. 124). Однако свободного хождения их в «чужом» ареале мы не наблюдаем. Недопущение на свой рынок «чужих» монет (при примерно одинаковом содержании серебра и в них, и в «своих»), видимо, определялось не только политическими, престижными и тому подобными внеэкономическими соображениями; их присутствие в сфере обращения представляло бы серьезную экономическую угрозу: ограничение возможностей для выпуска своей неполноценной монеты и извлечения из этого прямой выгоды.

Такой подход к интерпретации данных о территориальном распределении разных групп подражаний сасанидским драхмам в Северном Тохаристане может быть использован и при осмыслении собственно археологических материалов, так как письменными источниками, необходимыми для этого, мы не располагаем.

Но вопрос о распространении здесь подражаний сасанидским серебряным монетам имеет и другой аспект — хронологический. Сосуществование чаганианских и вахшских серий подражаний фиксируется не ранее 80-х годов VI в. Со второй половины VII в. подражания драхмам Хосрова I сменяются в денежном обращении Чаганиана местной чеканкой, вырастающей из этих подражаний, драхм (также пониженного веса) чаганхудатов (Ртвеладзе, 1987, с. 123), местной династии правителей, просуществовавшей до последней четверти VIII в., — анэпиграфных монет и монет с курсивной легендой бактрийским письмом (Ртвеладзе, 1987, табл. 22, 23). Видимо, вахшские подражания драхмам Пероза (с согдийской легендой «тохарский» в надчекане) хронологически параллельны этим чаганианским выпускам и продолжали чеканиться и оставаться в обращении вплоть до середины VIII в. (совместная находка на Аджинатепе с дирхемом 750/751 г.).

К сожалению, надежных критериев для разработки относительной и абсолютной хронологии более ранних эмиссий сасанидского образца в Северном Тохаристане, и в первую очередь местных подражаний драхмам Пероза, пока невозможно предложить. А находки монет из раскопок оставляют слишком большой простор для чисто умозрительных заключений о датах (Вайнберг, Раевская, 1982, с. 66–68 и др.). Даже в фундаментальное исследование Р. Гебля, посвященное монетам «иранских хуннов» и учитывающее основные зарубежные собрания монет эфталитского круга, новые монетные материалы из Северного Тохаристана позволяют внести существенные дополнения и уточнения. Так, вахшская группа подражаний Перозу, фигурирующая в этом труде как эмиссия 290, отнесена Р. Геблем к «хуннским» выпускам в Индии (Раджпутана) второй половины VIII в. (Gobl, 1967, bd. I, s. 200; bd. II, s. 51; bd. III, taf. 80), а согдийскую легенду в надчекане он рассматривает как нечитаемую испорченную легенду пехлеви (Gobl, 1967, bd. II, s. 161, КМ 89; bd. IV, taf. 9). Еще сложнее датировать многочисленные надчеканы, которые встречаются как на подлинных сасанидских драхмах, так и на подражаниях им, так как они могли наноситься на монету не только вскоре после ее выпуска, но и значительно позднее (ср.: Ртвеладзе, 1987, с. 121 и сл.). До появления полной публикации всех накопленных в настоящее время монетных находок из Северного Тохаристана и новых экземпляров с твердыми археолого-стратиграфическими датами на разработку надежной хронологии этих эмиссий, видимо, не приходится рассчитывать, а датировать слои с помощью только таких монет следует с большой осторожностью и вынужденно широко.

Предположительно, до появления новых данных, можно представить, что во второй половине V и первой половине VI в. в Северном Тохаристане обращались (наряду с собственно сасанидскими монетами) подражания драхмам Пероза, а обособление «чаганианского» и «вахшского» ареалов, как и значительное падение веса подражаний местной чеканки, происходит, как справедливо отметил Э.В. Ртвеладзе, не ранее второй половины VII в. Независимо от того, был ли Чаганиан завоеван Хосровом I или нет, исходным условием для такого обособления монетных ареалов должно было стать вхождение этих территорий в состав разных политико-административных единиц (владение Чаганиан и владение Вахш).





Общая картина обращения медных монет в раннесредневековом Северном Тохаристане пока известна далеко не полно, но принципиальная схема была такой же, как в других областях Средней Азии: медные монеты, выпускавшиеся в качестве монетных знаков, были соотнесены с серебряной монетой данного владения, но внутри такого владения, как, например, Вахш, могло, видимо, существовать несколько центров более низкого административного ранга, каждый из которых изготавливал свою медную монету для своей непосредственной округи (внутри владения с единой серебряной монетой местной чеканки могло существовать несколько самостоятельных ареалов со своей медной монетой в каждом).

На данном этапе изучения наибольшие трудности вызывает выделение медных монет второй половины V–VI в. и их ареалов. Предположительно может быть выделена эмиссия Кобадиана этого времени (табл. 121, 8), но она пока известна лишь по трем экземплярам. Два из них найдены на поверхности городища Тахти-Кобад, третий — из коллекции Е.А. Пахомова — беспаспортный. Но не исключено, что эти монеты проникли сюда с левобережья Амударьи. Правда, сведений об их находках на территории Северного Афганистана тоже нет (Зеймаль, 1978, с. 205, табл. V, 18).

Более определенно выделяются монеты Термеза: скифатные, анэпиграфные, с изображением на л. ст. правителя в три четверти, а на об. ст. якореобразной тамги (табл. 121, 1–4). Более тридцати таких монет найдено на Каратепе, Фаязтепе, в развалинах Кургана на городище Старого Термеза и на Чингизтепе (расстояние между этими памятниками составляет не более 1,5–2 км).

Дополнительную информацию о находках монет этой группы приводит Э.В. Ртвеладзе, упоминая об одном экземпляре с городища Шуроб-Курган и о таких же монетах «на некоторых памятниках низовьев Шерабаддарьи» (Ртвеладзе, 1987, с. 126). Предложенная для этой группы монет датировка концом V–VII в. (Давидович, Зеймаль, 1980, с. 73) не была принята Б.И. Вайнберг. Она датирует их «от второй половины IV в. и, вероятно, до конца V в.» (Вайнберг, Раевская, 1982, с. 66). По мнению Э.В. Ртвеладзе, «нижнюю дату их выпуска следует отнести к началу V в., а период их обращения продлить на весь VII и даже первую половину VIII в.» (Ртвеладзе, 1987, с. 126), т. е. хронологические рамки для термезского локального чекана должны составить около 350 лет. Стратиграфические данные Каратепе, Фаязтепе и Кургана на городище Старого Термеза не содержат каких-либо указаний на принадлежность этих монет к первой половине V в., а в качестве аргумента в пользу распространения датировки этой нумизматической группы на VII — первую половину VIII в. названа только совместная находка одной такой монеты вместе «с вариантом подражаний Перозу, датирующихся концом VI — первой половиной VIII вв.», т. е. предлагаемая для термезского локального чекана дата «омолаживается» путем приплюсовывания к VI в. еще полутора столетий. Уже отмечалось, что для некоторых серий подражаний драхмам Пероза остаются принятыми вынужденно широкие даты, использовать которые необходимо с большой осторожностью. Не считая датировку термезских анэпиграфных монет концом V — началом VII в. окончательно установленной и вполне допуская возможные поправки к ней и в ту, и в другую сторону, необходимо отметить, что для этого нужны более веские основания, чем только что разобранные: три с половиной века на существование этой небольшой количественно серии монет «отпустить» невозможно.