Страница 3 из 11
– Котлетку хочешь? – разулыбалась дама, протягивая ей промасляный пакет. – Домашние. Андрейка нажарил. Меня Маргарита Николаевна зовут, а тебя?
– Настя, – потупила девушка глаза, взяв протянутую котлету.
– Работаешь?
– Да. Учителем.
– Да?! – Изумленная дама дважды икнула и, забыв извиниться, продолжила допрос: – Где живешь?.. Сколько получаешь?.. Какая квартира у тетки?..
Вопросы просто градом посыпались на бедную Настену. Уйти от ответов не представлялось возможным. Перво-наперво потому, что в очередной раз скандалить с мегерой, отказавшись отвечать, было смерти подобно, к тому же вторая котлета, появившаяся в руке девушки, как-никак обязывала продолжать разговор. Во-вторых, Настя, заведомо зная судьбоносное значение подобных столкновений с человеческими индивидуумами, уже была готова к дальнейшему продлению знакомства с этой женщиной. Она еще не могла предположить, во что выльется эта встреча, но в том, что выльется обязательно, была уверена на все сто процентов…
– Хорошая девочка. – Маргарита Николаевна ласково погладила ее по волосам сальной, пахнущей котлетами ладонью. – Адрес мой запомнила? Вот и умница. Если что-то не так, обязательно разыщи меня. Вернее, нас…
С легкостью тяжелоатлета женщина подхватила с земли свои баулы и, высоко неся сверхобъемную грудь, двинулась к стоянке такси. Несколько минут простояв в оцепенении, Настя решительно направилась в противоположную сторону. До дома тетки было три автобусные остановки, но она все же пошла пешком. Погода благоприятствовала прогулке. Да и не прятать же столь неожиданно свалившееся на нее убранство в автобусе, среди толпы уставших и обезумевших от толчеи горожан.
Мужское внимание приятно любой женщине любой возрастной категории, а когда тебе слегка за двадцать и основной контингент твоего населенного пункта составляют незамужние учительницы, доярки и убеленные сединами старцы, то продефилировать по улицам города, чеканя шаг точеными ногами, сам бог велел.
Настена стремительно продвигалась в сторону улицы Лемешева, на ходу отмечая, с каким интересом скользят по ней взгляды представителей сильнейшей половины человечества. Кривая ее настроения, немного подпорченная навязчивой попутчицей, вновь стремительно поползла вверх. Длинные пряди волос развевались от легкого ветра. Яркий здоровый румянец окрасил тугие щечки, а глаза заискрились от радостного предвкушения. Она вошла под арку дома, ведущую во двор, и остановилась, немного переводя дыхание.
Теткин дом стоял между двумя другими домами, тесно с ним соприкасающимися и образующими букву «п». Жильцы этих трех домов беззлобно называли сей архитектурный излом «пентагоном». В центре п-образного бетонного монстра вполне мирно и беззаботно существовал весьма и весьма уютный дворик. Множество дикорастущих слив и вишен, хаотично разбитых клумб. Кое-где виднелись возделанные участки с угадывающейся даже в теперешних сумерках белокочанной капустой. Не совсем по-городскому, но зато по-домашнему.
Настя прошла через двор к центральному подъезду среднего дома. Тетка ее жила на втором этаже в огромной четырехкомнатной квартире и слыла среди жильцов дамой суровой и неразговорчивой. Но племянница-то прекрасно знала, что добрее и отзывчивее человека вряд ли можно было сыскать. А суровость и неразговорчивость всего лишь внешние атрибуты, жизненно необходимые, по мнению ее покойного мужа, подруге работника Комитета государственной безопасности. Не дай бог ей улыбнуться соседке или посидеть на лавочке у подъезда. Следовала мгновенная проповедь о кознях врагов государства, которые не дремлют и умело используют таких вот наивных дурочек в целях преступных, на благо вражеских контрразведок. Именно этот фактор и сыграл главную роль в выборе Настей места проживания. Как ни билась тетка с ней, как ни просила, Настя была неумолима и все то время, пока училась в институте, и после его окончания скиталась по общагам. Выносить ежедневные нотации кагэбиста, правда, к тому времени уже отставного, было выше ее сил.
На пятом году Настиного студенчества супруг ее тети неожиданно слег и, проболев пару месяцев, скончался. Тетка осталась одна в огромной – более ста метров – благоустроенной квартире с добротной старинной мебелью. Она было вновь обратила свой взор в сторону несговорчивой племянницы, но та к тому времени дала слово декану, что поедет работать в одну из самых малоперспективных деревень, и заставить ее свернуть с этого пути не смогли бы даже силы небесные. Вот и коротала свой век одинокая женщина, живя короткими и нечастыми встречами с Настеной. Вязала красивые ажурные шали, скатерти и салфетки, коими потом забивались ее многоярусные шкафы. Сиживала долгими зимними вечерами с книжкой в обществе здоровущего черного кота, прозванного Магистром. И описывала в длинных и подробных письмах к племяннице свое одинокое времяпрепровождение. Из этих писем Насте было доподлинно известно, кто и когда в «пентагоне» родился, кто женился и умер. Как назвали первенца молодожены с площадки на четвертом этаже соседнего подъезда. Каким образом удавалось пожилой женщине, практически не выходившей из дома, узнавать все эти подробности, для Насти оставалось загадкой…
В радостном предвкушении встречи, подняв глаза на окна второго этажа, она неожиданно почувствовала, как внутри у нее что-то тихонько и тревожно заныло. Час был не ранний – половина седьмого вечера. Уже достаточно успело смеркнуться для того, чтобы обитатели этих трех домов зажгли свет в своих окнах. Но вот теткины окна отчего-то были темны. Прежде такого не бывало никогда.
Стараясь не питать услужливое воображение ужасными картинами, Настя влетела в подъезд и в два прыжка поднялась на площадку второго этажа. Но воображение притормозить не удалось. Тяжелая дубовая дверь теткиной квартиры была заперта и, что самое страшное, опечатана маленьким грязновато-лиловым клочком бумаги с расплывчатым подобием штемпеля.
– Ч-что это?! – сипло выдавила она, обращаясь к соседке по площадке, которая высунула нос из-за двери своей квартиры. – Алла Ивановна! Что это?!
Та смерила девушку неодобрительным взглядом поросячьих глазок и зачастила, срываясь на фальцет.
Из ее пространного монолога Насте с трудом удалось уловить, что ее тетка ушла из дома две недели назад и не вернулась. Никто бы и никогда не обратил внимания на отсутствие «нелюдимой грымзы», если бы не взбесившийся кот Магистр. Тот то ли от голода, то ли от переживаний за свою хозяйку начал жутко орать и кидаться на окна. Самые сердобольные вызвали милицию и представителей ЖЭКа. Дверь взломали. Кота накормили. Тетку нашли чуть позже… в трупохранилище.
Справка, вложенная в руки все тех же соседей по дому, гласила, что старушка скоропостижно скончалась от инсульта. Суровый санитар, злобно осмотрев притихших людей, безапелляционно заявил о полном отсутствии свободных мест и огромной цене на имеющиеся свободные. В результате недлительных переговоров тетю решили похоронить за счет местных органов власти как спутницу жизни одного из выдающихся работников КГБ, ныне также покойного…
– А что же мне не сообщили?! – оторопело выдавила Настя, все еще не осознавшая до конца всей тяжести случившегося. – Я же ее единственная родственница!!!
– Хороша родственница, если родную тетку раз в четыре месяца навещаешь! – фыркнула соседка и, напоследок осуждающе сверкнув глазами, хлопнула дверью.
Рано потеряв родителей – они погибли в автокатастрофе, – Настя не жила в мире иллюзий и знала, что все люди смертны. От визита к визиту она отмечала, как стареет ее тетушка. Как, украденные временем, тают ее силы. Мысленно она не раз прокручивала ситуацию ее кончины, отодвигая этот рубеж до необозримых временных далей. Ей виделась тетушка на смертном одре лет, скажем, через двадцать. Истлевшая старушка, к тому времени отметившая свое девяностопятилетие. Ее маленькая ручка в Настиной ладони и масса напутственных речей, не внять которым она не смогла бы. Но чтобы вот так… Чтобы быть подобранной на улице как последняя бродяжка…